— Что все это значит? — скрепя сердце спросил полковник.

Абориген провел закрепленным на ружье фонарем, высвечивая из тьмы образуемые стволами очертания.

— Это лицо Тзиамо, — ответил Зур, говоря даже тише, чем обычно.

— Лесного духа? — не удержавшись от усмешки, спросил Федорак, уже слышавший это имя. Если анура и заметил издевку, то пропустил ее мимо ушей и лишь неспешно кивнул.

— Тзиамо из Девяти. Одного из Девяти Братьев. Система, которую вы видите, — очертания его лица. Хорошо, что вы можете заметить лишь его часть. Узревшие всё лишаются рассудка. Смертные не должны видеть лица бессмертных. — Зур шагнул к Федораку. — Если вы покинете дельту, чтобы посетить других братьев, то тоже заметите системы.

Полковник отступил на шаг, с неприязнью глядя на блестящую кожу аборигена.

— Ты говоришь о ложных богах? — Голос Федорака посуровел.

— Конечно нет, полковник, — отступил Зур, тряся головой. — Император — единственный истинный бог. Я говорю не про богов. Братья — сердце леса. Его душа. Но не боги.

— Просто бессмертные? — скривился гвардеец.

— Если вы приглядитесь к деревьям, то увидите, — помедлив, ответил анура, явно чувствующий себя неловко.

Откуда-то сверху донеслись вопли, а затем очередь лазерных выстрелов.

Федорак побежал вдоль деревьев, браня себя за то, что отвлекся, и целясь из пистолета в тени.

— Сержант Малик? — заговорил он по вокс-бусине в воротнике. — Это культисты?

— Нет, полковник, — раздался ответ. — Джунгли.

Фердорак уже собирался уточнить, когда увидел все сам, перепрыгнув через ствол рухнувшего дерева. Часть лесной почвы провалилась, и теперь три гвардейца барахтались на дне трехметровой ямы. Казалось, что на них постоянно падает земля, будто лавина, но полковник уже видел такое. Он опустил пистолет. Солдаты выли от боли, зовя на помощь. Федорак, как и остальные, лишь попятился, тряся головой.

То, что казалось осыпающейся землей, было на самом деле тысячами насекомых, называемых жуками-утопцами. Бронежилеты пытающихся выкарабкаться из ямы солдат уже распадались. Утопцы были свирепыми плотоядными тварями, что выкапывали ямы, заполняли полости собственными панцирями и терпеливо ждали, пока к ним не свалится обед. Они интересовались лишь сытной, богатой мясом пищей, и иногда проходили месяцы, прежде чем попадалось нечто достаточно крупное, чтобы угодить в ловушку.

А затем твари начинали бешено кормиться.

Федорак знал каждого солдата. Это были храбрые гвардейцы, пережившие десятки кампаний в дельте и не заслуживающие столь жуткой гибели. Но он никак не мог их спасти. Любой подошедший слишком близко к яме стал бы новым блюдом для тварей. Потому полковник прошептал молитву и трижды спустил курок, оборвав мучения вопящих солдат меткими выстрелами в голову. Их безмолвно рухнувшие тела скрылись из виду под копошащимся роем жуков.

— Значит, это безопасная тропа?!. — гневно посмотрел он на Зура.

— Полковник, эти твари повсюду, — ответил анура, выглядящий так же бесстрастно, как и всегда.

— Примкнуть штыки! — приказал сержант, повысив голос, чтобы его услышали все солдаты на тропе. — Проверяйте перед собой землю.

Гвардейцы мрачно глядели на еще шевелящуюся яму. Некоторые из них шептали молитвы спеша исполнить указания.

— Нам следует идти медленнее, — сказал Малик, оглянувшись на Федорака.

— Но мы должны добраться до Оксийского моста раньше еретиков, иначе окажемся у них на виду, — возразил проводник. — И засады не будет.

— И что ты предлагаешь? — махнул пистолетом летом в сторону провала полковник. — Опять угодить в ловушку?

Зур огляделся, а потом показал карабином на ручей.

— Твари избегают влажной земли. В ожидании пищи они вынуждены оставаться сухими. Если мы пойдем по воде, пожалуй, будем в безопасности.

— Пожалуй? — поднял бровь Федорак. Зур уже собирался что-то сказать, но полковник пре рвал его, махнув рукой. — Знаю, иначе тут в лесах и не бывает.

