Карен презрительно хмыкнул, поднял было бутылку ко рту, чтобы хлебнуть из горла, да, судя по всему, еще что-то вспомнил, потому что, так и не глотнув, опустил — снова решил выговориться:

— А как она поплыла от моих комплиментов?! Дура, как есть. Думает, наверное, я на нее запал.

— Все женщины мечтают, чтобы мужики у их ног ползали, — неожиданно поддержал тему Марк. — Самолюбивые стервы.

— Вот это ты верно сказал, — со знанием дела одобрил Карен. Наконец допил остатки воды и, отдав пустую бутылку, подытожил: — Раз ей нравится, буду пыль в глаза пускать. Поухаживаю. От меня не убудет. А чем быстрее из нее выйдет ручной репортер, способный раскачать общественное мнение, тем быстрее я избавлюсь от необходимости… притворяться.

Последнее выдал с паузой, расслабленно, прикрыв глаза. Типа вопрос решенный, все и так понятно, что говорить?

Убедившись, что задремавшему начальству он больше не нужен, Марк отправился выполнять поручения. Спать мало, урывками, когда придется, работать и днем, и по ночам, для него стало таким же естественным, как и брать на себя всю грязную работу. Наверное, привычка не лениться и не откладывать дела, помогала ему справляться быстро. И потому утром, едва стрелки на часах показали семь утра, он уже стоял у дверей в комнату своей подопечной — успевший немного подремать, с коммуникатором в руках и свертком под мышкой.

— Уже? — сонно пробормотала девушка, когда рядом с ней на кровать шлепнулся ворох одежды, а недовольный голос громко сообщил: “Подъем!”. С трудом распахнула глаза, пообещала: — Я быстро соберусь. — И лишь потом удивилась, глядя на ткань камуфляжной расцветки, поверх которой упал толстый серебристый браслет: — Это что?

— Твоя одежда на сегодня. И комм. Жду на кухне.

— Это Карен просил передать?

Отвечать Марк не стал, не видя смысла. Скажешь “да” — обрадуется, будет сиять от счастья как идиотка. “Нет” — обидится и начнет ворчать, что она не маленькая, чтобы ею командовали все кому ни попадя. Оба варианта его не устраивали. Раздражали. То ли жалко ее было, то ли привык он к ней за эти дни, оттого ее беспечность и запредельное доверие к Карену беспокоили. Но и строить козни начальству и срывать его планы — тоже не вариант. Проще держать нейтралитет.

В некотором смысле ему было сложно этот равнодушный настрой сохранять, особенно на кухне, когда эта горе-кухарка снова сожгла свой завтрак. Вот и не мешало бы помочь, а с другой стороны — она ему кто? Он ей не нянька. Пусть к самостоятельности приучается, а то самомнения много, при этом пользы от него никакой. А от иллюзий собственной значимости надо избавляться.

На поверхности уже вовсю кипела жизнь. Механики проверяли транспортники, пехота в экзоскелетах строилась колоннами, плазменные установки выезжали из ангаров, с натянутой над ними маскировочной сеткой. Со стороны складывалось впечатление, будто силы мятежников желают показать себя во всей красе и боевой мощи.

По крайней мере, для Карины учения выглядели именно так. И тем не менее, впечатление было заведомо ложным. Приказ Карена скрыл от любопытного взгляда журналистки самые боеспособные и вооруженные высококлассной техникой отряды.

Тактический ход был простым — создать иллюзию не самого выгодного положения армии мятежников. Не самая высокая численность, морально устаревшая техника, давно списанное в утиль вооружение. Посмотри на таких, и останется диву даваться, как это еще федералы не разгромили настолько слабые войска.

Поневоле начнешь подозревать гвардейские полка Федерации в профнепригодности. Или их командование в желании умышленно затянуть конфликт с мятежниками и намерении вытянуть средства из бюджета Земной Федерации на военные нужды, когда в этом нет явной необходимости. А кто из зрителей репортажа способен проверить целевое расходование финансов? Разумеется, никто. И это еще больше подлило бы масла в огонь общественного мнения. Прибавив к этому переживания о нелегкой судьбе лидера мятежников и его беспримерной борьбе за справедливость…

Расчет Карена был идеальным и в деле завоевания симпатий публики, и в стратегическом смысле. Дезинформация может спровоцировать федералов провести атаку малыми силами. Не пожелают они выглядеть беспомощными бездельниками в глазах общественности. Поспешность в стане врага — это заведомая победа для мятежников. Часть противников будет уничтожена, оставшиеся деморализованы и уже не столь многочисленны. Есть все шансы развить успех, если вовремя и правильно провести операцию по захвату поселений.

Вдохновленный вот такими мечтами, Карен, разместившийся в командирском транспортнике был само добродушие и учтивость. Он деловито отдавал приказы, выслушивал доклады, фиксировал степень боеспособности личного состава. И терпеливо отвечал на вопросы своей спутницы, стоящей рядом и снимающей панораму.

Его лейтенанты поглядывали на главаря с опаской, не понимая причин доброжелательности — не в характере де’Лоста была подобная обходительность. И разнос, устроенный накануне, никак не вписывался в нынешнюю благостную атмосферу. И съемка напрягала. И перевязанная рука добавляла интриги, потому что врач упорно молчал о причинах ранения.

Полные подозрений взгляды доставались не только лидеру мятежников. Его адьютант, и без того кость в горле для нормальных вояк, — вечно нелюдимый, сующий нос во все, — сегодня был еще более устрашающим. Он, хоть и молчал, и уселся на камнях в стороне от атмосферы смотра и съемок, но любой мятежник, натыкаясь на его тяжелый взгляд, тут же ускорялся и предпочитал, изобразив максимальную активность, исчезнуть из зоны видимости. Марк въедливо отмечал каждую мелочь, каждую деталь, чтобы после за нее отчитать, пристыдить, а главное — доложить начальству.

И никому не пришло в голову, что причина угрюмости иная. Вовсе не дотошный невыносимый характер. Портили настроение Марку театральность зрелища и ожидаемые от него следствия.

Повязка на руке Карена, которая значительно отличалась своими масштабами от вчерашней. На небольшой порез лидеру мятежников намотали несколько упаковок бинта. Теперь результат пьяной выходки в ракурсе съемки выглядел как настоящая боевая травма…

Периодические гримасы боли в моменты, когда он попадал в фокус камеры, тоже были очередной уловкой. Карен мужественно сгонял с лица признаки мучений, выдавая последствия похмелья за нечто героическое.

“Самоотверженность” де’Лоста, единственно целью которой было вызвать уважение и сочувствие — раненый главарь, упрямо не сдается и отважно ведет смотр войск. Практически жертвуя собой.

Смиренная обреченность в голосе: “Нас в том бою изрядно проредили. Но мы держимся, я не вправе отступать”, в ответ на вопрос Карины: “Мне казалось, во время штурма Кварцита, у вас было больше сил”.

Ее понимающее: “Вы правы. Я не видела завершения наступательной операции из-за контузии, и у меня не сложилось полной картины боя”.

И его экзальтированное: “Я безмерно рад, что вас удалось спасти! Представители прессы не должны гибнуть. Мы в Сопротивлении еще не утратили человечности…”

Карен в своих речах умело смешивал правду и вымысел, преподнося события в выгодном для себя свете. А факты… Факты в этой записи несомненно присутствовали. Карина делала независимый репортаж, не желая отражать ничего предвзятого. Все объективно, что есть то есть. Другой вопрос, что это “все” было ненастоящим… Насквозь постановочным.

Но она этого не знала. Как, наверняка, не будет в курсе и редакция независимого канала “Равновесие”, которое выпустит запись в эфир. Пресса ни на чьей стороне. Она доводит до общественности факты, за достоверность которых репортер несет персональную ответственность.

А выводы читатели и зрители делают сами, в зависимости от собственных убеждений. Сторонники телепатов порадуются, что у мятежников мало сил. Лояльные Сопротивлению посочувствуют подполью. Вроде все в рамках допустимого, правила соблюдены…

Вот только если в распоряжении федералов окажется хоть малейший намек на ложные сведения… Если они вычислят противоречие и поймут, что от Карины идет откровенная деза… Никакого скандала не будет. Не будет ни опровержения, ни сенсационного разоблачения. Не афишируя собственной осведомленности, примут к сведению, столь же незаметно нарастят силы… А девчонку просто уберут, как недобросовестного журналиста. Никто не будет разбираться, намеренно она это сделала или ее саму умело ввели в заблуждение.