Гарри отпускает знакомую горечь, наблюдая, как взгляд Марквелла скользит по нему. Его глаза на долю секунды задерживаются на мускулатуре рук Гарри, широте его груди, щетине, которую он не потрудился сбрить этим утром. Гарри использует чары Гламура, чтобы делать работу. Не так уж во многом. Достаточно, чтобы скрыть шрам, изменить глаза с зеленого на более распространенный карий и немного черты лица, чтобы он больше не был самим собой. Не дай Мерлин кому-либо узнать, как низко пал их Избранный.

Марквеллу нравится то, что он видит. Это невероятно тонко — если бы чувства Гарри не были острыми, как бритва, он бы абсолютно точно пропустил это, — но, судя по настроению, Марквелл с таким же успехом мог бы сейчас попросить его трахнуться. Гарри хочет скривить губы, высмеять его за то, что он путается с теми, кто ниже его по статусу.

Вместо этого он протягивает руку.

— Хантер Джеймс, — говорит он.

Марквелл смотрит на ладонь Гарри и мгновение колеблется, прежде чем сделать шаг вперед и протянуть руку. Из-за этого колебания Гарри хочется послать его нахуй. Он не может в одну секунду разглядывать его, а в другую считать себя слишком важной шишкой, чтобы просто пожать руку.

— Дариус Марквелл, — говорит он ровным резким голосом. Что-то цепляется в воспоминаниях Гарри, копается в них.

Их ладони сжимаются, и Гарри чувствует пульс Марквелла под кожей. Он чувствует странное желание задержаться там всего на секунду, но стряхивает его, опуская руку и садясь.

Марквелл поворачивается к Арчеру и кратко благодарит, что явно является намеком на то, чтобы тот ушел. Арчер незаметно напрягается, но кивает.

— Приятно иметь с вами дело, мистер Марквелл.

Марквелл ждет, пока Арчер покинет комнату и дверь за ним закроется, прежде чем сесть напротив Гарри, скрестив руки в явно дорогом черном костюме. Гарри не удивлен, увидев, что он магловский. Есть много моментов, которые не изменились со времен войны, но что точно поменялось — так это широкое распространение магловской одежды. Волшебные мантии теперь скорее исключение, чем норма.

— Итак, «Охотник»{?}[В оригинале Дариус говорит «Хантер», но чтобы было понятно, почему он сделал акцент на фамилии, я ее перевела]? — снисходительно спрашивает Марквелл, снова окидывая Гарри взглядом, на этот раз таким, что сразу становится понятно, что он теперь считает его больше мускулами, чем мозгами. Гарри игнорирует его тон и раздражение, которое он в нем вызывает, когда ловит запах Марквелла. Что-то теплое, краткий намек на специи, наслоенный на что-то более мрачное. Что-то пьянящее.

Он слегка хмурится, наклоняется вперед и коротко раздувает ноздри. Веди себя нормально. Будь нормальным. Он делает еще один вдох и хмурится еще сильнее. Есть что-то знакомое в том, как пахнет человек перед ним. Что-то, что дергается на краю сознания, так же как и голос.

Пальцы Марквелла щелкают перед его лицом, и Гарри приходится сдержать рычание, которое почти поднимается в горле. Он чувствует, как растет раздражение на этот раз на себя. Он ненавидит, когда у него такие реакции — как у животного.

— Ты что, слабоумный, Хантер? — спрашивает Марквелл, и в его голосе ясно слышится насмешка, а губы кривятся. — Если ты собираешься грезить во время работы, ты вряд ли будешь мне полезен.

Гарри чувствует, как раздражение перерастает в гнев, который всегда очень близок к поверхности.

— Я не буду грезить во время работы, — говорит он, желая вывалить на этого понтового придурка, что у него за плечами сотня миссий, что работа, которую он делает в ПРОтего, настолько ниже его зарплаты, что даже смешно, но это единственная подходящая должность, которую он может получить сейчас.

Он прикусывает язык. Терпение постичь трудно, особенно сейчас перед этим придурком, но ему нужно держать себя в руках. Веди себя нормально. Будь нормальным.

Марквелл издает сомнительный хмык, глядя на Гарри сверху вниз так, что это будоражит воспоминания. Он наклоняет голову вбок, пытаясь позволить мысли распутаться. Но Марквелл заговаривает прежде, чем он успевает поймать ее хвост.