Он повернулся к сержанту и кивнул. Малик отдал приказ гвардейцам, и они, спотыкаясь, пошли через грязные воды.

Впрочем, солдаты передвигались достаточно быстро и спустя полчаса обошли уступ горы, после чего местность выровнялась. Конечно, полог леса остался все так же непроницаем, и чем выше они поднимались, тем сильнее сгущались тени. Федорак все яснее видел систему деревьев, но теперь, после слов Зура, старался не обращать на нее внимания.

Наконец солдаты начали спускаться по другой стороне Когтя, видя перед собой куда более впечатляющий поток воды. Гузерат был одним из самых крупных притоков реки. Даже тут, так высоко над руслом долины, его воды были глубоки и текли быстро. Повсюду виднелись ветки и другой лесной мусор, а в нескольких местах, где крона имела прорехи, вода сверкала в пятнистом свете, рассыпая изумрудные и серебряные отблески на стволы деревьев.

— Это еще что? — прошептал Федорак, оглядываясь на краю реки.

Стоящий совсем рядом сержант потряс головой, собираясь спросить, но умолк и посмотрел наверх.

— Двигатели?

Полковник кивнул. Откуда-то сверху доносился до боли знакомый рев ускорителей.

— Это не наши самолеты, — протянул он, покосившись на сержанта.

Малик опять покачал головой.

Они стояли, слушая, как вой прометиевых моторов становится громче. Нечто пролетело прямо над ними, а затем вдоль горы и затихло.

— А кто еще может летать над Когтем? — нахмурившись, спросил Федорак.

— Наверное, культисты захватили парочку? — пожал плечами сержант.

— Нет. В Орксусе таких самолетов не было. К тому же двигатели, похоже, крупнее, чем на каком-либо из наших.

— Мы задержались, поднимаясь вдоль потока, — подошел к ним Зур. — Нужно поспешить, если хотим добраться до моста вовремя и устроить засаду.

— Вы слышали его? — проворчал Малик, окинув гвардейцев суровым взглядом. — Шевелитесь!

Гвардейцы побежали вдоль берега так быстро, как могли, перепрыгивая через камни и упавшие ветки и скользя в грязи.

— Это настоящий мост? — недоверчиво произнес Федорак, когда наконец увидел показавшуюся из тумана цель.

Он-то думал, что Оксийским мостом называлось природное образование из скал, но очертания впереди казались рукотворными. Конечно, мост явно пострадал из-за прошедших долгих лет или войны, а может, и того и другого, но его изначальную форму все равно можно было представить. И едва Федорак попытался, как у него разболелась голова.

— Кто это построил?.. — прошептал он, хмурясь так, будто смотрел на ослепительный свет.

В мосту было нечто… потустороннее. Пролет казался переплетением сухожилий. Большая часть осыпающихся камней выглядела серой, но местами сохранилась изначальная окраска. Похоже, некогда мосту придали очертания рыбы, металлической и переливающейся, будто зеркало, скрученной в дугу над Гузерат. Впрочем, ни одна настоящая рыба так бы не выгнулась. Целый пролет извивался в нарушение законов физики.

Федорак отступил от берега, пытаясь понять, что же видит, но все стало лишь хуже. Теперь он заметил, что и другие участки моста сгибались и закольцовывались столь же невозможным образом. Должно быть, каменщики были гениями или безумцами, раз претворили такой ошеломляющий замысел в жизнь. Еще больше смятение усугубляли зеркальные панели: из-за них плоскости и вершины будто сливались друг с другом.

— Это творение твоего народа? — оглянулся он к Зуру.

Проводник потряс головой, и Федорак впервые заметил на его лице проблеск чувств. Ошеломление от такого предположения.

— Мост существовал задолго до нас, — ответил он. — Это часть лика Тзиамо. — Анура показал карабином на склонившиеся над ними деревья. — Разве ты не видишь, что это — часть целого?

Полковник уже собирался ответить что-нибудь беспечное, когда понял: Зур прав. Замеченная в расположении деревьев система продолжалась в рыбовидном мосту, бывшем частью все того же потрясающего лабиринта. Отчего-то это откровение наполнило Федорака всепоглощающим чувством ужаса. Пугающие узоры всегда находились здесь, извиваясь и петляя по горе и веером расходясь от этого невероятного моста. Они существовали тысячи, а то и миллионы лет. Офицер споткнулся и остановился, видя узоры повсюду, даже на стволах деревьев и в водоворотах реки.