Мефистон отошел от ксеноса и достал сферическое устройство из-под мантии, держа палец прямо над драгоценным камнем-активатором. Арлекин напрягся, а затем попытался броситься на него, но рухнул на землю, охнув от боли и сверля Ангела взглядом.

— Ты понятия не имеешь, какая там заключена сила.

— Я ведь сказал тебе, что умею читать, — постучал пальцами по рунам старший библиарий.

Когда Мефистон увидел панику в глазах ксеноса, то вспомнил бесчисленные смерти от рук альдари, свидетелем которых стал. Злоба чужаков не знала границ. На глазах Властелина Смерти те уничтожали целые города по причинам столь абсурдным и сбивающим с толку, что их могли понять лишь другие ксеносы. Конечно, боль арлекина едва ли приносила ему особенное удовольствие, но было нечто истинно справедливое в обмане обманщика.

— У меня все так же нет причин тебе помогать. Ты ведь включишь устройство, как только я перестану быть нужным. Едва я проведу тебя через Всяко-Где, ничто не помешает тебе разрушить Око Дромлах.

— И как же я вернусь? — поинтересовался Мефистон, шагая по мосту. — Ты называешь это Всяко-Где, я — путевой паутиной. Вот только я мало что знаю о ней, кроме названия. Карт для нее у меня нет. Если ты умрешь, а Око будет уничтожено, как я вернусь через Великий Разлом?

Ксенос скривился, но снова смог встать, не выпуская нож, и поковылял к Властелину Смерти, оставляя за собой кровавый след.

— Ты хочешь моей гибели, мон-кей, это так же ясно, как то, что я хочу твоей. Неважно, убьешь ты меня сейчас или по возвращении.

— Ладно. Тогда умри сейчас, — пожал плечами Мефистон и обратился к другим Кровавым Ангелам: — Братья, возвращаемся на корабль. Здесь нам не пройти. Мы отправляемся к Протоке Нахмунда, а это место уничтожим, как только вернемся на «Клятву».

— Подожди! — рявкнул ксенос. — Мы не договорили.

— Но мы в тупике. Как насчет решения? Проведи нас через Паутину на другую сторону Великого Разлома, и я верну тебе это оружие самоубийства.

Оскал альдари оказался таким же кошмарным, как свисающая с шеи маска.

— Лжец.

— Меня можно назвать по-разному, но не лжецом, — покачал головой Мефистон. — Я клянусь самим Ангелом Сангвинием, что, если ты проведешь меня через Разлом, я выпущу тебя невредимым и с устройством в руках.

Ксенос уставился на него.

— Или же я убью тебя прямо сейчас, как ты и напрашиваешься, и вернусь на корабль. После чего у меня не останется причин сохранить развалины.

Арлекин закрыл глаза, прошептал что-то и медленно кивнул. Он подтянулся ближе и показал на портал.

— Видишь верхнюю левую часть Ока?

Едва Мефистон поглядел туда, как чужак бросился вперед и ткнул кинжалом под нагрудник Мефистона.

— У ядов на этом клинке нет ни одного известного противоядия, — усмехнулся он, сверкая глазами.

— На каком клинке?

Ухмылка ксеноса поблекла, когда он поглядел вниз и увидел, что в его кулаке ничего нет.

Властелин Смерти снова предугадал его действия. За удар сердца до этого он вырвал кинжал, пройдя через грань времени.

— Кто ты такой? — вопросил альдари, пораженно уставившись на него.

Мефистон протянул руку и разжал кулак, показав ему раздавленный латницей клинок.

— Я — надежда.

— Прыгайте! — заорали Федорак и Малик, когда гвардейцы поднялись из укрытий, ведя ответный огонь по деревьям, пока включали гравишюты.

Омытые лазерным огнем изменники Гоурин выбегали из леса. Обстрел становился все более яростным, и вокруг уже начала разлетаться на части каменная кладка. Полковнику оставалось лишь броситься вперед и надеяться, что бойцы последуют за ним.

На лету заработали ускорители, но он держал их на половине мощности, чтобы пикировать куда быстрее, чем обычно. Федорак молился, чтобы река оказалась такой же глубокой, какой выглядела.

Какофония выстрелов оборвалась, когда он рухнул в стремительные воды, но вновь впилась в его уши, едва полковник вырвался на поверхность, плотно сжав зубы. К своему облегчению, он увидел, что десятки солдат смогли последовать приказу и падали вслед за ним. Но потом его взгляду открылась настоящая причина бегства Зура.

