Берта сделала обманный выпад, нанося прямой удар, но Рейна просчитала ее и ринулась навстречу, повисла на руке с ножом, прижимая ее к груди, поднырнула, уходя от удара левой, что было сил пнула опорную ногу Берты, но великанша не пошатнулась, ударила наугад.

В этот раз увернуться не удалось, и кулак впечатался в висок. Еще раз. Перед глазами потемнело от боли, заплясали разноцветные круги.

Только не отпускать руку с ножом! Если отпустить – конец. В меркнущем сознании пульсировало одно: держаться! Прорывалась ругань Берты. Тело слабело, становилось непослушным, звуки и ощущения отдалялись.

А потом что-то изменилось. Рейна упала на пол, сверху навалилось тяжелое. Притом что зрение и слух отключились, разум гаснуть не спешил. Рейна попыталась вылезти из-под тяжелого, но не получилось. Промелькнул страх, что повреждены зоны мозга, отвечающие за зрение и слух, и она завыла.

Потом ее схватили под мышки, вытащили. Все еще ничего не видя, она села, опершись о стену. Тьма перестала быть абсолютной, проступил силуэт спасителя, начал обретать очертания.

– Дети… – пробормотала Рейна. – У воспитателей инструкция…

Силуэт исчез в спальне, Рейна по стеночке направилась за ним, снова едва не упала, зато зрение вернулось почти полностью. Она обернулась, прищурившись: Берта лежала в луже крови.

– У тебя пистолет один? – спросила Рейна.

– Да, – ответил доктор с эспаньолкой, он шагал от кровати к кровати, стягивая простыни, под которыми, неестественно вывернув шеи, лежали одетые дети. Не веря своим глазам, Рейна шагнула к русоволосой девочке, потянулась, чтобы нащупать пульс на аорте…

Зрение окончательно восстановилось, и Рейна опустила руку. Лицо девочки было искажено мукой, губы ее посинели, глаза закатились, были видны лишь белки. Берта свернула детям шеи – как цыплятам, без зазрения совести. Промедление оказалось смерти подобным.

– Сука! – сквозь стиснутые зубы прошипел врач.

– В третью спальню! Может, выжил хоть кто-то, – скомандовала Рейна, направляясь к выходу и догадываясь, что все усилия тщетны: воспитательница, которую она встретила, сделала дело и уходила с места преступления. Переступив через Берту, она подняла оброненный нож – против пистолета, конечно, это ноль, но хоть что-то.

Но вдруг у Лючии рука дрогнула? Рейна ведь такая же, как они, однако не смогла бы прикончить детей, задушив их или свернув им шеи, как цыплятам. Вдруг не одна она сердобольная?

«Хочешь почувствовать себя живым? Занимайся тайским боксом!» – такой слоган Десмонд придумал для популяризации этого вида спорта среди школьников. Но его не поняли. Посчитали его неактуальным, ведь ученики «Эсперанто» и так живее всех живых.

Видимо, даже тем, кто в теме, неведомо опьяняющее чувство, когда тебя объявляют на ринге и ты стоишь, как сейчас, щурясь на слепящие прожекторы, во взглядах зрителей читаешь обожание или ненависть, по жилам струится жидкий огонь. Группа поддержки – друзья и поклонницы – ревет и рукоплещет. Сердце строчит, как автомат. Дыхание сбивается.

И вот выходит соперник, смотрит в глаза, и ты читаешь там решимость. Глядишь, чуть улыбаясь, ждешь, когда он занервничает.

Темнокожий одноклассник Гарри подбадривает себя ругательствами, начинает пританцовывать. Соприкасаются руки в перчатках.

Воздух искрит от напряжения. Пахнет потом и… деньгами.

Ринг-анонсер – Ник из одиннадцатого класса, болтать у него получается во сто крат лучше, чем боксировать. А судья – тренер, пожилой латинос Энрике Риос, выступавший в среднем весе в начале девяностых и прекративший карьеру из-за тяжелого нокаута, теперь у него парализована половина лица.

– Десмонд (Питон) Макгоуэн против Гарольда (Попрыгунчик) Сапало! Огонь и лед! Разыгрывается право поездки на межшкольный чемпионат в Нью-Йорке! Аплодируем участникам! Полутяжелый вес! Питон! – Орут парни, визжат девчонки – и одноклассницы, и те, что помладше. – И Попрыгунчик! – Аплодисменты тонут в недовольных возгласах «фу-у!» и свисте. Гарри косится на трибуны, и Десмонд понимает, что его соперник деморализован, а значит, уже наполовину проиграл.

