Спонсор не разоблачил бы себя настолько быстро, если бы не репортаж, который вывел его на эмоции. Все же очень удачно Карина успела передать запись Карену, а тот отправил Марка отследить «подарок»! Не факт, что без этого оперативность федеральной разведки оказалась бы на высоте.

В таком ракурсе девушка однозначно будет признана пострадавшей и нуждающейся в защите, как свидетель преступления. Промышленник в ее адрес высказал явную угрозу, а такие намерения при его статусе и связях приводятся в исполнение быстро.

К тому же невооруженным взглядом видно, что у Карины совершенно иной, отличный от идейных мятежниц менталитет. Сам факт, что она, находясь среди повстанцев, критиковала их действия, говорит о ее высоких моральных качествах. Девушку постоянно мучили угрызения совести, когда приходилось переступать черту порядочности.

Она и Марка не подставила перед Кареном — похоже, привыкла держать свое слово. Значит, выполнит обещание и согласится принять помощь следователя. Карина уважает мнение Марка, а личного жизненного опыта у нее маловато.

Хорошая девчонка. И ее чувства приятны, греют душу. Вот только… Что может дать ей Марк? Перспектив с ним у Карины никаких. Понятно, почему она к нему потянулась — сработали чувство благодарности за защиту, привычка, тесное общение… Но не та это основа, на которой следует строить гармоничные отношения и крепкую семью. Ладно бы объект симпатии был достойный, а так…

Так что пусть возненавидит Марка за равнодушие, зато в итоге будет счастлива со следователем. Да, он сделал этот выбор за нее, но в последствии она будет ему за это благодарна.

Вот такие мысли одолевали мужчину. Впрочем, все это пряталось под маской бесстрастности и угрюмости. Если бы сейчас на него посмотрел кто-то посторонний, то вряд ли бы догадался, что именно испытывает невзрачный служащий, почему-то замешкавшийся у входа.

Он настолько ушел в себя, что вздрогнул от неожиданности, когда его окликнул знакомый голос:

— Привет, М-кх… кх-кх… гм… — Собеседник хрипло закашлялся, видно, в горло попало что-то. И завершил фразу: — Марк. Видок у тебя аховый… Никак дела не закончишь?

— И вам не хворать, Профессор, — несомненно соблюдая приличия, ответил визави, сунув руки в карманы широких брюк. — Ну да, есть еще задачки, которые нужно решить.

— Ага… Ладно, не буду мешать.

Собеседник собирался развернуться и уйти, но Марк его остановил:

— Одну минуту! Уже сообщили, когда состоится судебное заседание?

— Завтра в полдень.

— Ясно. Процесс показательный. Транслировать собираются?

— Только публичную часть, где рассматривается дело де’Лоста и его офицеров. Масштабная операция, ее итог общественность обязана увидеть.

— С провокаторами и террористами по-другому нельзя, — согласился Марк.

— Я слышал, де’Лоста психовал и орал, когда узнал, что дела мятежниц рассмотрят в закрытом режиме, не допуская огласки. Дикарь! Женщин никогда не осудят публично. Просто потому, что те не являются объектами, на которые направлены военные действия. И для зрительниц не появится общественно опасного примера. Все они, уперто симпатизирующие повстанцам, как заблудшие души, которые можно и нужно направить в правильную сторону.

— За каждой ошибкой женщины стоит мужчина, допустивший необдуманный поступок. Это не их война. Они нужны всем, потому что их генетика нейтральна.

— Верно-верно. И наши ограничения по отношению к женщинам более цивилизованные и разумные, чем вседозволенность, которой их заманивают и соблазняют мятежники. Мы оберегаем более слабых, а не подставляем под удар. Любому адекватному человеку это понятно. Сколько еще должна продлиться эта война, чтобы несогласные тоже это признали? Из-за этих идиотов гибнут люди, нарастает нестабильность. Видимо, кому-то выгодно чтобы мы жили в состоянии затяжного конфликта. Направь мы усилия, финансы в другое русло, то достигли бы большего. Общество стало бы более развитым. Иногда его надо подталкивать к нужным решениям.