Половина «Заключенных в аду» еще готовилась к броску, когда мост поглотила ослепительно-белая стена пламени.

«Они заложили взрывчатку…» — подумал Федорак, плывя вниз по реке, кувыркаясь и кружась из-за бурного течения. Он понял, как хитро его провела Гоурин. Она заманила полковника сюда, прочь от укрепленного штаба, и он угодил в западню. На Гузерат еще падал град горящих тел, когда прогремел второй взрыв, вырывая из древнего моста целые глыбы.

Федорак потерял место бойни из виду, когда поток потащил его вниз. Он отчаянно размахивал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и наконец дотянулся до каменного выступа. Полковник попытался подтянуться, выбраться из неистового течения, но что-то не выпускало его. Выругавшись, Федорак понял, что зацепился за ветку одним из ремней гравишюта. Гвардеец отчаянно боролся, а вода хлестала его по лицу. Он никак не мог вырваться.

Тогда офицер выхватил секач и ударил им по ремням, сбрасывая шют, после чего с трудом выкарабкался на грязный берег, кашляя и отплевываясь.

Отползающего от реки промокшего полковника, чья рука онемела от удара о камни, омывал золотой свет. Остатки моста пылали, а в реке барахтались горящие солдаты, заходящиеся в предсмертных воплях.

Но мост не разрушился. Напротив, он казался обновленным. Теперь, когда кладка отпала, взгляду открылись металлические зеркальные пластины, что сверкали под палящим солнцем, будто рыбья чешуя.

Еретики продолжали наступать из леса, ведя шквальный обстрел. Федорак бросился в заросли, сорвал с пояса пистолет и огляделся в поисках выживших. Вокруг на деревья падали раскаленные камни. Десятки солдат последовали за ним и добрались до реки, но теперь гибли под лазерным огнем, не успевая доплыть до берегов…

Полковник попытался выстрелить из пистолета, но услышал лишь жалкое хлюпанье. Заклинило.

— Чтоб тебя! — процедил Федорак, представив суровый праведный лик Императора в столовой.

Он потряс головой. Нет, в этом безобразии виновен только он сам. Глупо винить бога. Нужно все исправить.

Полковник спрятался за деревьями и прищурился, высматривая организатора западни.

Вот она. Гоурин. Вероломная крыса неспешно шагала к горящему мосту и небрежно отдавала приказы, держа в опущенной руке пистолет. На ее лице застыла та же самодовольная ухмылка, что и обычно. Полковник едва удержался от того, чтобы выскочить из-за деревьев и броситься прямо к ней.

Едва. Но он смог справиться с собой. Гоурин окружали десятки изменников. Его застрелили бы прежде, чем он успел бы добежать до нее.

Федорак направился к еретикам, держась в глубокой тени и крепко сжимая в руке секач. Если он подберется достаточно близко, то сможет ударить. Вероятно, без вождя изменники передерутся между собой. А если нет, то полковник хотя бы сможет заставить Гоурин заплатить за все.

Пламя начало угасать, пока он крался, но некоторые из изменников включили люмены, и Федорак увидел противников до отвращения ясно.

Сама Гоурин осталась прежней: ветеранка, отмеченная шрамами, примерно пятидесяти лет от роду, с короткими серыми волосами. Но у многих ее бойцов появились уродства. Какие бы извращенные верования ни заставили солдат взбунтоваться в казармах, они меняли воинов. Болезнь умов становилась и болезнью тела. У нескольких гвардейцев кожа приобрела пугающий серебристый оттенок, мерцая, точно чешуйки, на мосту. Большинство солдат по-прежнему носили стандартные бронежилеты и мундиры, но даже под привычной формой было ясно, что плоть некоторых мутировала, приняв новые очертания.

Федорах уставился на них, не совсем понимая, что он видит. В таком обманчивом освещении он мог ошибиться, но, похоже, один из предателей обзавелся новыми конечностями: из-под наплечника свисала спутанная масса чего-то извивающегося, будто клубок змей. Сперва он даже решил, что это просто обрывки одежды, но затем заметил, как они двигаются, корчась и сплетаясь. Но солдат не вопил от ужаса, а, судя по всему, гордился своей внешностью, стоя рядом с Гоурин с важно поднятым подбородком и уперев в бок приклад лазерного карабина, будто позировал для пикт-снимка.