Гарри бежит домой от ПРОтего, ему нужно размять ноги, почувствовать, как горят мышцы. Бедро болит еще свирепее. Скрученный хаос рубцовой ткани, с которой он живет последние двенадцать месяцев, никогда больше не будет казаться принадлежащей ему, но как только он согревает мышцы упражнениями, вытолкнуть боль из разума легче.

Вместо этого Малфой заполняет его мысли. Он заставляет себя думать как аврор, чтобы избавиться от гнева. Гарри просеивает каждую деталь встречи, сверяя ее с файлом на Дариуса Марквелла, который дал ему Арчер. Он чувствует, как кусочки переворачиваются в голове, как головоломка, ожидая, чтобы их поставили в нужные места. Министерство, возможно, отвергло его, но это не значит, что он потерял навыки, делающие его силой, с которой нужно было считаться последние четырнадцать лет.

Почему Малфой прячется? Что он делает в Лондоне, выдавая себя за бизнесмена под вымышленным именем? От чего ему нужна защита? Все это не имеет смысла, и Гарри мысленно начинает подсчитывать список вопросов и соображений для их завтрашней встречи. Если Малфой появится.

Эта мысль на мгновение сбивает с шага, и он ругается, когда нога сильно запинается о тропинку, посылая боль в бедро. Старик, подметающий перед магазином, бросает на него неприязненный взгляд, и Гарри приходится активно сопротивляться, чтобы не посмотреть на него. Гермиона всегда говорит, что он должен держать свой характер под контролем. У него не было проблем с этим многие годы. До инцидента. Было так много вещей, с которыми у него были проблемы после этого ебаного инцидента.

Гарри качает головой, убирая волосы с глаз. Малфой появится. Что-то в нем уверено в этом. Что-то было в остроте запаха Малфоя, интересе в его глазах, в том, как пристально он изучал его. А если он не появится, всегда есть Следящее.

Гнев и потеря внутреннего покоя не исчезает к тому времени, как Гарри добирается до Норы тем вечером. Молли ждет его — у него постоянные встречи в Норе по средам и субботам последний год, — но он и так пришел бы. Ему нужно заземлиться; быть окруженным семьей. Стаей, если быть до конца честным с самим собой. Гарри проходит через главные ворота, чувствуя, как напряжение в нем ослабевает. Уровень зависимости от этого места теперь беспокоит, но в то же время он жаждет это чувство, стремглав бросаясь в него. Здесь он может позволить себе думать о мыслях, которые небезопасны где-либо еще. Здесь он дома.

Он слышит теплый лепет голосов, когда идет по траве, и сосредотачивается на них, выбирая отдельные и чувствуя, как гнев ускользает. Джордж, конечно, здесь. После войны его голос приобрел более приглушенный тон и никогда не возвращался к своему прежнему звучанию. Он слышит, как Флер тихо поет, а Молли за что-то отчитывает Артура. Подойдя ближе, слышит мягкий голос Гермионы — она читает Роуз.

Гарри чувствует тепло в груди при мысли о Роуз. Он всегда любил ее — был очарован тем, как она выросла, как ее воспитывали, как она узнавала мир. Он видел в ней в некотором смысле свой шанс начать все сначала, сделать лучше, чем когда он был крестным отцом ребенка, которого подвел худшим из возможных способов. Но с тех пор эти чувства усилились. Сейчас он любит Роуз с такой яростной защитой, что готов отдать за нее жизнь. Это встроено в его ДНК. Стая. Детеныши. Защищать. Он боролся с этим, когда его впервые укусили, убежденный, что это неправильно, что он болен и что ему не следует приближаться ни к кому из них, но особенно к Роуз. Она была слишком маленькая, слишком слабая. А он опасен. Монстр.

В конце концов, он сам видел, что случалось с детьми, которые играли с волками. Ему все еще снятся кошмары, он все еще слышит голос, зовущий его из темноты.

Первые несколько месяцев после укуса были темными временами, когда он почти думал, что сойдет с ума. Временами до того, как Гермиона заставила его увидеть, напомнила, что теперь он был и тем, и другим. Человек и волк. И у обеих его частей есть потребности. Иногда он все еще не верит в это. Иногда ему хочется разорвать себя на части, одичать, как это делают многие. Каждый раз она уговаривает его принять это, попытаться принять это. Все болит меньше, если он просто дает волку то, что ему нужно. Он отчаянно идет по вечному краю, пытаясь убедиться, что желания волка уравновешивают то, в чем он, Гарри, тоже нуждается. Это баланс, который он не соблюдает большинство дней.

