— На, дегустируй! — Психанул Жора. — Мне вечером на сцену. Я своих партнёров уважаю, между прочим!

Я взял со стола тару, из которой пил чай Бурков и поднёс к губам:

— Если там будет хоть капля алкоголя, то к родным берёзкам поедешь сегодня же. Понятно выражаюсь Георгий Иванович?

— Эт! — Подскочил актёр комедийного жанра. — С прошлого раза плохо прополоскал.

Бурков мигом выхватил у меня из-под носа свою именную кружку и выплеснул содержимое в мойку.

— Жаль, хороший был чай, свежий, наваристый, — Жора по-быстрому открыл воду и начал надраивать внутренности своей посудины. — Ты лучше скажи, как ты нас с Валеркой нашёл? Мы тут голову всю себе сломали! Все извилины заплели!

— Я же уже рассказывал, — я взял с подоконника, который служил для нас чем-то вроде холодильника и одновременно кухонного ящика, литровую банку с намолотым кофе и насыпал содержимое в турку. — Я когда с крыши упал, заглянул в будущее. Поэтому я вас и нашёл, потому что знал, кого искать.

— Ну, допустим, — загундосил Бурков. — А что там, в будущем произойдет такого, до чего мы отсюда не сможем догадаться сами, пойдя простым логическим путём?

— Через тридцать с небольшим лет СССР развалится, — я поставил турку на плиту, предварительно налив туда воду из-под крана.

Ободзинский и Бурков прыснули от смеха.

— Не может такого быть! — Жора поднял указательный палец выше головы. — СССР — это же мастодонт! Громадина! Хорошо, а что ещё?

У меня забурлила коричневая с пенкой жидкость, и я быстро убрал турку с огня. Затем налил себе в кружку душистый напиток, который любил больше, чем чай. Однако вынужденная пауза не охладила пыл двух творческих единиц в желании познать, что век грядущий нам готовит.

— Помните, Крым шесть лет назад Никита передал от РСФСР Украинской ССР. Так вот в будущем из-за Крыма этого, будь он неладен, буча будет не шуточная. Между русскими и украинцами.

— Вот сейчас совсем не смешно! — Обиделся Бурков. — Чтобы мы со своими братьями… да никогда, ни в жизь!

— Да за такой юмор можно и…, - Ободзинский неопределенно махнул рукой.

— А вдруг я для того и заглянул в будущее, чтобы ничего такого никогда не произошло! — Я подмигнул артистам разного жанра. — Что пресса пишет? — Я ткнул пальцем свеженький номер «Советский спорт», подписку на который недавно оформил.

— Пустая трата денег, — сморщился Бурков. — Выписал какую-то ерунду, читать нечего! Лучше бы «Советский экран» оформил, если деньги девать некуда.

— Написали, что не будет хоккейной Евролиги, — Валера развернул газету на половинки. — Вот, выступили, обсудили. Идею признали преждевременной. «Очень вредной является практика слепого копирования заокеанской хоккейной лиги, в которой нет времени в календаре на грамотный тренировочный процесс. Наш Советский хоккей должен идти своим уникальным путём», — сказал ведущий специалист и главный тренер ЦСКА, товарищ А. Тарасов.

— Вот сука, — процедил я сквозь зубы.

— Богданыч, а чё ты с этой Евролигой носишься? — Сел рядом и доверительно посмотрел на меня «самородок» из Перми.

— Сама по себе Евролига — это не цель, а средство, — я задумался на несколько секунд, как лучше объяснить собеседникам далёким от экономики тактическую хитрость моей задумки. — Сейчас мировой резервной валютой является доллар, который мы используем даже при расчётах со странами соцлагеря, с Польшей, Чехословакией, Болгарией и другими. Сталин, правда, хотел ввести золотой рубль, но не успел. Да и глупость несусветная — использовать золото для взаиморасчетов. И сейчас получается, что Америка эти доллары может для себя нарисовать, а мы, соц страны, должны их зарабатывать! — Я даже встал от того, что меня изнутри распирало возмущение. — И первый шаг свержения доллара — это объединить страны СЭВ разными спортивными Евролигами, по баскетболу, по хоккею, по волейболу и другим видам спорта, билеты на которые будем продавать за евро.

— За что? — Искривил недовольное лицо Бурков.

— Евро — это общеевропейская новая валюта, — я пальчиками показал знак «мани-мани». — Сначала евро болельщики разных стран, чтобы пойти на стадион будут обменивать по курсу на свои деньги. А затем, через год, все восточноевропейские экономики переведём только на одни евро. Даже Америку и остальной мир заставим наши русские евро покупать, если они захотят наш уникальный товар.

— А какой у нас уникальный товар? — Улыбнулся недоверчиво Ободзинский.

— Массовая культура! — Я как Ленин на броневике, схватил воображаемую кепку в кулак и показал путь в светлое будущее. — Музыка, книги, кино, джипсы, кроссовки, пуховики, спортивное зрелище, телевидение! Такие сериалы и программы забубоним они там, на западе, все с катушек слетят от «Фабрики звёзд» и «Санты-Барбары». Русский язык сделаем языком международного общения. А самое главное на евро переведём постепенно все европейские страны и Китай. Границы откроем. А доллар выбросим на свалку истории!

— Ты главное смотри, чтоб от натуги шорты не треснули, — хохотнул Жора Бурков, заметив, как у меня баскетбольные трусы немного соскользнули с талии вниз.

— А мне там стесняться нечего, — закончил я свою речь.

И в доказательство я напряг кубики пресса на животе и согнул руки так, что взбугрились мои нехилые бицепсы. В этот момент в двери кто-то позвонил.

— Санька с Машей, наверное, в кино намылились, — актер, тяжело вздохнув, пошёл в прихожую.

Однако через несколько секунд в общем коридоре появилась незнакомая девушка с сосредоточенным строгим лицом злой училки. Кстати, и одета она был под стать в серые неброские одежды.

— Если вы пришли на кружок Марксизма-Ленинизма, то это не здесь, — сказал я, продолжая напрягать кубики пресса.

— Я в театр, — попрощался из-за спины девушки Бурков, довольный своей хулиганской выходкой.

— Мне нужен руководитель ВИА «Синие гитары» Богдан Крутов, — девушка чуть-чуть покраснела и тактично отвернулась. — Я торт принесла, — она приподняла небольшую картонную коробку, которую держала в руке.

— Крутов? — Удивился я. — Вот он сидит, бутерброд хрумкает за обе щёки, хомячок, — я кивнул на Валеру Ободзинского. — Поберегись! — Высоко поднимая колени, я легкой спортивной пробежкой проследовал мимо незнакомки в свою комнату.

У себя я быстро натянул на тело старые концертные джипсы и футболку, и поспешил назад. А то вдруг Валерка растеряется и наговорит много ненужных глупостей неизвестной училке?

— Уже познакомились? — сказал я, заруливая обратно в нашу маленькую полупустую хрущевскую кухню.

— Да, — улыбнулся наш улыбчивый солист. — Это Евгения Ивановна Зарайкина, говорит, что на гастролях будет нашим администратором. А это, — Ободзинский ткнул рукой в меня, — наш уникальный голос, будущая мировая звезда, Валерий Владимирович Ободзинский.

— Эти глаза напротив калейдоскоп огне… кхе-кхе-кхе, — закашлялся я, присаживаясь рядом. — Сегодня не в голосе. Я проснулся, а он пока — нет. А можно посмотреть ваши документы? Паспорт, диплом о соответствующем образовании, договор с нашим ДК, справку из поликлиники? Да не лопай ты, чужой торт! — Я легонько треснул по рукам Ободзинского, который уже успел себе кое-что отрезать из принесённого неизвестной девушкой десерта. — Когда империалисты не дремлют ухо надобно держать востро!

— Зачем справку? — Растерялась Евгения Ивановна.

— Ясно, — я встал, поцеловал ручку училке, дал подзатыльник Валере, который продолжал тыкать чайной ложечкой в кусок торта, — не смею вас больше задерживать. Если завтра, к восемнадцати ноль-ноль, перед отъездом в Вильнюс, на руках соответствующих документов не будет, у нас с вами сотрудничество не склеится. А за этого обжору вы меня извините. Можем компенсировать сахаром.

Я быстро закрыл оставшийся торт в коробку, и девушку, которая медленно соображала, вытянул за руку в коридор, где надев на неё пальто, галантно выпроводил за дверь.

С такой скоростью ещё никогда Евгению Зарайкину не выпроваживали ни из одного места! И кто? Самые обыкновенные малообразованные мальчишки с гитарами! Девушка просто кипела праведным гневом, и поэтому, отчаянно топая по осенним раскисшим от влаги улицам, она уже трижды умудрилась влететь в большие и грязные лужи.