На втором этаже, где располагался малый зал, нас как родных встретил звукорежиссёр Артамоныч.

— Друзья мои! — Не сдерживал он эмоций. — Кому рассказываю, что записывал самих «Синих гитар» никто не верит! Вся Москва гудит от ваших песен. Да что Москва, я в Прибалтике был недавно, там просто от вас сума сходят! Толечка! Наташечка!

Артамоныч расцеловал наших солистов, которые еле-еле выдавили из себя подобие улыбки.

— Артамоныч, ты ли это! — Закричал и я. — Где не играли, я всем рассказывал, какой специалист работает в грамзаписи. Вот такой мужик! — Я, показав большой палец вверх, тоже по-братски его обнял, — давай родной, присаживайся за свои волшебные кнопочки, начнём творить новую музыкальную историю. А потом, лет через двадцать снимут документальный фильм про легендарную группу «Синие гитары», где возьмут интервью и у тебя. Сидишь ты такой на фоне сотен пластинок, старенький, седенький, вспоминаешь эти дни и плачешь.

И Артамоныч тут же, не дожидаясь светлого будущего, представив те далёкие времена, пустил маленькую трогательную слезинку.

В помещении за толстенной дверью, которая обеспечивала полнейшую звукоизоляцию, мы довольно шустро подключили настоящие фирменные гитары и электропианино, и наконец, посмотрели в глаза дург друга.

— С чего начнём запись? — Толик провёл по струнам соло-гитары.

— Сначала запишем для танцевального маленького диска две песни «Мы едем в Одессу» — на одну сторону пластинки и «Косил Ясь конюшину» — на другую, — я вынул из сумки школьную тетрадь в клеточку. — Вот дописал ещё один куплет для «Одессы».

— И когда ты только успеваешь? — Хмыкнул Санька.

— Ночами не сплю, — пробурчал я.

— Кто бы сомневался, — недовольно бросила Наташа и покосилась на Лизу.

— Ребята, ну вы готовы? — Спросил через микрофон из аппаратной, которая была за стеклом, Артамоныч.

— Ещё минуту! — Крикнул я. — Значит так, — обратился я уже к музыкантам. — Первый квадрат — вступление, играют барабаны, басуха и клавиши. Далее два квадрата поём припев: «Мы едем, едем, едем, едем, едем в Одессу…» Четвёртый квадрат куплет:

Аэропорт. С трапа самолёта

Сойду морским воздухом, дыша.

Возьму такси и, счастьем опьянённый,

Бульвар Приморский увижу я.

— Пятый квадрат — импровизация. Бас, барабаны и клавиши. Шестой — импровизация, бас, барабаны, соляга и ритм-гитара. Далее два квадрата — припев. Девятый квадрат второй куплет:

И по волнам на белом теплоходе,

Под крики чаек я прокачусь.

Я не забуду — нежный шум прибоя,

Пройдут года, и я сюда вернусь.

— Ну, и так далее, здесь всё четко расписано, — я вырвал несколько листов из тетради и раздал всей группе. — Я сейчас пройду к Артамонычу, за стекло. Проконтролирую, чтобы все инструменты звучали, как следует. А то он нам опять «Ландыши» сделает, светлого мая привет.

Первый дубль «Мы едем в Одессу» вышел так себе. В двух импровизациях мы были не на высоте. Второй дубль получился почти хорошим, но почему-то мимо нот сыграл Толик Маэстро, чего никогда за ним не водилось. После чего он долго злился на себя и косо поглядывал на нас. Зато третий дубль получился сказочным. А когда мы закончили его играть, за стеклом в аппаратной раздались дружные аплодисменты минимум десяти человек. Оказывается, со студии сбежался почти весь народ, чтобы позырить, как рождается новая музыкальная история.

— А чё это вы здесь делаете, а? — Спросил я, заглянув в аппаратную. — Рабочий день советского человека в самом разгаре, а вы загораете?

— А мы…, - разволновалась какая-то молоденькая симпатичная девчонка. — А мы принесли вам кофе!

— Перерыв пять минут! — Скомандовал я своим «Синим гитарам». — Артамоныч, мне позвонить нужно, где у вас переговорный пункт?

— Вон, пусть тебя Краснова проводи, — кивнул звукорежиссёр на свою находчивую молоденькую коллегу.

