Нужно будет понаблюдать за освобожденными.

Йота удовлетворил свое любопытство и следил за беглецами из Объекта двенадцать лет, но они и правда не представляли ценности. Зато Доктор Мим периодически объявлялся и за небольшую плату делился ценной информацией и помогал решать сложные задачи.

Спустя два года после разгрома базы в Мексике образ оранжевого клоуна распространился в Сети и стал символом криптоанархистов, всеми силами противящихся глобализации. Теперь найти Доктора Мима и подавно не представлялось возможным, его образ мог использовать любой школьник.

С каждым годом Йота все больше убеждал себя, что не было никакого Доктора. На переговоры приходил подставной человек, выражающий коллективную волю.

Было очевидно, что если эксперимент пойдет не по плану, то всех, кто видел заказчика, зачистят. Потому Рейна не торопилась, тем более пятилетняя темнокожая девочка, которую она вела на встречу с большим боссом, тоже не торопилась. Ее горячая ручка норовила выскользнуть из вспотевшей ладони Рейны.

От переживаний мышцы Рейны одеревенели, под лопатку будто загнали нож, и огромных усилий стоило не начать потягиваться, чтобы временно избавиться от боли.

Рейна не знала, кто именно из основателей МАНГА приедет с инспекцией на Объект №326. Вряд ли Сергей Брин, его не интересует военщина, разведка и все прочее, а этот проект именно такой. И не Стив Джобс, финансирующий медицинские проекты, потому что заинтересован в них как никто другой.

Цукерберг не заморачивается подобным, как и основатель Нетфликса. Джефф Безос? Скорее всего, ведь еще его дед разрабатывал системы ПРО, а сам он, по слухам, активно сотрудничает с ЦРУ. Собственно, именно через это управление Рейна, простившаяся с карьерой после фиаско в Беларуси, получила место на Объекте.

Остановиться перед дверью лифта, просканировать радужную оболочку, приложить руку к сенсорной панели, чтобы по ней прокатилась световая волна.

Эффектом заинтересовалась девочка, потянулась к сенсору ладошкой, но Рейна перехватила ее, села на корточки, чтобы быть вровень с пятилетним ребенком.

– Нельзя, малыш. Только взрослым можно, а то нас не впустят, и ты не увидишь интересное…

Дверцы разъехались с легким вздохом, и темнокожая девочка радостно ринулась в залитый светом лифт, сияющий хромом, с возгласом:

– Вау! Мы летим в космос!

Рейна шагнула следом и нажала кнопку минус третьего этажа, поймала себя на мысли, что опять боится, но теперь – за девочку. Когда детей на Объекте было сорок, она пыталась запоминать их имена, развлекать малышей.

Но после того как исчезла ее любимица, рыжеволосая Ясна, ничего не понимающая по-английски и общающаяся через переводчик, Рейна запретила себе думать о дальнейшей судьбе детей и свела контакты с ними к минимуму – пусть воспитатели привыкают к подопечным и мучаются потом.

Вскоре ее опасения подтвердились: детей с каждым днем становилось все меньше. Из тех, к кому она невольно привязалась, сегодня в живых оставалась азиатка Джия, тоже филиппинка, и серьезный блондинистый мальчик из какой-то балканской страны, отлично для его лет разбиравшийся в оружии и военной технике.

Малышей водили на минус четвертый, куда у нее не было доступа, а возвращали спящими. Потом одни исчезали, другие оставались.

Впрочем, неважно, кто из «Манги» прибыл, час от часу не легче. Ее дело маленькое: под видом старшего воспитателя прислушиваться к разговорам сотрудников, приглядываться, выявлять нелояльных и докладывать наверх. Она не знала, кто стоит за человеком, принимающим ее ежедневные отчеты, каковы цель и методы эксперимента над детьми.

– Не бойся, Рейна, – сказала девочка, запрокинула кудрявую голову и улыбнулась. Казалось, что ее белоснежные зубы, оттененные шоколадной кожей, сияют.

Рейна похолодела, ведь мало кто знал ее настоящее имя. Вышла из лифта, покосилась на камеры, выводя девочку.

– Меня зовут Рут, малышка. С чего ты взяла, что я волнуюсь?

– Я просто знаю. А еще у тебя часто болит вот там. – Девочка скривилась и завела руку за спину. – Хочешь – пройдет?

Рейна усмехнулась. У нее действительно болела спина с восемнадцати лет, к двадцати пяти боль не давала спать ночами, и с болезнью ничего нельзя было поделать, лишь временно облегчить страдания.

– Можно я полечу тебя? – жалобно спросила девочка. – Мне больно терпеть.

– Тебе – больно? – Рейна вскинула бровь и снова села на корточки, в душе опять заворочалось понимание: с этими детьми что-то сделали, и они стали другими.

Или они изначально были другими, а на минус четвертом просто раскрыли их способности? Откуда девочка знает ее настоящее имя? Почему чувствует чужую боль? И если это так, может, способна помочь?

Недолго думая малышка обняла Рейну сзади, прижалась щекой к спине.

Ощущение было странным. Словно невидимые пальцы натягивают воспаленные связки, точно струны. Но не больно. Как будто кто-то наконец чешет долго зудевшее место.

Захотелось спать, Рейна зевнула и едва не упала, но взяла себя в руки и встала с корточек. Боль и правда прошла, зато навалилась усталость.

– Спасибо.

– Ты добрая. Добрых мало, – защебетала девочка. – Давай ты будешь моей мамой? А дядя Сато – папой?

Значит, все-таки все эти дети – сироты, которых никто не будет искать. Пальцы Рейны сжали маленькую ручку, появилось острое желание защитить девочку, спрятать от вероятной опасности. Проклятый материнский инстинкт! Но как тут спрячешься, когда везде камеры и все записывается? Наверняка даже то, что происходит в туалете.

– Дядя Сато? – переспросила Рейна, памятью перебирая лица сотрудников.

Девочка закивала.

– Да, он врач. Но хороший. Играет с нами. Надевает такую штуку, – она начертила над головой круг, – показывает мультики. Интересные и… ни о чем.

Ясно. Это кто-то с минус четвертого, кто так же продал душу пятиголовому дьяволу. Рейна знала, что, работая в ЦРУ, ей придется совершать страшные вещи во имя процветания своей страны. Вскоре оказалось, что процветание планируется не более чем для горстки власть имущих, причем не самых лучших представителей человечества. Но их количество стремительно уменьшалось, а влияние концентрировалось вокруг пятерых учредителей МАНГА. Вот уже и сотрудники ЦРУ на них работают, и наверняка по согласованию с высшим руководством.

С тех пор Рейна просто выполняла распоряжения, не задумываясь об их последствиях для других. Когда на чаше весов своя жизнь и чья-то еще, любой человек выберет свою, а Рейна отлично понимала, что если отсюда ее и уволят, то лишь на тот свет.

Потому уже три года искала лазейку, чтобы соскочить, но путей открывалось всего два: или оставить все как есть и терпеть, или работать на врагов, которые ничем не лучше.

Снова остановившись у двери и отсканировав радужку, Рейна завела девочку в вестибюль, где прогуливались охранники в серых костюмах, один в джинсах и футболке сидел на диване под искусственной пальмой, смотрел в айпад. Увидев Рейну, кивком головы указал на белую дверь, похожую на восьмиугольный иллюминатор, где створки сходились под углом 45 градусов.

Брови Рейны взлетели на лоб, но она быстро взяла себя в руки и переспросила:

– Извините, я правильно поняла, что вы предлагаете войти – мне?

Рейна почувствовала, что пальцы девочки судорожно сжались, а рука вспотела еще больше.

– Абсолютно верно.

В голове вертелся единственный вопрос: почему? Ей не место здесь. Ответа приходило всего два. Первый: им важно, чтобы девочка не волновалась, потому ее не разлучают с воспитателем. Второй: живой Рейне отсюда не выйти.

– Не надо бояться. Не сейчас. – Проговорила девочка, шагнула к двери, и створки разъехались сами собой. Рейна последовала за ней, как на заклание.

– Не сейчас, – повторила малышка, переступая порог.

Это было просторное помещение, залитое теплым ламповым светом, с живыми фикусами, картинами в стиле раннего Тиссо и бежевыми диванами у стен.