Профессор в запале ухватил собеседника за рукав и поделился своим достижением:

— Знаешь, что я сделал? Я выдвинул на голосование инициативу о социальном институте опекунов и подопечных! Контроль — отличный способ подать правильный пример лояльности и оградить от ошибок. Когда его одобрят, участницы судебного процесса смогут стать пробной «партией» подопечных! И если с ними удачно пройдет, то можно и на остальных женщин распространить.

— Полагаете, будет много желающих взять на себя опекунство?

— Разумеется, это моральный долг и вызов для любого сознательного мужчины. Боюсь только, моя инициатива спровоцирует повстанцев, даст им повод для новой волны протестов, так же, как отсутствие способностей к телепатии стало благодатной почвой для конфликта, провокаций и манипуляций. Те, у кого их нет, поставили обычную мутацию в ранг сверхъестественного, стали считать нас опасными чудовищами, погрязли в суевериях, слухах. А по сути, что тут страшного? Телепатия это не потрошение мозгов, не нарушение личной тайны. Ну да, мы способны передавать свои мысли и воспринимать те, что нам переданы. Но! — Профессор воодушевленно поднял палец, призывая к особому вниманию. — Считывать чужие мысли без согласия мы не можем. Телепаты слышат только телепатов. И то, когда те этого хотят. Мы имеем всего лишь альтернативный способ общения! И проявился он, как результат эволюции, без нашего на то желания. Так природа распорядилась. Разве мы в состоянии от этого избавиться? Это же нереально.

Он выдохнул, успокаиваясь и уже менее эмоционально подвел итог:

— Все наши проблемы из-за невежества отдельных личностей. Сколько войн возникало и по менее глобальным причинам. Было бы желание, а повод всегда найдется. Когда есть те, кому выгодно, кто готов платить любую цену.

— К чему эта минутка просвещения? — добродушно возмутился Марк. — Сомневаетесь в моей благонадежности? Я дал повод? Или всему виной очередная научная статья?

— Извини, — засмеялся Профессор. — Это я по привычке. Трудно удержаться, когда рядом такой благодарный слушатель.

Собеседник ушел, а Марк снова бросил взгляд на Карину, которая по-прежнему сидела на скамейке. Покосился на должных ее охранять конвоиров, беспечно беседующих в отдалении, которым, похоже, было совершенно безразлично, чем девушка занимается. Другого выхода из парка не было, и они предоставили ей временную свободу.

Марк развернулся и продолжил движение к зданию судебного корпуса. Сложно было догадаться, какая идея пришла ему в голову, но судя по загоревшимся воодушевлением глазам, он несомненно что-то задумал.

Мужчина торопливо прошел через открытый вход, поднялся на второй этаж, пересек холл и оказался напротив двери с табличкой «Допросная №18». На мгновение замешкался, оглянулся по сторонам, и решительно потянул ручку двери на себя.

Крошечный солнечный зайчик, видимо отражающийся от чего-то, находящегося за окном, дрожал и медленно карабкался по гладкой стене. Он поднимался все выше, по мере того как марсианское солнце опускалось. Не имея часов, я по нему следила за временем и теперь уже точно знала — срок, который мне был назначен следователем, чтобы изменить свою участь, закончился.

Камера осталась прежней — все та же невзрачная “одиночка”, и отношение ко мне не изменилось — со мной по-прежнему не общались, только приносили еду, но я себя чувствовала совершенно иначе. Принятое решение позволило обрести внутреннюю свободу. Я не предала саму себя — следователь так и не дождался просьбы о встрече.

Я смирилась с неизбежным, и с поражающим саму себя безразличием ждала, чем все закончился. По идее, меня скоро вызовут на судебное заседание. Придется видеть строгие лица судей, выдержать взгляды любопытствующих, моральное давление и интерес прессы.

Профессиональный азарт журналистов я понимала — объективно это знаковый, исторический процесс. Я бы сама с удовольствием осветила эти события в репортаже. Жаль, что мое место оказалось не с той стороны.