— Если ты считаешь, что способен выполнить эту работу, то мне потребуется абсолютная осторожность, пока я завершаю свои дела в Лондоне, — говорит он. — Одна из причин, по которой я обратился к вашей компании, заключается в том, что я знаю, что мне не будут задавать вопросов или рассказывать обо мне истории. Надеюсь, это остается правдой?

Гарри хочет сказать этому придурку в дорогом костюме, чтобы он засунул свою работу себе в задницу. С ним явно будет кошмарно иметь дело. Гарри едва знает этого мужчину, а мотивация браться за эту работу и охранять его быстро падает.

Он поджимает губы и просто кивает в ответ, заставляя себя позволить словам течь через него. Он глубоко вдыхает и сосредотачивается на намеке на что-то знакомое, что интересует его гораздо больше, чем театр одного актера, происходящий перед ним. Он позволяет связям формироваться в голове. Теперь в его голове все совершенно по-другому — он видит мир через образы, запахи и звуки так живо, что иногда это ошеломляет. Он соединяет что-то из прошлого с происходящим в настоящем так, что часто раздражает сам себя, потому что в голове вспыхивают воспоминания, которые он давно забыл. Несколько месяцев назад его вырвало в туалете Молли после того, как он уловил намек на запах чистящего средства, которым тетя Петуния однажды вымыла его, когда он намочил штаны. Тогда он был заперт в чулане так долго, что у него не было выбора.

— Я требую, чтобы ты поселился вместе со мной на время моих дел в Лондоне, — говорит Марквелл, пристально наблюдая за Гарри.

Гарри чувствует себя странно открытым, как будто Марквелл видит его изнутри, и делает еще один глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться на разговоре, на своей роли. Будь нормальным. Этот мужчина никак не может ничего о нем знать. Он не один из алчущей орды, которая стояла лагерем возле дома на площади Гриммо несколько недель после того, как он покинул Министерство, выпрашивая любую информацию о произошедшем, готовая разорвать его на куски, чтобы получить ее.

Нет, Марквелл — клиент, а Гарри — случайный выбор — один из десяти сотрудников — и Арчер просто наугад выбрал его. Вот и все.

Он предпринимает попытку сосредоточиться слишком поздно. Инстинкты продолжают охоту, все его чувства наполнены запахом человека через стол от него. Смутный намек на что-то знакомое пробивается в разум, укрепляясь и исчезая, пока наконец что-то не соединяется, и воспоминания не начинают проноситься в голове. Полет. Зелья. Праздник. Школьные мантии. Беспомощно лежит на полу вагона, когда нога врезается ему в лицо. Режущее проклятие и резкий запах крови в воздухе…

Глаза Гарри широко распахиваются, и он чувствует, как гнев оживает, когда имя вспыхивает в сознании. Поведение, которое он только что видел, становится знакомым, и он чувствует, как гнев переливается в ярость.

— Малфой, — рычит он, наклоняясь вперед и вцепляясь пальцами в стол.

Глаза Марквелла расширяются от удивления. На секунду он выглядит так, будто Гарри ударил его в живот. На его лице немедленно появляется свирепый взгляд, глаза подозрительно сужаются, и что-то похожее на гнев вспыхивает в них. Мгновение Гарри сомневается в себе. Человек перед ним совсем не похож на Малфоя, но теперь, когда связь установлена, это все, о чем он может думать. Он знает этот запах. Какая-то часть мозга смутно помнит его. Теперь он помнит это точно, чтобы не сомневаться. Малфой сидит перед ним под чарами Гламура.

— Кто ты, черт возьми? — холодно спрашивает Малфой, его голос звучит знакомо, но в то же время неуловимо неправильно.

Гарри видит, как рука Малфоя опускается к палочке, но даже не думает хвататься за свою. Это больше не первая его реакция. Пальцы стискивают край стола, и он вспоминает, как когти могут пронзить кожу. Странно, как столько лет обучения могут быть так быстро перекрыты чужеродными инстинктами. Гнев бурлит и растет от этой мысли, и Гарри смотрит на Малфоя, позволяя теплу наполнить себя. Ярость в нем только частично связана с Малфоем, он просто вызвал ее. Теперь в нем всегда есть что-то, что хочет бороться, рвать и метать, и так трудно все время сдерживать это.