— Хотите продолжить эту дискуссию в другом месте? — говорит Дэвис, доев. — Оставить питомца?
Гарри заставляет себя не выпустить рычание, нарастающее в груди. Как будто, блять, Малфой пойдет куда-то с этой задницей.
Малфой качает головой, и Гарри пытается не расслабляться от облегчения, которое переполняет грудь.
— Спасибо за предложение. Мне было бы приятно встретиться с вами снова. Я бы хотел продолжить обсуждение деловых вопросов. — Малфой улыбается, и в его глазах светится обещание.
Гарри хочет оторвать Дэвису голову.
— Конечно, — говорит Дэвис. — Я назначу время. А после?
Улыбка Малфоя становится шире.
— Я уверен, мы сможем что-нибудь придумать, если предложение будет хорошим, — говорит он.
От Дэвиса пахнет триумфом, и Гарри требуются все силы, чтобы не перепрыгнуть через стол и не стереть самодовольное выражение с его лица.
— Я буду с нетерпением ждать этого, Дариус, — говорит Дэвис, вставая и протягивая руку.
Драко, хочет выплюнуть в него Гарри, когда Малфой протягивает руку, чтобы снова пожать ладонь Дэвиса. Его зовут Драко, и он мой! Но он этого не делает. Он ничего не говорит, следуя за Малфоем и не смея даже оглянуться на Дэвиса. Если ему придется увидеть эту самодовольную рожу еще раз…
— Спокойной ночи, брат, — шепчет Дэвис, когда Гарри почти выходит за дверь. Гарри напрягается, и только рука Малфоя на его руке, тянущая его вперед, останавливает от того, чтобы рвануть обратно внутрь, когда Дэвис говорит: — Наслаждайся им, пока можешь. Я заставлю твоего мужчину нагнуться передо мной и заставлю задыхаться, как суку в течке, к следующей луне.
Гарри сосредотачивается на прикосновении Малфоя, а не на инстинктах, требующих сражаться. Атаковать. Защитить то, что принадлежит ему. Он качает головой. Малфой не его. Это просто магия, луна, его дурацкие сраные инстинкты все перепутали.
Он остается рядом, когда они начинают свой путь по улице.
~
В тот же момент, как они возвращаются в квартиру, Малфой впечатывает его в стену.
— Что это, блять, было, Поттер? — шипит он.
Гарри отталкивает его, и Малфой, пошатнувшись, отлетает на несколько футов. Гарри сбрасывает чары — ему нужно побыть в своей шкуре. Он чувствует себя необузданным. На грани. Он одновременно хочет ударить Малфоя, подтащить его поближе, пометить и велеть ебаному Дэвису съебаться в закат.
— Иди на хуй, — вместо этого говорит Гарри, в отчаянии проводя руками по волосам.
Он не может снять нервное напряжение со своего тела. Завтра ночью полнолуние, и он чувствует, как бурлит в крови, тянет, пытаясь втянуть его в уже происходящие перемены.
— Отлично, Поттер, — говорит Малфой, тоже сбрасывая чары. Что-то в Гарри урчит от удовольствия, когда он видит его лицо и слышит голос, соответствующие запаху. — Какой зрелый ответ. — Малфой делает паузу, состраивая утрированное выражение раздумий. — Весь вечер твои реакции были такими образцовыми. Правда. Ты был абсолютным образчиком гордости Министерства. — Лицо Малфоя темнеет, и он снова подходит ближе. — Что это, блять, было? — требует он, сильно толкая Гарри в плечо.
Гарри хочет сказать, чтобы он отпустил его. Ему хочется оскалить зубы, зарычать на Малфоя и сказать: то, что он сейчас делает, — очень плохая идея.
— Что с тобой не так? — продолжает Малфой с суровым лицом, полным осуждения. — Я предполагал, что из всех людей ты будешь выше всей этой чуши против оборотней.
Гарри чувствует, как гнев усиливается, смешиваясь с тошнотворным страхом. Малфой не знает, так ведь? Он не может.
— Из всех людей? Что, сука, это должно означать?
Малфой фыркает и снова толкает его. Гарри прижимается спиной к стене, ему требуется вся его выдержка, чтобы не схватить Малфоя за шиворот и, развернув их, не вбить его в стену. Он не может смириться с чьей-либо попыткой доминировать над ним так близко к трансформации. Волк этого не потерпит, и он тоже.
— Значит это, Поттер, что ты был гребаным старшим аврором. Предполагалось, что ты должен был вести чертову войну, чтобы покончить со всеми этими предрассудками, сделать нас всех равными в одной большой счастливой семье.
Малфой отпускает его и отступает, проводя рукой по волосам, так что они спадают свободными беспорядочными прядями на лоб.
— Ты должен был быть лучше, Поттер. — Взгляд Малфоя, который он обращает на Гарри, полон обвинения. — Но ты не такой, да? Ты такой же, как и все остальные, судишь по расе или внешности, а не по действиям.
Гарри чувствует вспышку ярости. Что, черт его раздери, Малфой вообще понимает? Воспоминание вспыхивает в его голове: вой волков, кровь и ужас, и сокрушительная беспомощность от осознания того, что он опоздал. Он отталкивает это. Он не может думать об этом. Он не может позволить этому воспоминанию вернуться.
— Как будто ты можешь мне такое предъявлять, — выплевывает Гарри в ответ, отталкиваясь от стены и приближаясь к Малфою. — Ты и твое превосходство крови. Все, о чем ты заботишься, это чистокровные и продвижение собственного вида.
К его удивлению, Малфой смеется. Громко, жестко, и в этом нет веселья.
— Прошло почти пятнадцать лет, Поттер, — говорит Малфой. — Я изменился. Я так далеко ушел от этого высокомерного заблуждающегося маленького дерьма. — Он оглядывает Гарри с ног до головы, и его глаза полны осуждения. — Но знаешь, что чертовски грустно? — спрашивает он и продолжает, прежде чем Гарри успевает что-нибудь сказать в ответ: — Ты не изменился. Ты явно тот же самый подозрительный маленький мальчик, которым был всегда, вешающий на то, что не понимает, ярлыки «Плохое» и «Неправильное».
Гарри качает головой. В сознании снова проносится пронзительный крик ужаса, и он закрывает глаза, чтобы перестать слышать его. Он не может позволить вернуться этому воспоминанию. Малфой ошибается. Оборотни — монстры. Они неуправляемы. Он помнит их стаю той ночью в темноте, их триумф от того, что они загнали свою добычу в угол. Дэвис вспыхивает в сознании Гарри, безумие в его улыбке, нечеловечность в его мощи.
— Они опасны, — говорит он, желая найти понимание в Малфое, желая вытрясти это из него. — Оборотней невозможно контролировать. Они дикие, и их нужно держать подальше от людей для их защиты.
Именно это он постоянно слышал со времен войны, поскольку уровень заражения резко возрос после террора Волдеморта. Это то, с чем он боролся с самого начала. Он помнил Люпина, поддерживал его доброту как доказательство того, что так не должно быть.
Гарри становится плохо, когда он снова слышит крик в своей голове, видит кровь, впитывающуюся в землю. Его вина. Это была его вина. Он был слишком доверчив. Слишком готов закрывать глаза, чтобы позволить людям, чьим единственным преступлением было быть укушенными, попытаться устроить какую-либо жизнь. Он помнит маленькую руку, отчаянно тянущуюся к нему в ночи.
Малфой качает головой, прежде чем Гарри заканчивает мысль.
— Ты ошибаешься, Поттер. Я же говорил тебе, что знаю оборотней. Я встречал многих в своей работе — их сейчас так много, что трудно не заметить. Причина, по которой они становятся дикими, заключается в том, как с ними обращаются, не более того.
Гарри скалит зубы, комната кажется тесной и сужающейся вокруг него. Он чувствует, как в нем поднимается тьма, потеря, которой так много лет, но которая все еще горит в нем, будто свежая рана.
— Ты нихуя не знаешь, — рычит он и чувствует, как слова застревают в горле, не желающие подвергнуться отрицанию.
Он очень, очень старается держать это воспоминание в узде, но слова, которые Малфой бросает в него сейчас, оправдание насилия наполняет его болезненной яростью. Он этого не получит.
— Они забрали моего крестника, — выплевывает Гарри, когда видит лицо Тедди перед собой, вспоминает, как держал его изломанное тело. — Эти ебаные животные охотились на него ради развлечения, из-за какого-то болезненного чувства превосходства стаи над мальчиком, от которого пахло волком, но который не мог превратиться. — Его голос срывается на последнем слове, и ему приходится остановиться, втягивая воздух и отворачиваясь. — Я видел это снова и снова, — говорит он ровным голосом, стараясь скрыть эмоции. — Дети, разорванные на части в своих кроватях, ресторан, в котором устроили резню в полнолуние, туристы, которых выпотрошили и съели. Они хуевы монстры. Не смей оправдывать их.