И девушка посеменила своими милыми ножками по длинному коридору.

— А, правда, вы все песни сами сочиняете? — Тараторила она. — А правда у Анатолия есть уже невеста? А правда, что вы ещё играет в футбол?

— Да, нет, нет, — строго по пунктам ответил я.

Наконец, мы добрались до телефона, который находился в приёмной директора.

— Вот здесь я работаю, секретарём, — похвасталась девушка.

Я достал из заднего кармана синих джипсов записную книжку, где все номера у меня были записаны без алфавитного порядка. Поэтому я несколько раз чертыхнулся про себя, выискивая телефон главного редактора «Пионерской правды». Наконец, мои глаза наткнулись на нужное имя, и я не теряя ни минуты, набрал телефонный номер. Благо Татьяна Владимировна Матвеева была на месте и к тому же сразу меня узнала.

— Когда же вы Богдан придёте к нам в гости? — Грудным с небольшой хрипотцой голосом спросила меня редактор детской газеты. — Витусику нужно уже приниматься за вторую книгу. Читатели письма шлют мешками!

— Торжественно обещаю и как бывший пионер клянусь, честное пионерское буду у вас в последних числах октября, — я подмигнул, секретарше Красновой, которая усиленно «грела здесь уши». — Срочно нужна ваша помощь.

— Неужели такому симпатичному мужчине, никто помоложе уже не может и помочь? — Хохотнула в трубку Матвеева.

— Чего греха таить, некому кроме вас утолить мои печали, — засмеялся и я.

— Вы так далеко можете дошутиться, — продолжала кокетничать Татьяна Владимировна.

— Сегодня в семь вечера в ДК будет новая театральная программа, — я перешёл к сути. — Творческие встречи. Нужны на показ хорошие принципиальные журналисты из разных газет. Коньяк, закуски и фуршет входят в развлекательную программу.

— Да? — Удивилась Матвеева. — А насколько принципиальны, должны быть мои коллеги?

— Такие — «тёртые калачи», чтобы за отдельную плату написали любую восторженную рецензию.

— Ха-ха-ха, — засмеялась женщина на том конце провода. — Уговорили, так и быть…

«Чего только не сделаешь ради родного театра, — думал я, возвращаясь в студию. — Пришлось даже пообещать зреложенской музе бедного Витюши, организовать столик в ресторане. Естественно после того, как её коллеги вознесут в своих статьях творчество Высоцкого и компании на новую художественную высоту. И что-то мне подсказывало, что явится в ресторан Татьяна уже без писателя».

Перед записью песни белорусских «Песняров» «Косил Ясь конюшину», которая гремела в 70-х годах в будущем того моего мира, я снова вырвал листки из тетради, где были расписаны все квадраты.

— Всё понятно? — Спросил я музыкантов. — Здесь вступление, здесь куплет, проигрыш, снова куплет, проигрыш два квадрата и так далее.

— На трёх языках петь, что ли будем? — Толик почесал свой затылок.

— В этом и суть композиции, — я ткнул пальцем в схему. — Какую республику не возьми, что Украина, что Белоруссия, что Россия, юноши и девушки знакомятся одинаково, не отвлекаясь от созидательного социалистического и героического труда.

— План выполняют, — заключил Санька Земакович.

— Русское четверостишие не очень мелодичное получается, — сморщилась Наташа и напела русский куплет:

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный,

Косил Ваня клевер красный!

Марьи взгляд увидел ясный!

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала,

А Мария рожь срезала!

И Ванюшу видала!

— Ладно, главное музыка хорошая, — махнул рукой Толик Маэстро.

— Артамоныч! — Крикнул я звукорежиссёру. — Включай магнитофон!

Первый дубль белорусской песни ожидаемо вышел кривым и косым. Это на концерте, в динамике, не чувствуются косяки в музыке и вокале, а в студии всё как под увеличительным стеклом, все недостатки вылезают наружу. Второй дубль мы вообще не доиграли. Третий тоже. После четвёртого нервы не выдержали у Саньки и Вадьки.

— Толя проснись! — Гомонили они наперебой. — Что ты такое играешь? Куда лепишь мимо нот?

— Да пошли вы на…! — Вспылил Толик Маэстро. — Сами только вчера научились более-менее играть и ещё учить лезут!