— Слушаю. Брехт. — Не скроешься же, раз телефон этот звонит, то прошёл через коммутатор, и не обманешь, что на учениях был. В соседнем кабинете лейтенант Володька знает, где сейчас комбриг.
— Ты, Брехт, так и не научишься представляться, как положен. Слушает он. Ну, слушай. У меня на столе листок один лежит, даже два листка лежат. На одном я выписал все кляузы на тебя. Кратенько. А на втором листке — приказ об аресте командиров в 1-й Отдельной Краснознамённой армии. Тебе какой зачитать? — Надо же, только о Мехлисе подумал, и вот тут, как тут, и арестом грозит. Ну, это вряд ли. Хрен им, а не Брехт. Тех двоих или троих, НКВДшников, что могут за ним послать, он легко отправит в места вечной охоты. Потом спокойно соберётся, возьмёт жену и детей и перелетит во Владивосток на летающей лодке, а там, через товарищей контрабандистов, в Америку.
— Давайте приказ, товарищ заместитель народного комиссара обороны. — Иван Яковлевич усмехнулся. Нет, если бы хотели арестовать, то этого звонка бы не было. Главное теперь, не показать, что хоть чуть-чуть испугался. Кто трусов любит!?
— Я же тебе, комбриг, раз пять уже повторял, называй меня — Лев Захарович и короче и спокойней, а то гаркаешь, как все, уши болят.
— Так, приказ же, Лев Захарович, — вот, не станет звонить и Захаровичем называться, если там арестовать решили.
— Не интересно с тобой Брехт. Хорошо, по делу давай. Читаю кляузы. По порядку поступления. Первая от лейтенанта Хайдарова. Пишет, что ты ему пальцы на руках сломал.
— Врёт, това… Врёт, Лев Захарович, я ему только на одной руке пальцы сломал.
— То есть, не отрицаешь, что как в царской армии рукоприкладством занимаешься. Да не солдатиков царских мутузишь, а командиров Красной Армии.
— Нет, Лев Захарович, это не я рукоприкладством занимаюсь, а он.
— В смысле, он на тебя напал?
— Нет, я на него, но перед этим …Там, так дело было, моя приёмная дочь перед поступлением в медицинский институт у нас в госпитале подрабатывала медсестрой. Ну, а лейтенант Хайдаров туда попал летом с пищевым отравлением. Дурак, ягод нажрался волчьих. Ну, Валька ему лекарства принесла, а он её за задницу схватил. Дочь у меня пять лет у-шу занималась. Борьба такая китайская, навроде нашего самбо. Ну, она руку его в захват взяла и два пальца ему сломала. Тот в крик. А у меня жена в госпитале служит. Она на крик прибежала, а он, в смысле, лейтенант Хайдаров, кричит, что арестуйте, мол, девку, она на него напала и руку ему сломала. Катя, это жена моя, дочь увела и мне позвонила. Я пришёл, выслушал обе стороны и решил, что этот придурок уже на семь лет тюрьмы заработал, а у него ещё одна рука целая, так он может и на добавку раскрутиться, жалко пацана стало. Молодой, деревенский дурачок. Только училище закончил. Пограничником был. Вот, я и решил помочь ему. Взял и ещё два пальца на другой руке сломал. Ну, чтобы не смог повторить попытку изнасилования.
— Ты, серьёзно, комбриг, — заржали на той стороне провода.
— Так точно, то… Лев Захарович. Серьёзно.
— И что сейчас с лейтенантом Хайдаровым?
— А чего с ним, служит у себя в разведывательном батальоне, у-шу занимается. Отличник боевой и политической подготовки. Я, если честно, то сомневаюсь, что он мог рапорт на меня написать. Может, только в первый день. Так он тогда писать не мог.
— Да, на рапорте есть приписка, что со слов Хайдарова написано, лейтенантом Малининым.
— Вона чё?! Малинин — погань редкая. Ничего, усилим воспитательную работу. Научим Родину любить.
— И что мне прикажешь делать с этим рапортом? — Мехлис зашуршал бумагами.
— Пусть лежит. Они оба должны знать, что там их писульку прочли и оставили без последствия, Это серьёзно простимулирует к повышению дисциплины и усердию в изучении «Науки побеждать», — Брехт, скрипнул зубами. Малинин вечно всем недовольный и, самое главное, подстрекающий других на всякие вот такие жалобы, так-то достал его уже прилично. Ничего, скоро Халхин-Гол, война покажет, кто чего стоит.
— Интересный подход к воспитанию молодёжи. Ну, чёрт с ними с дристунами. Вот следующая бумага посерьёзнее. От майора Звягинцева, и написана она им собственноручно. Знаешь такого?
— Так точно. Командир 191-го стрелково-пулемётного батальона. Хороший командир, не расстреливайте его.
— Шутишь всё! Он написал рапорт, что ты в его батальоне запретил отрабатывать приёмы штыкового боя. Устав не про тебя комбриг написан? Что за выдумки? Поясни?! — Разозлился Лев Захарович. Даже слюна через трубку долетела.
— Я считаю, что воевать сегодня, как воевал Суворов, нельзя. Сейчас наоборот всё. Штык дурак, а пуля … молодца, молодец, в общем, штыковой бой это последнее, что может понадобиться в современном бою. Гораздо важнее уметь стрелять, правильно и быстро окапываться. Правильно ходить в атаку, ползать по-пластунски, наконец, уметь.
— А если патроны кончились, а на тебя враг прёт!? — продолжал рычать Мехлис.
— Лев Захарович, давайте я вам, чтобы сбить накал беседы, анекдот про рукопашный бой расскажу.
— Анекдот? Мне?
— А, блин, вам нельзя анекдоты рассказывать? Я же не знал.
— Вот, ссука, даже ругать тебя расхотелось. Ну, рассказывай свой анекдот, но к майору Звягинцеву всё одно вернёмся.
— Чтобы вступить в рукопашный бой, опытный, подготовленный боец осназа должен:
1) Потерять на поле боя винтовку, пистолет, нож, поясной ремень, лопатку и каску.
2) Найти ровную площадку, на которой не валяется ни одного камня или палки.
3) Найти на ней такого же придурка в рядах неприятеля.
И только после этого, вступить с ним в рукопашную схватку.
Там не смеялись. Ну, да бойцов осназа пока не много. Настоящие, так вообще только у него.
— Чёрт с ним со Звягинцевым, — откликнулась всё же трубка. Долго молчала. Минуту, не меньше. — Чёрт с ним, а что вместо штыкового боя.
— Нужно всем красноармейцам и командирам выдать пистолеты ТТ, и наш штык заменить на штык-нож, как на «Арисаке». Пусть у бойца кончились патроны. Или неприятель идиот, ну, командир у них идиот, и повёл этот идиот таких же идиотов в штыковую атаку. Достал красноармеец Иванов ТТ и семерых врагов отправил к их богине Аматерасу или к их богу Тору. Если рота наступает на роту, то при нормальном владении пистолетом враги не добегут до окопа. А если батальон наступает на взвод, то последних трёх бегущих легко увернувшись, от этой длинной палки, можно подтянуть к себе за неё и всадить нож в живот или в горло, в зависимости от того, хочешь ли ты помучить этого врага или убить быстро и безболезненно. Согласитесь, Лев Захарович, что даже если вы лучший в мире штыковой боец, то восьмерых или семерых врагов в этой толкучке не заколите. Штык пока вынешь из тела, пока сделаешь новый замах, уже получишь чужой штык под рёбра.
— Вот ты сам и подвёл себя к ловушке, — гоготнула трубка. Брехт ловушки не видел, но решил подыграть бооольшооому начальству.
— Где ловушка, Лев Захарович?
— Я думал, ты умней, Брехт. А если тебе надо в атаку идти! Что и там штыковой бой не нужен.
— Лев Захарович, вы же можете потребовать поменять устав. Нужно в уставе написать, что если красноармейцы самостоятельно побегут в штыковую атаку, то командир подразделения должен открыть огонь на поражение им в спину. А если командир вылезет из окопа и поведёт людей в штыковую атаку, то красноармейцы должны штыками заколоть такого командира.
— Ну, ты там ври, да не завирайся, а то ведь я пожалею, что вычеркнул твою фамилию из списка на арест, — опять там зарычали.
— Сначала окопы противника должны быть перепаханы тяжёлой артиллерией, потом миномётами, а потом под прикрытием плотного пулемётного огня за танками пехота должна ворваться в окопы деморализованного врага и перестрелять их из пистолетов или автоматов. Лев Захарович. Я слышал, что на Ковровском заводе № 2 начали выпускать пулемёт-пистолет системы Дегтярёва. Можно направить мне несколько экземпляров и …
— Пистолет-пулемёт, да это ерунда. Бессмысленное оружие, дальность невелика, патрон слабый, вечно ломается.