Когда не согласна просто молчит, насупится как воробей, пыхтит, пробует по-своему объяснить, это есть у нее. Но в то же время она не настаивает на своей версии и мы обсуждаем ситуацию с разных сторон.

Нельзя нашу дружбу назвать поверхностной и неискренней.

Особенно сейчас, когда мне так необходима ее поддержка, я сомневаюсь в правильности своего решения.

Ранее мое общение с одноклассницами в школе напоминало скорее пакт о ненападении.

С Айлин все по-другому, у нас много общего, мы похожи не только внешне. Внутри себя я такая же как она ранимая и добрая.

Мне приходится скрывать эту часть себя, посторонние могу пройтись по моей душе грязными ботинками, оставить следы, заставить страдать. У меня нет братьев и нет отца, который бы защитил меня.

Моя жизнь с рождения похожа на землю, которая безжалостно перепахана перед зимой на приусадебных участках.

А я хочу счастья как нормальные люди. Хочу чтобы меня любили. Ценили. Уважали.

Как же так получилось что моя внутренняя система самосохранения пережила короткое замыкание?

Не знаю как высиживаю до окончания лекции.

Из мыслей меня выводит звонкий сигнал, оповещающий о перерыве.

Не думала что буду так волноваться перед разговором.

— Я так рада что ты пришла, я так ждала тебя, — мышка кидается мне на шею сразу же как только лектор покидает аудиторию.

Свист Боровикова и колкие фразы остальных оставляю без внимания, забираю у старосты вещи.

Лиля демонстративно разворачивается, давая понять, что никто меня ждать не будет, выходит в компании мажоров нашего потока. Они сдружились, уже на тусовки вместе ходят. Это ведь не проблема когда есть деньги.

Мышка смотрит на меня своими огромными глазами. Вижу волнуется, у нее много вопросов, а мне тошно и плохо. От самой себя.

— Айлин, — делаю вдох, отступаю на шаг назад, но мышка снова бросается меня обнимать, перебивает, торопливо рассказывает свою версию не давая вставить и слова.

— Все ведь теперь хорошо, да? — она гладит мои спину и волосы, а у меня ком в горле я не понимаю как сказать ей, что использовала ее, что наше общение началось только из-за ее "мудачистого" брата.

— Я такая глупая, — Айлин отстраняется, взгляд серьезный, — уговорила Алана поехать к тебе, места себе не находила, ты ведь знаешь, Лилия меня недолюбливает, выяснить что-либо не смогла, а когда приехала к тебе, по дурости чуть было все не испортила, — напрягаюсь, версию Айлин я не знаю

— Настояла чтобы мы купили фруктов, я же не знала, что мама думает что ты на учебе и не болеешь…, - она запинается, — это ведь на работе проблемы да? — мои брови ползут вверх.

Айлин ждет ответа, а я обдумываю ее слова. Я не знаю что именно заставляет меня изменить решение. Может быть то, что я не услышала ни одного упрека, а может то, что Айлин очень быстро придумала мне оправдание. Она всегда видит в людях хорошее.

— Угу, — говорю а у самой голос дрожит

— Это ничего, а я ты знаешь догадалась, что нельзя говорить твоей маме, — Айлин запинается, — и потом, я должна тебе признаться, — напрягаюсь неужели она знает про меня и ее брата?

— Я чуть было не проболталась что приехала узнать как твое здоровье, Алан буквально спас ситуацию, придумал сходу что ты купила фрукты и попросила нас завезти, — мышка кусает губы, нервничает, — если бы не он, я одна бы растерялась и могла наговорить лишнего, все испортить, прав Алан я ни к чему не приспособлена,

Всматриваюсь в лицо мышки, вижу слезы вот вот начнут течь ручьями по коже

— Вот еще! Сдурела! Послушать твоего "мудачистого" брата так он один молодец! — вытираю ее щеки. Почему — то знала что все так закончится. Обнимаю мышку, сильно и искренне от всего сердца

— Алена не надо так, это мой брат, он не со зла, за меня привыкли решать, я и сама теперь не совсем уверена что справлюсь без поддержки семьи

— Справишься! Обязательно, поняла?! Они еще будут гордиться тобой! Ты лучше всех людей из тех кого я когда либо знала, когда нибудь я объясню все лучше, но сейчас не могу

Айлин обнимает меня касаясь мокрыми щеками волос, которые тут же липнут к ней

Выходим из аудитории, не замечаю как начинаю оправдываться

— Я не отвечала, потому что мне было плохо, но к тебе это не имеет отношения.

Айлин кивает, мы переходим между корпусами

Когда — нибудь я забуду ее брата, когда будет не так больно расскажу мышке обо всем, но не сейчас.

Мне сейчас нужна только ее поддержка, которую Айлин мне оказывает и ничего не просит взамен. Это дорогого стоит!

Учебный день подходит к концу.

Айлин рядом, Боровикова я игнорирую.

Какое-то странное безразличие ко всему.

Наверное это нормальная реакция нервной системы на страдания длиной в неделю. Я настолько в себе, что не задаю никаких вопросов, когда Айлин вызывает такси. Раньше бы обязательно спросила где это ее брат, но в данный отрезок времени, мы прощаемся.

Иду вдоль улицы, домой не хочу, мне лучше быть на свежем воздухе. Кутаюсь в шарф.

До начала смены в ресторане "Астория" часа три, решаю погулять. Потребность побыть одной и подумать никуда не делась. И недели на осмысление и терзания себя оказалось мало.

Не сразу замечаю иномарку, которая следует за мной, обращая свое внимание в момент, когда пытаюсь перейти дорогу на перекрестке. Иномарка тормозит рядом.

Следую своим маршрутом, не оборачиваясь. Мало кто это может быть. На всех реагировать никаких нервов не хватит.

Легкий сигнал клаксона, не реагирую на сигналы, привлекающие внимание прохожих.

В сердце еще теплится надежда что возможно это брат Айлин. Не знаю почему, но мне очень хочется чтобы это был он. Когда он пытается все исправить я думаю, что он делает это потому что нравлюсь, потому что хочет встречаться со мной.

— Давай подвезу, — когда рядом со мной оказывается Боровиков, от разочарования покрываюсь красными пятнами.

Смотрю перед собой, продолжая идти.

Борис Боровиков, как ни странно, идет рядом, остановить меня не пытается

— Я на метро, спасибо, — обрубаю возможности оказаться с ним в едином пространстве. Не хочу ничего.

— Ты чего обиделась что я в столовке не подошел? Так ты с этой чудной была, ни на шаг от нее, говорила что остыла… — когда слышу идиотский вопрос, хочу среагировать в привычной манере. Вот почему все мужики такие придурки?! Чувствую себя черно-белой кляксой, которая отчаянно пытается не выйти за допустимые пределы и не сорваться на не вовремя появившегося Боровикова.

— Я и не нагревалась! — выдавливаю слова, прибавляю шаг, и в то же время не узнаю свой голос, будто это не я все это говорю.

Боровиков хватает меня за локоть:

— Подожди ты, остановись! — нервно поправляю ремешок сумки, в глаза смотреть не хочу. Тошнит от него. от всех мужиков в принципе!

— Зачем?

— Алена ты мне нравишься, я уже говорил, давай встречаться, — я не моргая пытаюсь собрать себя по частям, мне меньше всего хочется сейчас слушать «горохового шута» нашего курса.

— Это все?

— Ален, ну что мне нужно сделать? Я не понимаю тебя совсем

— И не надо понимать!

— На улице противно и холодно, посидим в кафе, за мой счет, я приглашаю… — обхожу его с левой стороны, на ходу бросая:

— У меня нет времени, — перехожу на бег, спускаясь по ступенькам подземного перехода. Оставляю позади себя одиноко стоящего Боровикова посреди улицы.

У меня сейчас странный период, нелогичный. Мои действия могут быть импульсивными: если вдруг мне кажется что нужно что-то сделать, я это делаю.

Пусть это нелогично и беспринципно, мне плевать.

В метро закрываю уши наушниками.

Не понимаю почему глаза щиплет от слез. Глотаю их, стараясь чтобы никто не увидел моего состояния, надеваю капюшон.

Никогда больше никому не поверю.

На работе появляюсь раньше положенного.

Переодеваюсь.

В моим планах найти Алевтину. Какое-то нехорошее предчувствие, не могу объяснить себе.