Ебать его в рот, но он люто ненавидит то, что живет внутри него.

Гарри толкает дверь, и запахи внутри омывают его. Легкая улыбка растягивает его губы, когда он получает подтверждение, что Билл тоже тут. Всегда такой тихий, но безошибочно узнаваемый. Гарри чувствует себя более уверенным от этого. Билл не похож на него, не полностью, но он знает достаточно, поэтому Гарри всегда чувствует себя лучше в его присутствии.

Мгновение спустя Билл уже в прихожей, обнимает Гарри и потирается о его щеку, задерживаясь на мгновение. Гарри вдыхает, позволяя их запахам смешаться, а затем со вздохом отпускает.

— Тяжелый день? — спрашивает Билл, глядя ему в глаза, когда Гарри отступает.

Гарри пожимает плечами, чувствуя суматоху в мыслях даже сейчас.

— Можно и так сказать.

Они вместе идут в гостиную, и Гермиона смотрит на него с улыбкой, подталкивая Роуз, чье лицо загорается, когда она видит его. Она спрыгивает с дивана, бежит к нему и кричит:

— Дядя Гарри!

Гарри наклоняется, игнорируя вспышку боли в бедре. Намного хуже, чем обычно, так что он усилием воли не показывает это на лице — он бежал слишком сильно и слишком быстро. Он поднимает Роуз, легко раскачивая ее хрупкую фигуру в воздухе. Она смеется, когда он подхватывает ее на руки и сажает себе на плечи.

— Вперед! — кричит она, пришпоривая его.

Ей уже шесть лет, и она начинает вырастать из некоторых игр, но он рад, что эту она все еще любит. Он делает несколько быстрых кругов по гостиной, стараясь как следует прокатить ее по кочкам к ее восторгу. Затем снимает ее со своих плеч и кладет на диван рядом с Гермионой, а потом падает с другой стороны.

Он наклоняется через Роуз, чтобы потереться щеками с Гермионой, вдыхая ее аромат и позволяя сладкому гранатовому запаху мыла для тела, которым она пользуется, успокоить его еще больше. Она перестала пользоваться духами через неделю после того, как он обратился.

— Рон все еще на работе?

Она кивает.

— Он вернется поздно. У них сейчас несколько больших дел.

Она больше ничего не говорит, и Гарри не спрашивает. Это негласное соглашение между ними тремя. Рон пытался держать его в курсе дел ДМП после того, как он ушел, но Гарри колебался между желанием вернуться в действие, яростью от того, что его выгнали, и разочарованием от того, как все делается в его отсутствие. Они все согласились, что лучше избегать этой темы.

— Как прошел твой день? — вместо этого спрашивает он, и Гермиона начинает подробный рассказ о встрече, которую она провела с членами МАКУЗЫ и болгарского Министерства Магии.

— Это так расстраивает, Гарри. Похоже, они намеренно окружают меня стеной, потому что я не специализируюсь в той же области, что и они. Точно так же я поступила с французским, малайзийским и китайским Министерствами. Похоже, существует какой-то всемирный заговор, чтобы сохранить знания и контроль над магическими существами в руках немногих. — Она раздраженно фыркает и обнимает Роуз, притягивая ее ближе. — Я уже подумываю переквалифицироваться и сменить область.

— Миона, пожалуйста. Это того не стоит. — Гарри кладет руку ей на колено, пытаясь успокоить.

Это не первый раз, когда она выражает подобное желание, и он любит ее за это, но он ни за что не позволит Гермионе бросить свою карьеру ради него. Она получила место в Визенгамоте три года назад, и она уже на пути к избранию министром в ближайшие пять. Он не стоит того, чтобы отбрасывать это.

Мир такой, какой есть. После войны появилось много причин, по которым таких людей, как он, стали бояться и изгонять. Он видел слишком много резни, слишком близко знал хаос, который оборотни сеют в жизни людей, чтобы думать, что эта ненависть не оправдана. Оборотни — монстры. Она мало что может с этим поделать, и он отказывается позволить ей тратить свою жизнь на попытки.