Он погружается в беспокойные сны о беге под луной. В какой-то момент Малфой будит его, поставив на грудь тарелку с тостами с ветчиной и сыром, прежде чем вернуться к своему столу. Гарри игнорирует этот короткий приятный жест, инстинкты твердят, что это забота, сплочение стаи. Гарри знает, что это хрень собачья. Малфой, вероятно, играет в ту же игру, что и он, создавая доверительные отношения с Гарри, чтобы притупить его внимание к тому, что делает на заднем плане.
Гарри пропускает тренировку в тот вечер, а Малфой, кажется, достаточно счастлив, чтобы лечь спать пораньше. Они почти не разговаривают весь день, но постепенно, по прошествии времени, Гарри чувствует, как напряжение в воздухе спадает, когда они снова привыкают к присутствию друг друга. Это странно расслабляет. Он одновременно не хочет этого и находит это утешительным. У него нет ни капли умственной энергии, чтобы попытаться разгадать это, поэтому он просто принимает все как есть, позволяя себе расслабиться.
Малфой не утруждает себя принятием душа перед сном. Гарри слышит, как он чистит зубы, затем шорох раздевания и легкий щелчок выключателя. Он решает, что душ ему тоже не нужен. Сейчас он пахнет Норой, объятиями Молли утром, когда она отпускала его, шепча, чтобы он поберег себя. Он чувствует себя слишком взвинченным, чтобы быть в состоянии просто отпустить эту безопасность.
Гарри устраивается поудобнее в постели, позволяя темноте и тишине комнаты успокоить его. Он так устал и чувствует, как тянет в сон. Ему всегда требуется несколько дней после полнолуния, чтобы стряхнуть усталость.
Он уже на грани сна, когда слышит это — медленное скольжение материала, вздох в ночи. Гарри слегка наклоняет голову, чтобы сосредоточиться на шуме. Он слышится снова, и Гарри размышляет всего секунду, прежде чем закрывает глаза, позволяя картине расцвести в сознании; образ того, что происходит на кровати по другую сторону ванной. Он не останавливается, чтобы подумать, стоит ли ему слушать. Он все еще чувствует себя уязвимым, его тянет к стае, семье, связи. Странная односторонняя близость того, как Малфой доставляет себе удовольствие, успокаивает что-то внутри Гарри, что не хочет оставаться в одиночестве.
Он представляет себе Малфоя, распростертого на кровати с медленно ласкающей член рукой. Он слышит тихие хлюпающие звуки, которые говорят, что кулак Малфоя в смазке, и от этой мысли его собственный член слегка твердеет. Он протягивает руку, чтобы положить ее на пах, не двигая, просто позволяя ей оставаться там, пока он слушает движения Малфоя.
Малфой, похоже, не торопится сегодня. Гарри лежит в темноте, слушая, как тот ласкает себя. Время от времени его движения ускоряются, шелест простыней и вздохи присоединяются к ним. Гарри слышит, как Малфой все ближе и ближе подходит к моменту освобождения, прежде чем он останавливается — все движения прекращаются, пока он тяжело дышит.
В первый раз, когда это происходит, Гарри задумывается, а не кончил ли он, не издав ни звука, и чувствует укол разочарования, за которым следует чувство отвращения к самому себе за то, что он лежит там, в темноте, положив руку на член и чувствуя разочарование от того, что не услышал, как Малфой кончил.
Но мгновение спустя движения возобновляются так же медленно, как и раньше. За несколько минут он снова тяжело дышит, извиваясь на простынях, звуки все еще такие тихие, что Гарри сомневается, что кто-то с нормальным слухом смог бы их уловить, только если бы стоял за дверью комнаты Малфоя, прижав ухо к двери. Но для Гарри все кристально ясно, и после второго раза он понимает, что Малфой делает. Он подводит себя к краю, и эта мысль вызывает в Гарри волну возбуждения, которое вытекает тонкой струйкой из уретры члена. Гарри проводит по головке большим пальцем — острый запах секса в воздухе усиливает его желание. Он поднимает колено, чтобы натянуть одеяло, и начинает трогать себя в такт движениям Малфоя, точно так же растягивая сладкую пытку.
