— Он мертв?

Произнесенное громким голосом слово «мертв» прозвучало фальшиво: не так эмоционально и тревожно, как взгляд, которым Людовик сопроводил его. Лишенный трагичности, он казался всего лишь констатацией факта.

— А вы как думаете?

Людовик потряс головой и правой рукой похлопал себе по лбу:

— Это сон!

Людовик не орал и не осыпал ее оскорблениями. Вместо этого он, закрыв лицо руками, два или три раза повторил «это сон». Через некоторое время Матильде показалось, что сейчас он расплачется всерьез, и это вывело ее из себя.

— Прекратите свой спектакль! Это вы его убили, Людовик. Вы же знаете, что не надо было кричать. Между нами все предельно ясно. Если бы вы не принялись его звать, сейчас он бы преспокойно находился у себя дома.

Матильда постаралась взять себя в руки. У нее хватает и других забот, нечего здесь задерживаться.

Не обращая больше внимания на Людовика, она снова повернулась к мертвому телу. Матильда вытащила его голову из грязи, под влиянием неосознанного побуждения, как если бы рассчитывала, что старик откроет глаза и начнет агонизировать перед ней. Стеллажи и ящики были перепачканы кровью — скорее гранатового цвета, чем красной, уже почти свернувшейся. Конечно, она может самым тщательным образом все очистить, но невидимые следы все равно останутся.

Перед тем как взять тело Ле Бри под мышки, Матильда потянула его, чтобы освободить ступеньки. При его весе — это она сразу поняла — работа, которая ее ожидает, станет настоящим испытанием. Ботинки тяжело стукнули о лестницу, а затем упали на пол из утоптанной земли.

Затем Матильда потащила труп, чтобы голова первой оказалась на лестнице. Даже не дав себе времени отдышаться, опасаясь утомиться и потерять первоначальный порыв, она, пятясь задом, подняла его на первую ступеньку. Тяжелое тело, слишком тяжелое для нее. Почти сразу же оно соскользнуло с ее груди, чтобы всем своим весом надавить на ее хилый живот. Она снова перевела взгляд на седую окровавленную шевелюру, лежащую на ее джемпере. Потом, когда все будет кончено, надо будет избавиться от одежды. Правда, она не уверена, что на самом деле входит в понятие «все».

Ей с трудом удалось дотащить свою ношу до промежуточной площадки над третьей ступенькой. Повернувшись, она уныло посмотрела на те, что отделяли ее от нижнего этажа дома: ступеньки такие крутые, что подняться по ним требовало усилий, даже если бы она ничего не несла.

По крайней мере, Людовик ведет себя спокойно. Его стенаний и упреков она бы не выдержала.

Сделав короткую передышку, Матильда снова просунула руки под мышки Ле Бри, чтобы обхватить его вокруг груди. Она предпочла бы использовать поручни, но удерживать тело одной рукой было бы невозможно. Чтобы продолжить его тащить, она должна изменить метод: поместить Ле Бри у себя между ног и опираться о ступени, почти садясь на них.

Снова появился неприятный запах старого мужчины; Матильде даже показалось, что он исходит из каждой поры его кожи и пропитывает ее через одежду. Ее руки налились тяжестью, в спине появились неприятные ощущения, позвоночник болел от резких непривычных усилий. По сравнению с этим спустить тело — в смысле Людовика — было куда легче. Сколько ступенек она уже преодолела? И сколько еще остается… она не сдалась и продолжала тянуть Ле Бри, уцепившись за его одежду, погрузив пальцы в петли его разношенного свитера. Но, отступая и ударившись спиной о край ступеньки, она не удержала свою добычу.

Ле Бри опрокинулся, головой вперед, будто с корабельного трапа. Обессиленная, обездвиженная болью, Матильда не смогла его удержать. На мгновение она даже подумала, что тело сейчас оживет, восстановит равновесие и смягчит падение. Но оно самым жалким образом с глухим шумом рухнуло на промежуточную лестничную площадку, будто большая сумка, которую швыряют в угол комнаты, а затем, повернувшись на бок, неподвижно замерло.

Теперь Ле Бри лежал на спине, открыв рот, в котором виднелись скверные зубы, повернув бледное лицо к потолку. Его растянутый свитер, собравшийся в складки под мышками, открывал взору рубашку лесоруба в красную клетку.

С трудом разогнувшись, Матильда положила руку на свою занемевшую спину. Ей никогда не случалось в одиночку поднимать мертвое тело. Особенно в таком состоянии, как сейчас. Именно сейчас — без сомнения, это было последнее мгновение, когда она действительно сомневалась в исходе своего предприятия, — ей захотелось просто сесть на ступеньки, предоставив событиям идти как идут, и просто ждать своей судьбы, какой бы она ни была. Но что-то мощное, невидимая сила в глубине ее существа, побуждало ее продолжать.

Ничего не потеряно. Ей надо всего лишь расставить приоритеты.

Она снова спустилась и перерыла все карманы Ле Бри, чтобы найти связку ключей. Затем оттолкнула труп к перилам, чтобы освободить себе проход и войти в камеру.

Людовик скорчился на матрасе. Ей хотелось взять его за руку, чтобы утешить, объяснить, что не хочет ему ничего плохого, что она пошла на весь этот риск ради него, чтобы они остались вместе. А еще чтобы у нее снова была семья взамен той, которую она потеряла.

Она не должна поддаваться эмоциям. По сути дела, ведь это он несет ответственность за все, что случилось. И заслуживает, чтобы его наказали.

Когда вы наказываете ребенка, это не должно приносить вам удовольствие. Но с другой стороны, никогда не надо сожалеть о том, что сделали.

— Людовик?

Тон ее голоса был слишком нежным, слишком слабым. Казалось, она собирается извиниться.

Он поднял глаза. К усталости, ясно читающейся на ее лице, примешивался затаенный ужас. Он приоткрыл рот, чтобы заговорить.

— Будет лучше, если вы сейчас ничего не будете говорить.

Матильда была неподвижной, взгляд обращен в пустоту. За несколько секунд ее мысли снова обрели четкость, и она подумала об этапах своего нового плана.

— Я должна вас покинуть. Ненадолго. Но, клянусь вам, когда я вернусь, мы серьезно поговорим вдвоем.

Матильда снова закрыла шкафчик под мойкой и натянула пару хозяйственных перчаток из латекса. Энергично провела по ним, двигая пальцами, чтобы исчезли складки. Превосходно. Розовый латекс достаточно тонкий, чтобы не стеснять движений. По крайней мере, она теперь может не беспокоиться об оставшихся отпечатках.

Она решила полностью высыпать ящик овощей в мусорное ведро. В промежутке между потерями памяти и помутнениями она беспокоилась, как бы не забыть о деталях такого рода.

В гостиной она прислушалась. