— Если ты сможешь точно установить личность «Матери» и убедиться, что у Дэвиса есть транспортные журналы, авроры могут разнести это дело в пух и прах, — наконец приходит к выводу Гарри, собирая бумаги в стопку, и встает, тут же морщась, когда бедро вспыхивает от боли, напоминая, что он сидел слишком долго.

— Да, Поттер, — подтверждает Малфой, закатывая глаза. — Я знаю. Я делал это много раз при абсолютно нулевом участии с твоей стороны.

Гарри показывает ему средний палец и снова наполняет свой бокал, подходит к дивану и со стоном падает на него. Его организм теперь, когда он оборотень, быстрее сжигает виски, но он все равно чувствует себя приятно опьяненным.

Он удивляется, когда Малфой подходит и садится рядом на диван. Малфой явно менее трезв, чем он. Уже поздно. Они пропустили ужин, но Гарри не голоден. Обычно в это время Малфой дрочит в душе. Гарри подумывает упомянуть об этом, но потом в голову приходит мысль о том, что это, вероятно, хочет сказать выпивка в нем, поэтому он решает так не делать.

— Что заставило тебя решиться на все это? — спрашивает он, взмахнув рукой, указывая как на их только что состоявшийся разговор, так и на всю жизнь Малфоя.

Малфой делает слегка раздраженное лицо, кладет ноги на кофейный столик и откидывается на подушки.

— Все это, как ты красноречиво выразился, было местью с самого начала, — говорит он, лениво помешивая виски в своем стакане и глядя на него. — Я просто хотел трахнуть Джеффриса, как он меня. Мне нужно было придумать способ сделать это, чтобы не попасть в Азкабан, поэтому я нашел людей, которые могли продавать лица и имена. — Малфой делает глоток напитка, и его голос становится тише, когда он продолжает. Его глаза все еще устремлены в стакан, пока жидкость в нем медленно кружится. — Но чем больше искал, тем больше находил неправильного. И меня так тошнило от людей, использующих невежество в качестве оправдания.

Гарри наблюдает за Малфоем и чувствует, как эти слова отзываются в нем, что он очень часто думает точно так же.

— Почему ты обратился к газетам, а не к министру? — спрашивает Гарри. Это то, о чем он задумывался на протяжении многих лет, каждый раз, когда СМИ раскрывали очередную большую историю, прежде чем у них даже появлялось время продвинуться вперед в расследовании.

Малфой смотрит на него, и Гарри видит глубоко укоренившуюся обиду, живущую в нем.

— Министерство не сделало ничего, чтобы расположить меня к себе, Поттер, — говорит Малфой. — Азкабан чуть не убил меня, а когда я вышел, работники Министерства поставили своей задачей завершить его работу. У меня не было никаких гарантий, что, если я пойду в Министерство, все это не будет похоронено вместе со мной.

Он качает головой и допивает свой напиток, откидывая голову и выпуская дым вверх ровной струйкой. Гарри смотрит на бледную колонну его горла, сияющую в тусклом свете из кухни на другой стороне комнаты. Он представляет, как подается вперед и потирается щекой, потирается о то место, к которому прикасался Дэвис. Он на секунду представляет, как зарывается лицом в шею Малфоя, прямо там, где она соединяется с плечом, и вдыхает его запах, облизывает кожу, слегка покусывает. Недостаточно, чтобы повредить кожу, но достаточно, чтобы оставить след.

— Газеты всегда рады опубликовать историю, — говорит Малфой, продолжая свою предыдущую мысль.

Гарри стряхивает с себя сон наяву. Он не может сказать, усиливается эффект Уз, или это Огневиски, или просто тот факт, что, оказывается, Малфой не лживый преступник. Но внезапно влечение Гарри к нему, которое тлело, намеренно игнорируемое в глубине сознания, выходит на первый план.

— Еще они рады не задавать слишком много вопросов, при условии, что факты, которые я им предоставляю, можно проверить, а история сочная, — говорит Малфой, по-видимому, не обращая внимания на Гарри.

— Рон так любит Веритас, — говорит Гарри, меняя немного странную тему, но из-за виски, гудящего в теле, он не может полностью отвлечься от своих размышлений о вкусе кожи Малфоя.