Он не останавливается, чтобы подумать, хорошая ли это идея. Хочет этого волк, или браслет, или этого хочет он сам. Он не может. Ему нужно чувствовать, а не думать. Просто забывшись и позволив своему разуму на мгновение успокоиться. Малфой обязан ему этим, не так ли? Во всем этом так или иначе виноват он.
Первый раз, когда приходится сдерживаться, похож на агонию, но он понимает, к чему это стремление, когда движения Малфоя возобновляются. Гарри тихо стонет от ощущений, когда снова прикасается к себе, и уже чувствует, как подходит ближе к краю.
Малфой проделывает это четыре раза, прежде чем его движения ускоряются и не прекращаются, а тихие звуки усиливаются, как будто он ничего не может с собой поделать. Гарри внезапно хочется увидеть Малфоя лично, попробовать его на вкус, посмотреть, как он издает эти прекрасные звуки. Он знает, что не должен, знает, что это все подделка, но это не имеет значения, поскольку он ускоряет свои собственные движения, чтобы быть в унисон с Малфоем. Он жестко сжимает член в кулаке, сосредоточив внимание на комнате за стеной от его собственной.
Он слышит приближающийся оргазм Малфоя по тому, как его движения приобретают почти бешеную интенсивность. Гарри двигает своим кулаком, чтобы не отставать, а затем замирает, изумление и замешательство проносятся сквозь него, когда он слышит слова, которые шепчет Малфой, когда кончает. Это обрывки, клочки слов, которые срываются с его губ в почти беззвучном вздохе:
— Да. Блять. Ах, Поттер.
~
Проходит почти две недели, прежде чем Малфой получает известие от Дэвиса.
Они с Гарри возвращаются к странной напряженной рутине в ожидании. Каждый второй день Малфой примеряет другое лицо, другое имя, и они разъезжают по стране. Малфой — это мужчины, женщины, старые, молодые, богатые, бедные. Он не исключает Гарри из поездок, но и не дает никакой информации о том, почему он делает то, что делает. Гарри не давит на него, довольствуясь наблюдением, мысленно каталогизируя имена, лица и места, с которыми сталкивается. Вопреки здравому смыслу, он обнаруживает, что становится все более и более заинтригованным жизнью, которая разворачивается перед ним. По большей части Малфой не позволяет Гарри приближаться к людям, с которыми встречается, но Гарри аврор и оборотень в придачу. Он получает много информации с каждой встречи. Вот только не может найти связь между ними всеми.
Утром, когда они получают известие от Дэвиса, Малфой превращается в версию самого себя, которой, по мнению Гарри, он мог бы стать, если бы его послевоенная судьба развернулась по-другому. Он тощий до истощения, со струпьями вокруг рта и желтым оттенком бледной кожи. Он выглядит как помешанный на зельях наркоман в ломке. Гарри арестовал достаточно таких, чтобы быть уверенным, что без вмешательства смерть скоро придет к Малфою в этой форме.
Лицо Малфоя полно отвращения, когда он выходит из своей комнаты, надев грязные спортивные штаны и толстовку, которая выглядит так, будто раньше была желтой, но теперь грязно-коричневая. Однако, когда они аппарируют в нескольких улицах от того места, куда направляется Малфой, его поведение полностью меняется. Как будто щелкнул выключатель, и Драко Малфой больше не скрывается за глазами молодого наркомана.
Гарри видит, как такое происходит снова и снова, но это никогда не перестает его очаровывать. Малфой не просто носит лица других людей — он становится ими. Все в нем меняется, чтобы соответствовать личности, которую он на себя цепляет. Это не так заметно, когда он Марквелл, персонаж, который намного ближе по внешности и поведению к самому Малфою. Но в такой форме Гарри мог бы пройти мимо и так и не понять, кто он.
Гарри наблюдает из тени, наложив на себя Дезиллюминационные чары уровня аврора, как Малфой смешивается с людьми, которые живут по углам Лютного переулка. Некоторые приветствуют его по имени — чужому, но все же по имени, — и становится ясно, что он был здесь, носил это лицо здесь раньше. Не так уж много из того, о чем Малфой говорит, Гарри может понять, но он записывает каждое имя, о котором тот спрашивает, и каждое упоминание о перемещении чего-либо, что Малфой называет просто «товаром».