Если бы Десмонд хотел, Гарри бы накануне намяли бока или пригрозили, но его интересует честный бой.

Звучит гонг. Гарри, более мощный и низкорослый, сходу пытается разорвать дистанцию. Десмонд знал, что будет именно так (не раз спарринговалcя с Гарри), а также знал, что его противник выдыхается в конце второго раунда, потому нужно постоянно перемещаться, чтобы вымотать его.

Во время спаррингов Десмонд не чувствует боли. Пока все атаки Гарри удавалось отбить и пару раз даже – нанести лоукик по правому бедру противника. Но «отсушить» квадрицепс не получилось. Гарри даже не захромал. Зато после второго лоу разозлился, попер танком, пропустил хук в челюсть и «поплыл». Добить его Десмонд не успел – прозвучал гонг.

Пока он пил воду, Риос что-то бормотал Гарри, тот кивал, а Десмонд просил мироздание, чтобы ему дали добить соперника и эффектно завершить бой. Но у тренера было свое видение ситуации, и он объявил технический нокаут. Десмонд даже не вспотел! Не успел почувствовать азарт боя!

Скрипнув зубами, он изобразил радость, под визг и аплодисменты вышел в центр ринга и поднял руки. Ликование болельщиков ненадолго утолило его эмоциональный голод, а потом пламя угасло и будто бы краски поблекли, девчонки растеряли привлекательность.

Переодеваясь, Десмонд думал, что преимущество у школы «Эсперанто» одно: секция тайского бокса. Чем обусловлен выбор родителей, Десмонд тоже догадывался: они упекли единственного сына в школу, максимально удаленную от дома, на другом конце Ди-Си, чтобы Десмонд попросту не успевал ездить туда-сюда в Гловер Парк, вынужден был жить в общежитии и не путался под ногами.

Правда, за успехи в учебе ему выделили отдельную комнату в общежитии, когда остальные жили по два человека. Он бы такого не вынес.

В коридоре, пританцовывая, ждал Дэн, глаза его блестели. Девчонки, наверное, уже разошлись, и к лучшему.

– Мы выиграли пятьсот баксов, Дес, прикинь!

Нищих в «Эсперанто», где курс обучения стоил от 80 000 долларов в год, не было. Даже если получать стипендию за отличную учебу, выходило не меньше 40 000, что могли себе позволить не все.

Ребята делали ставки от скуки. Образовали тайный клуб, куда брали только избранных парней 10 – 12 классов. Надо же как-то развлекаться, общежитие вдали от цивилизации, вокруг только виллы, пруды с утками и черепахами.

– Ни в чем себе не отказывай, – криво усмехнулся Десмонд, похлопав приятеля по спине, стиснул его руку. – Да, слушай, ты, хоббит. Еще раз назовешь меня – Дес…

Дэн вскинул руки, побледнел:

– Ой, прости, бро! Не буду.

Десмонд зашагал дальше. Он ощущал острую неудовлетворенность, сосущую пустоту, которую требовалось заполнить эмоциями. Потому остановился, развернулся:

– Что по Пупсу? Все в силе?

Дэн выдохнул, радуясь, что прощен, и улыбнулся от уха до уха.

– Конечно! В шесть, где и условились! Вот ржака будет! Это ты круто придумал.

– Пусть знает свое место, «зеленка».

Десмонд тоже улыбнулся, предвкушая развлечение. Всю дорогу до выхода из спорткомплекса он думал о том, как некстати в классе появился жирный узкоглазый нищеброд Пупс, который по злой иронии судьбы выбрал те же дисциплины! Мало того, он отлично соображал, из-за чего одноклассники могли усомниться в первенстве Десмонда.

За открытую травлю легко вылететь из школы со скверной характеристикой, что было недопустимо, но показать выскочке его место стоило. Не станут же полкласса выгонять?

На скамейке, закинув ногу за ногу, его ждала Марта и две ее подруги, которые тоже ничего. Но в сравнении с ней любая девушка будет той самой страшненькой толстухой. Взгляд нырнул в ее декольте. Девушка томно улыбнулась и, покачивая бедрами, направилась к нему, обвила шею и прошептала, защекотав ухо губами: