Родители растрогались ещё больше и решили отпустить мальчика в цитадель. Собирались основательно. Отец по такому поводу подарил архимагу добротную телегу, укреплённую стальными балками, а мать в дорогу напекла пирогов, от аромата которых у Виттора на камзол текли слюнки. Сбежались соседи и загрузили телегу припасами на все случаи жизни. Провожали Авеля всей улицей, дарили подарки и много напутствий, были улыбки и слёзы.
Мул, превращённый магией в скакуна, задорно цокал подкованными копытами о брусчатку. Телега мерно поскрипывала. Глаз путников радовали дивные пейзажи вотчины куркулей, а усладой для ушей стала виртуозная музыка от игры Авеля на самодельной флейте. Мальчик оказался весьма словоохотлив, как только дудочка в его руках замолчала, он тут же засыпал архимага вопросами.
— Учитель, а я, когда вырасту, смогу творить великую магию?
— Да, конечно, — согласился Виттор, потом вынул из потайного карманчика на камзоле мешочек с травами, высыпал его содержимое в маленький самовар, нагрел его при помощи магии и стал заваривать чай.
— Учитель, а я и правда буду жить на вершине магической цитадели и творить чудеса?
— Хм, ещё бы, — согласился Виттор. — На вот, выпей, — протянул архимаг мальчику чашку, полную горячей настойки.
Авель доверчиво принял чашку из рук наставника и выпил её содержимое всего за несколько глотков.
— Учитель, а я, когда вырасту, смогу создавать великие научные труды, которые облегчат людям жизнь на века?
— Ты будешь гораздо учёнее всех твоих предшественников, ибо в тебе заложены великие способности к наукам и грамотам, — ответил Виттор.
Авель суетливо заёрзал на своём месте, ему вдруг стало жарко, а на лбу проступили капельки пота.
— Учитель, а я, когда познаю все ваши грамоты, сумею внедрить сильный закон и порядок, чтобы люди могли жить в безопасности и покое?
— Сможешь, упрямство и сила видны в твоей ауре. Таков уж твой характер.
Авель побледнел, его дыхание стало тяжёлым и немного хриплым. Солнце было ещё высоко и мальчика заметно мучала жажда. Облизав пересохшие губы, он продолжил засыпать архимага вопросами:
— Учитель, но потом я ведь смогу наполнить сокровищами казну нашего края, чтобы народ мог жить зажиточно и комфортно?
— Конечно, юный Авель. Ты на это способен. В тебе заложен огромный талант, который, если вступит в полную силу, то пробьёт все преграды, победит все невзгоды и свершит невозможное. В будущем ты бы стал выдающимся архимагом. Своими идеями и делами ты бы вдохновил на подвиги наш народ и вершил бы судьбу всего края. Вы бы снова строили дороги и замки, отладили производство, распустили поля и сады и даже, вероятно, снова летали бы наряду с птицами в бескрайних небесных просторах, как и мы когда-то. Твоя благодать пробудила бы в людях жажду мысли и действия. Ты бы возвысил достойных, а никчёмных изгнал восвояси, ибо Великое Древо не терпит сорняк. Ты бы мог изменить целый мир…
Мальчик больше не мог говорить. Он увядал на глазах. Глаза потускнели и медленно закрывались, мертвенная бледность расползалась по телу, а из носа потекли струйки крови. Он склонился на бок и замер навеки у старика на коленях.
— Надеюсь, ты понимаешь, почему мне пришлось это сделать. Таким, как я в твоём мире нет места. Со временем люди бы опомнились, они бы проснулись и осознали, что целый век ими правил не маг, но ничтожество. Они бы сравнили наши дела, они бы узнали цену благодати, вмиг променяли бы все мои обещания на реальные блага цивилизации, а самые способные нашли бы способ ославить меня на века. Меня бы запомнили, как никчёмного крохобора, который лишил народ магии, убил в людях всё человеческое и сгубил целый край.
Архимаг остановил телегу, выбрался на тракт и взял бездыханное тело Авеля на руки. Стеклянные глаза мальчика были раскрыты и равнодушно глядели в небеса.
— Не смотри на меня так укоризненно, — дрогнул голос Виттора. — Думаешь, я в восторге от того, что случилось? Думаешь, я победил? Думаешь, я ещё не наказан? Как бы ни так. Сотню лет я стою на вершине магической башни, сотню лет ношу камзол архимага и понимаю, кто я на самом деле такой. Для самозванца нет большей кары, чем правда. Я бездарность, посредственность, лишь сорняк у подножия дуба, мне никогда не сотворить чуда и не познать волшебства благодати. Мне никогда не откроются тайны вселенной. В моей груди никогда не воспылает огонь истинного творца. И это худшее наказание из всего, что только можно придумать.
Виттор принёс тело мальчика в яблоневый сад и вырыл могилу. Во время погребения его руки дрожали, а скорбные слёзы застилали глаза. Его траур был настоящим. Архимаг искренне плакал, а потом и рыдал, в бесполезных мечтах отыграть всё обратно, плюнуть на свою незавидную участь, не отнимать жизнь таланта и позволить ему спасти умирающий мир. Он понимал, что хоронил не дитя, но надежду. С каждым мгновением в его груди росла пустота, заполнить которую было нечем. Благодать уходила из мира, она буквально просачивалась сквозь пальцы и растворялась в пространстве, а вместе с ней уходили мечты. Архимаг Виттор покончил с делами. Его миссия увенчалась успехом для его собственных целей и перспектив его никчёмного окружения, но закончилась трагедией для целого края. Пора было ехать назад в цитадель.
Виттор вернулся на тракт, сел на козлы и пришпорил коня, к которому к тому времени уже снова возвратился его истинный облик старого мула с гнилыми зубами. Дорога обещала быть долгой, а жизнь без магии и надежды – пустой и безрадостной.
<p>
<a name="TOC_id20236126" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20236129"></a>Эпилог
Была поздняя ночь. Пригород магической цитадели видел сладкие сны. Погасли свечи в домах, закрылись поздние лавки и даже ночные кутилы успели перепиться и разбрестись по своим норам. Хозяин трактира под названием «Весёлая горка» готовился закрыть заведение: старик вооружился метлой, его помощники убирали со столов, перетаскивали под стены столы и деревянные лавки, мыли посуду, погасили очаг и тушили одну свечу за другой, однако закрыть дверь на замок им не позволял последний посетитель. Неопрятный и откровенно помятый молодой человек упился дешёвым вином и храпел на полу, пуская слюни на потёртые доски.