— Возможно, тот, который зовут Плавником, мой господин. Во всяком случае, эту гору местные называют младшей. Она в заливе Приуса. По земле туда не добраться.

— А на самолете?

— Да, мой господин.

Антрос оглядел дымящиеся танки и груды трупов. Местные уже выходили наружу, боязливо посматривая на библиария.

— Мы с тобой и пилотом отправимся туда, — сказал он. — А прочие пусть останутся здесь и разгребут этот бардак.

Отдав распоряжения, Луций зашагал обратно к воротам.

Мефистон ощутил лишь мимолетное раздражение. Он в таком совершенстве овладел техникой временного смещения, что шагнул в застывшее мгновение еще до того, как хотя бы один снаряд попал в его солдат. Дульные вспышки болтеров предателей превратились в ряды неподвижных белых огней, освещающих их лазурные доспехи. Мефистон все пересчитал. Федорак не ошибся. Здесь находилось сто рубрикантов, похожих на зловещие статуи. Они замерли в одинаковой боевой позе, целясь из украшенного оружия от бедра.

Кровавые Ангелы позади него застыли в попытке увернуться и вскинуть болт-винтовки. Рацел обеими руками схватил рогатый посох, и варп-молнии уже разгорались внутри черепа. На дальней стороне зала прямо у закрытых дверей стоял Федорак. Его глаза расширились, волосы встали дымом, но Мефистона впечатлило то, что полковник все-таки поднимал пистолет, готовясь открыть ответный огонь, пусть его и окружали ряды одоспешенных голиафов.

— Ты достиг начала в конце, — заговорили в унисон сотни голосов.

Сбитый с толку Мефистон поглядел на рубрикантов.

— Здесь, — добавили голоса.

Властелин Смерти повернулся обратно к алтарю. Невероятно, но закутанное создание неспешно шло к нему, возникнув в том же осколке времени. Они никогда прежде не встречались, но Мефистон тут же узнал и простую изношенную рясу, и змей, свисающих из рукавов.

— Цадкиил.

— У нас было, есть и будет столь много общего, — произнес демон.

Когда тот подошел ближе, Кровавый Ангел увидел причудливое лицо, все эти годы преследующее его во снах: побелевшую гладкую кость черепа хищной птицы, чей зловещий клюв торчал из-под тяжелого капюшона.

Конечно, Мефистон не был глупцом и потому не собирался болтать с порождением ада, но все же задал один вопрос:

— Что привело тебя сюда? Почему Сабассус?

— Поразительно. Совершенно прекрасно, — Цадкиил разглядывал его, оценивая доспехи и оружие. — Катализатор новой зари.

— Катализатор?.. — покачал головой старший библиарий.

— Твоя душа, Мефистон. — Демон медленно обходил его по кругу, будто изучая любопытный образец. — Она совершенно необычайна. Триумвират желаний, надежд и жажд. Ты из нового вида. Понимаешь? Абсолютно нового. И благодаря тебе возникнет Новое Царствие.

— О чем ты?

— Ты спросил, что привело меня сюда. — Цадкиил по-прежнему кружил по залу, легко махая посохом из стороны в сторону. — Две причины, Мефистон. Первая — братья.

— Горы?

Конечно, Мефистон поддерживал беседу, но понимал, что уже потратил слишком много времени. Внешность демона не могла его обмануть. Он чувствовал исходящие от рясы Цадкиила волны психической силы, омывающие его доспехи. Это было все равно, что стоять рядом с громадным генератором. Пока демон хвастался, Властелин Смерти мысленно перелистывал сотни текстов, ища нужное заклятие.

— Это не горы, — усмехнулся Цадкиил.

С этими словами он вновь взмахнул посохом, на сей раз неистовее, и позади Мефистона один из заступников вспыхнул синим пламенем. Огненный вихрь был столь яростным, что осветил целый зал. Кровавый Ангел, все еще застывший от смещения времени, не сдвинулся с места, но из глотки его вырвался мучительный вой. И в тот же миг звук исказился, превратившись в прекрасную мелодию.

Мефистон бросился вперед и сделал выпад Витарусом, но меч рассек лишь дым и угольки, лязгнув по полу.

Цадкиил исчез.

— Пики — частицы божественной воли, — провозгласил демонический хор. — Осколки великого лабиринта.

Мефистон споткнулся, потеряв равновесие из-за козней демона, и увидел, что тот вновь стоит у алтаря. Над ним появлялся фрагмент знака — часть круга и усеченные символы, сотворенные из того же синего пламени, в котором пылал его боевой брат. Образец оккультной символогии проступал в воздухе, мерцая и сыпля искрами.

Властелин Смерти вновь ринулся к противнику, занеся клинок над головой.

— Они — семена Изменения, — произнес Цадкиил с другого конца зала. — Когти бога.

Еще одна вспышка, и пламя охватило второго Кровавого Ангела. Броня обоих заступников отвратительно сплавлялась с плотью. Они выли, зная, что горят. Еще один вопль слился с гимном, и еще одна частица круга появилась в воздухе, образуя основу пылающей пентаграммы над алтарем.

Но Мефистон не чувствовал ни ярости, ни жажды крови, ни даже ненависти. Даже вопли боевых братьев не могли лишить его безмятежности. Он спокойно остановился перед алтарем, взвешивая возможности. Властелин Смерти мог бы попытаться погасить терзающее воинов пламя варпа. Однако сдерживание времени требовало огромных сил. Если он будет бороться с психическим огнем, то наверняка время ускользнет из его хватки, и тогда снаряды болтеров попадут в остальных Кровавых Ангелов. А ведь это было не какое-то жалкое оружие смертных. Тысяча Сынов владела испорченными подобиями болтеров Адептус Астартес. При попадании его братья умрут.

Он мог вновь попытаться ударить Витарусом, но демон явно обладал возможностью разделять время на еще более мелкие частицы, что позволяло уклоняться от клинка. Поэтому лучше всего было и дальше искать в памяти способ усилить обряд изгнания. Требовалось психическое средоточие, нечто достаточно мощное, чтобы направить его варп-силы.

— Это Серебряные Башни, — сказал Цадкиил, воспламенив третьего Кровавого Ангела небрежным тычком. Новая четверть пентаграммы загорелась над алтарем, еще один голос присоединился к жуткому хору.

— Серебряные Башни? — Вот теперь дрогнуло даже самообладание Мефистона.

Пока он ошеломленно качал головой, демон ударил еще одного Кровавого Ангела, и загорелась последняя часть пентаграммы.

Мефистон готовился к нескольким сценариям, но не мог предвидеть такого размаха угрозы. Серебряные Башни. Он читал о них десятки фолиантов. Громадные цитадели из энергии варпа, частицы безумного лабиринта Тзинча. Даже одна стала бы угрозой стабильности Галактики, исполинской глыбой нереальности, наделенной достаточной мощью, чтобы на немыслимом расстоянии нарушать все законы физики. А Цадкиил говорил, что таких на Сабассусе девять.

— Душ обычных смертных недостаточно, чтобы полностью их пробудить, — добавил демон, показав на горящих космодесантников. — Мне нужно было что-то более редкое.

Повисшая позади Мефистона пентаграмма пылала так яростно, что воздух стонал и содрогался. Цадкиил шагнул к Рацелу, игриво взмахнув посохом.

— Нет, — прошептал Властелин Смерти.

Он уже собирался броситься на помощь другу, когда ему пришла мысль получше. Он вспомнил, что важен не источник энергии, а применение. Старший библиарий развернулся на каблуках и вонзил Витарус прямо в центр пылающей пентаграммы, прокричав психическую команду, едва клинок рассек свет. Невероятная мощь вырвалась из знака, и Мефистон обратил ее в несущееся по воздуху пламя, отбросив Цадкиила от Рацела.

Он ожидал, что поток вскоре угаснет, но тот лишь усилился. Пламя текло сквозь содрогающийся клинок. Чары отбросили демона к дверям на дальней стороне зала. Мефистон зашатался, пытаясь удержать мощь пентаграммы, и тогда воздух вокруг Цадкиила пошел рябью и начал сминаться, открывая взгляду пейзаж, что не мог существовать внутри колдовской цитадели: город наполняли хрупкие башни и согнутые шпили, омываемые прерывистым сиянием. Над ними кружились знакомые звезды, и Мефистон понял, что видит не варп, а иной мир в системе Просперо.