Примечания:
1. «СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ» (A Midsummer Night’s Dream) – комедия Уильяма Шекспира (1564–1616), написанная в период между 1594 и 1596 гг.
2. Калитки – карельские открытые пирожки из пресного ржаного теста с различными начинками (как правило, несладкими).
3. Шаники – еврейское творожное печенье; цимес – сладкое овощное рагу, ещё одно лакомство еврейской кухни.
4. Сейд – культовый объект саамов (лопарей); в узком смысле – сооружение из камней, поставленных друг на друга. Проходящие между камнями потоки воздуха порождают протяжные звуки, из-за чего такие сейды называют «поющими камнями».
Глава 4
Имя ему смерть
Открыв глаза, Олег увидел перед собой стадо северных оленей – но не живых, а рисованных, как будто лубочных, настолько сильно упрощённых и угловатых, что они показались ему продолжением наскальных изображений из недавнего сна. Только теперь фигурки были белыми на синем фоне и выстроились вереницей вдоль линии традиционного карельского узора из повторяющихся завитушек, в чём-то сходного с греческим меандром. Потом, как и во сне, силуэты оленей сместились и задвигались, и Олег сообразил, что видит рисунок на вязаном свитере, а сам свитер надет на его невесте Лизавете.
Рядом с Лизой стояла другая фигура, высокая, худая, одетая в длинный брезентовый плащ с капюшоном, закрывавшим верхнюю половину лица. Одна рука этого странного персонажа сжимала косовище косы-литовки, поставленной лезвием вверх, а другая рука была спрятана глубоко в карман. Вспомнив услышанные накануне тексты похоронных причитаний, Олег невольно повторил вслух сакральную фразу:
– Не за мной ли ты пришла с утра, сме́ртушка?
Фигура в ответ задёргалась от смеха, а Лиза, наоборот, ни в грош не оценила чёрный юмор своего жениха. Вместе того чтобы повертеться перед ним и дать полюбоваться своей обновкой, она продолжала молча смотреть на Олега.
– Гляди-ка, пёстрый воскрес! – весело произнёс незнакомец в плаще, а затем спросил у Лизы: – Муж?
– Жених, – ответила она тоном, не сулившим приятного продолжения беседы.
– Косить умеешь? – вдруг спросил Олега их утренний гость.
– Умею, – машинально ответил тот. – A вы кто?
Незнакомец скинул с головы капюшон, и Олег увидел целиком его лицо – загорелое, обветренное, с тонким носом, похожим на клюв хищной птицы, жёсткими складками у рта и пристальным взглядом серо-стальных глаз, за которыми читалась то ли тюрьма, то ли война.
– Орлов моя фамилия. Я, собственно, и есть хозяин этих апартаментов – наверное, наслышаны уже.
Олег поднялся на ноги.
– A вы сами-то что, косить не умеете? – спросил он владельца дома, не торопясь браться за протянутый ему инструмент.
– A у меня протез вместо руки, – ответил тот.
– А-а-а! Тогда понятно, извините… Коса-то хоть наточена? Прави́ло есть?
– Погоди-ка! – остановила Лиза своего жениха и протянула ему карманное зеркальце. – На-ка, глянь сперва на себя, красивого!
Олег посмотрелся в зеркало и увидел своё лицо, всё в красных точках от укусов комаров и мокрецов.
– Здравствуй, жених! – сказала ему Лиза.
– И тебе не хворать… – ответил Олег смущённо.
– И как тебя так угораздило? – горько вздохнула его невеста. – Ночевал на крыльце, словно пёс беспризорный… Да не чешись ты! Ещё инфекцию занесёшь! И за что мне такое наказание? У Яны Лаврентьевны с Русланом и то меньше огорчений! И в кого ты у меня такой бесталанный? В смысле – невезучий, а не бездарный.
– Да ерунда, до свадьбы заживёт! – отмахнулся Олег и принялся косить траву.
Орлов присел на крыльце и закурил, продолжая держать левую кисть в кармане, а Лиза вернулась в дом чтобы приготовить завтрак на растопленной хозяином плите. Олег уже успел пройти косой добрую половину придомового участка, когда к воротам подъехал на машине Володя и очень удивился, застав его за этим занятием:
– A ты чего сам-то косишь? И что у тебя с лицом?
– Уснул на улице, мошка́ поела, – ответил ему Олег. – Вон её тут сколько в траве – целыми тучами роится!
Володя возмущённо развернулся к Орлову:
– Ты чего, барыга, последнюю совесть пропил? Парень и так из-за тебя пострадал, а ты его ещё работать припахал вместо себя!
– Да ладно, Володь! – ответил Олег. – Мне нетрудно, у меня как-никак две руки.
– В смысле? – не понял тот и снова развернулся к «однорукому бандиту», который во время их разговора свистел в сторону с притворным равнодушием: – Ты что ему такое про себя наплёл?
– Он сказал, что у него протез вместо руки… – объяснил Олег, начиная догадываться, что Орлов его нагло обманул.
– A ты верь ему больше! – возмутился Володя. – Это ж тот ещё жох! Короче, развёл он тебя – а ты уши развесил, как тот лопух! Нету у него никакого протеза…
Орлов наконец вынул левую руку из кармана и почесал ею нос, едва сдерживая смех.
– …и совести тоже нету! – продолжил Володя. – Нечего сказать – хорош хозяин! Следить надо было лучше за своим хозяйством – а ты тут с весны не косил!
Орлов тут же пошёл на него в контрнаступление:
– A ты думаешь, я это от лени? Если хочешь знать, мне прежние жильцы запретили, которых ты же мне и сосватал! Тоже язычники, чтоб их!
– Вы что-то путаете, – поправил его Олег. – Мы не язычники, мы языковеды. A я так вообще с другого факультета.
– Да по мне – одни богу татаре! – ответил ему Орлов. – Одни чудаки других стоят. Слышь, – обратился он снова в Володе, – я тут в мае петуха старого забил, привёз им, думал – суп сварят, поедят нормально хоть раз в году. И что, ты думаешь, они сделали? Они его за домом похоронили! Вон там! Да ещё сплясали хороводом над могилкой!
Володя невольно усмехнулся и покачал головой, а Орлов продолжил свой рассказ:
– Да что там петух – они мне заливали, будто у деревьев тоже есть душа. Вот так: завалил берёзу – считай, грех совершил такой же, будто человека убил! Ну я и спросил их в шутку: а почему только у деревьев? A чем лопух хуже дерева? Что, у лопуха разве нету души? Короче, спросил, а потом сам пожалел. Они мне всё лето так и не дали тут ни одной травинки скосить. Их самих потом комары жрали, змеи жалили – а мне что за печаль? Как говорят, любой каприз за ваши деньги!
– Как же, рассказывай! – возразил ему Володя. – Петух с лопухом у него виноваты! Да ты траву не косил потому, что они тут нагишом по ночам бегали – а ты за ихними голыми бабами подглядывал.
– A ты откуда знаешь про голых баб? Что, тоже поглядывал?
– Что значит «тоже»? Значит, всё-таки поглядывал?
– Да если и так – твоё-то какое дело? Я, между прочим, холостой – в отличие от некоторых!
– Ты мне зубы-то не заговаривай! Уже месяц с лишним, как они съехали вместе со своими бабами. A потом кто тебе не давал тут косить, какая-такая религия? Я ж тебя за три дня предупреждал, что будут новые жильцы, а с ними ещё двое ребят! A ты развёл тут гадюшник! A если опять кого-нибудь змея ажнёт или клещ присосётся, кто его в город повезёт?
– Да ладно, не каркай! – ответил Орлов, но опоздал.
Олег, заслушавшись их жаркого спора, всё это время продолжал косить траву, – но вдруг вскрикнул от боли и присел на корточки.
– Ну вот, накаркал!
Орлов с Володей подбежали к нему:
– Что, на гадюку наступил?
– Да нет, – простонал Олег. – Просто ногою налетел на что-то. Я, похоже, палец сломал. Даже слышал, как кость хрустнула.
– Ладно, давай сюда косу, я сам тут докошу! Не бросать же на полдела, – предложил Орлов и обратился к Володе: – A ты его в дом пока отведи, пусть разуется. Я потом подойду, гляну.
– A ты чего тут раскомандовался? Тут тебе не казарма! – ответил ему Володя. – Это всё, между прочим, из-за тебя!
– Ты в дом-то его отведи! A потом будем крайних искать.
– Да чего их искать? Сам во всём виноват!
– Да иди ты отсюда, зануда грешная! Не мешай работать!
Орлов поплевал на ладони и принялся докашивать траву, а водитель экспедиции помог Олегу подняться на крыльцо дома. Проходя мимо кухни, где Лиза готовила на завтрак омлет из сухого молока и яичного порошка, Володя вдруг забыл, за чем шёл, поражённый этим кулинарным «беспределом»: