Кровь отхлынула от лица и скакнула к сердцу. Раскатом грома обрушился звук.

– Ах, смотрите какие выразительные глаза! – женщина с бантом на шее ткнула ногтем, как скальпелем. – Странно, они мне будто знакомы.

– И у меня «глаза»! Покажите ваши. Нет, у меня ракурс другой, – мужчина с круглой бородой помахал наброском как флагом.

– Их здесь дюжина! – невысокая брюнетка задумчиво перебирала страницы короткими пальцами, унизанными кольцами. – Уверена, я уже их видела. Странно.

– Ничего странного, Шейла, взгляни на полный комплект. Отличный портрет! – рассмеялся сосед с лысым черепом вместо белой панамы, и наклонился к Лине:

– Милочка, поправьте, если ошибаюсь. На рисунках – Кристофер Берри?

– Кто?

– Ах! Ну, конечно-конечно! Вспомнила! Крис Берри! Певец! – захлопала в ладоши Шейла.

– Певец? Никогда не слышал.

– Конечно не слышал! – рассмеялась рыжая Мириам. – Он играет рок, а ты дальше джаза не видишь.

– Рок? Рок поёт только Боб Дилан и Элвис.

– Элвис? Элвис Пресли? Так это же рок-н-рол!

– Мужчины, не спорьте! К тому же все они давно на том свете, – отозвалась Мириам, вглядываясь в грифельный набросок. – Бесспорно, это он – Крис Берри. Такие глаза не перепутаешь.

– Американец?

– Да, американец, поёт в группе… Вылетело название. Никак не вспомню, – Шейла постучала кольцом по верхней губе. – Ну же, помогите мне!

– Я сразу его узнала, у меня великолепная память на лица. Но, какое поразительное сходство... – протянула Мириам, сдувая со лба локон. – Дорогая девочка, Ян совершенно прав – вы талант! Но, право... не понимаю, что пришло вам в голову его рисовать? Глаза, глаза, глаза! Так много! Где он вам позировал?

– Я знакома с Марией Берри, – вставила женщина с мальчишеской стрижкой. – Мы встречались в Эл-Эй на приёме у сенатора. Приятная женщина с безупречными манерами. Настоящая красавица! Кристофер пошёл в неё.

– Уж точно не приятностью и манерами! – фыркнул её сосед. – Теперь вспомнил, где видел этого молодчика. В прошлом месяце в Вашингтоне, столкнулся на благотворительном аукционе.

– Где вы собирали средства для пострадавших в метро?

– Страшная трагедия, – Шейла приложила ладони к щекам, – Наша няня сошла на станции Форт Тоттен всего за час до аварии.

– Так скажу неприятнейший тип! – продолжал мужчина. – Наглый, заносчивый грубиян! К тому же республиканец!

– Что ты имеешь против республиканцев, Джон? Объяснись!

– Нет-нет-нет! Мы запрещаем за столом обсуждать политику, правда Валери? – взмолилась Шейла и бросила игривый взгляд на мужчин.

– А мне по вкусу отвратительный нрав этого юноши, – подала голос Мириам, вновь возвращая разговор к Берри. – Такой необузданный, норовистый жеребчик! Так и хочется объездить! – она поиграла плечами. – Будь я моложе лет на десять…

– На двадцать, дорогая, минимум на двадцать, – улыбнулась Шейла.

Гости разразились смехом. Громче всех хохотал муж Мириам и похлопывал жену по костлявому плечу, обтянутому шёлковым палантином. Ничуть не смущаясь, она улыбалась со всеми.

– Я слышала, он сейчас с Оливией Тилли, – вмешалась Валери.

– Та старлетка, что снималась в "Плейбое"?

– Какой вздор, дамы! Всем известно, смазливый засранец любит мужчин!

– Бесспорно, дорогой, тебе бы этого хотелось, – язвительно улыбнулась мужу Мириам и подпрыгнула на стуле: – О, посмотрите, что ещё нашла, взгляните! И гадать не нужно! Ян, дорогой мой, это – вы! – она протянула через стол набросок портрета.

Олсен не взглянул и не ответил. Обращённое к Лине лицо застыло, как в наброске. Три человека не участвовали в бурном, жестикулирующем гомоне, составляя статичный треугольник. Мужчины молча смотрели на Лину, а она давно не обращала ни на кого внимание.

Она сидела прямо. Широко раскрытые глаза напряжённо вглядывались в смотровые окна. Угасающая синева поглощалась с запада туманной серостью. Лина слышала голос. Хотелось крикнуть, чтобы все заткнулись, тогда сквозь шелест волн она разберёт его...