Он не может сдержать намек на улыбку, которую мысль о Роне вызывает на его лице. Каждый раз, когда Веритас устраивает большой скандал, Рон болтает об этом несколько дней. Он блестящий аврор, размышляет Гарри уже не в первый раз, но в нем есть элемент хаоса, который прочно связывает его с братьями Фредом и Джорджем.

— Он будет в ярости, когда узнает, что все это время это был ты.

От этих слов лицо Малфоя ожесточается, и он смотрит на Гарри.

— Ты не можешь никому рассказать, Поттер. Никогда, — его слова звучат медленно и обдуманно, и Гарри не сомневается, что он имеет в виду то, что говорит. — Я уничтожу тебя, если понадобится. Единственная причина, по которой я могу делать то, что делаю, состоит в том, что все понятия не имеют, кто я. Веритас — это сотня людей и никто сразу. В тот момент, когда за ниточку потянут и кусочки начнут соединяться, то, что у меня есть, развалится в крошево.

Гарри смотрит на него и моргает. Он хочет заявить, что Малфой может даже не надеяться быть достаточно быстрым, чтобы уничтожить Гарри, но полагает, что это не имеет значения.

— Это было бы так плохо? — спрашивает он первое, что приходит на ум.

Рот Малфоя кривится от горького самоуничижения, и он встает с дивана, с грохотом ставя пустой стакан на кофейный столик.

— Никто не хочет правды от таких, как я, Поттер. — Он делает несколько шагов к своей комнате, а затем поворачивается. — Я серьезно, — подчеркивает он, и его глаза блестят в полумраке. — Расскажешь кому-нибудь, кто я, как только связь будет расторгнута, и тебе не понравится то, что произойдет в ответ.

Гарри просто смотрит на него, а через мгновение Малфой поворачивается, и дверь его спальни закрывается за ним с окончательностью, которая эхом разносится по остальной части квартиры.

Только когда Гарри лежит в постели той ночью на самом краю сна, он устанавливает последнюю связь. Последнее побуждение, что-то, что не давало ему покоя с момента их с Малфоем первой встречи, встает на свое место, и он чуть не ругается вслух. Он подумывает о том, чтобы зайти в комнату Малфоя, разбудить его и спросить, какого хуя он делает. Его прежнее расположение к Малфою неприятно сжимается в груди, когда он усваивает эту новую правду.

У Малфоя не было причин позволять Гарри быть рядом с ним — не было причин рисковать раскрытием его величайшей тайны. Тот факт, что он позволил Гарри быть его телохранителем, даже с Узами верности, обязывающими его молчать, был смехотворным. Гарри знал об этом с самого начала, но игнорировал, будучи благодарным за то, что Малфой позволил остаться и собрать информацию о его действиях.

Гарри смотрит в потолок в темноте и хочет смеяться над тем, как все просто.

Нет, даже мысль о том, что Малфой будет жить рядом с Гарри, нелепа, если, конечно, Малфой не журналист-расследователь. Если бы только история о том, почему Гарри Поттер внезапно ушел из Аврората, чтобы жить жизнью телохранителя-затворника, действующего под чарами Гламура, не была той историей, за публикацию которой любая газета Британии убила бы.

Гарри поворачивает голову в сторону комнаты Малфоя. Если он сосредоточится, то сможет услышать размеренные подъемы и спады его дыхания. Слушая, как спит Малфой, Гарри впервые задается вопросом, кто здесь хищник, а кто жертва.

~

На следующее утро между ними все по-другому. По-новому. Гарри не совсем понимает, что с этим делать. С одной стороны, вчерашние откровения Малфоя увели его с подозрительной территории. Гарри думает о всех доказательствах, которые собрал о похождениях Малфоя, о предварительных теориях, которые начал создавать. Ничто из этого и близко не подходит к правде о том, кто он и что делает.

С другой стороны, инстинктивное предложение Гарри сотрудничать, чтобы раскрыть дело, подчеркивается тем фактом, что Малфой опасен для него. Вся жизнь Малфоя построена на том, чтобы замечать детали и устанавливать связи. В конце концов, Гарри знает, что оступится. В итоге Малфой узнает, кто он сейчас, и тогда для него все будет кончено. Не может быть, чтобы Малфой его не выдал. Гарри Поттер — оборотень — это история, от которой не откажется ни один журналист.