– Вернём все хозяйке, – сказал Олсен и движением глаз отправил официантов вокруг стола: – Лина, у вас великолепная живопись. Я впечатлён акварелью Центрального парка. Как замечательна в ней зелень, будто плавленое кружево! – продолжая говорить, он сунул папку под мышку, остановился за спиной.

– Пойдёмте, – отодвинул её стул и взял под локоть. – Покажу пейзаж на капитанском мостике. Вы должны его оценить. А вы, – он обернулся к смолкшим гостям, – приступайте к гемпширскому пудингу, уверяю сегодня он отменный.

Подчиняясь чужой воле, Лина переставила ноги. Любопытные взоры и колючие глаза Старкова проводили до конца салона.

Порыв ветра ждал за дверью, бросил в лицо солёные брызги. Лина прошла вдоль палубы, удалялась от смеха и огней. Фиолетовые сумерки обернули яхту саркофагом и простирались дымкой в бесконечность.

– Вы дрожите, вам холодно? Ну же, успокойтесь, все позади, – Ян поднял с кресла плед, набросил на плечи. – Немедленно забудьте, что наговорили эти стервятники. Гнилое мясо их любимое блюдо. Я обязан был предвидеть, – из плотно сжатых губ вырвалось досадное восклицание. – Лина, вы простите меня?

Она слепо протянула руки, обхватила влажные ледяные поручни. Ветер сорвал с лица болезненный жар, разметал волосы, застелил глаза. Водяная пыль оросила кожу, оставила на губах привкус соли. Лина покачала головой:

– Мне не холодно. И вам не нужно извиняться. Если кому и извиняться, то только мне, глупо вышло.

Найдя в полумраке её пальцы, Олсен обхватил их, сжал вместе с поручнем.

– Поговорите со мною, – попросил он. – Иногда хороший разговор – лекарство. Поверьте, я знаю.

– Я верю вам. Просто говорить, не о чем.

– Тогда скажу, я. Ваш талант, – Ян тщательно отбирал слова, выговаривал чётко и внятно наперекор ветру, – пока не имеет почерка, как мягкая необожжённая глина может стать чем угодно. Вы не нашли себя. Пока, нет. Но найдёте. Из печи выйдет прекрасный сосуд, который можно наполнить сладким вином или кислым уксусом, но уже никогда не изменить суть.

Олсен мягко повернул её лицо к себе, придержал ладонями волосы:

– Лина, послушайте. Не ищите себя там, где вас нет, прошу вас!

Она смотрела в настойчивые глаза, чувствовала горячие пальцы на висках. Дожидаясь ответа, Ян вглядывался в неё, потом опустил веки:

– Пообещайте одну вещь.

– Попробую, – Лина снова повернулась к морю.

– Если вам понадобиться друг, вы обратитесь ко мне. Обещаете?

Вглядываясь в чёрную пропасть под ногами, Лина молчала. Волна била в борт, долетала на палубу веером брызг. Вода и ветер слились в рёв, глушили и уносили слова вдоль сорока метрового корпуса.

– Обещаете? – крикнул Олсен.

– Да, конечно, – она рассеянно кивнула. – Когда мы повернём в порт?

– Мы уже движемся к нему, – Ян опустил голову, взглянул на часы. – Через полчаса появятся огни марины. Октябрь – сезон ураганов, в открытых водах становиться опасно, – пробормотал он, повернув лицо навстречу яростным порывам.

– Я побуду здесь немного? Подышу. Пожалуйста, Ян, возвращайтесь к гостям.

– Хорошо, я пришлю стюарда. Он позаботиться, чтобы вам не мешали.

Лина не заметила, когда Олсен ушёл. Она едва чувствовала тело, словно выходила из наркоза. Под ногами вздрагивала и раскачивалась палуба. Воздух отчётливо напоминал о приближении первых заморозков.

Как переменчива погода в Нью-Йорке...

Она натянула плед повыше и обняла плечи. Первая звезда ярко зажглась в небе, заявила права на тёмное пространство сверху и снизу.

Лина опустила голову, вспоминая, что сегодня день рождения.

Первый снег пустился во второй половине дня. Северо-западный ветер усилился. Редкие прохожие плотнее кутались в куртки, втягивали головы в воротники и намотанные шарфы.

Ряды электронных часов одновременно мигнули, показав окончание торгового дня. Лина стянула кепку продавца, взяла резиновые перчатки.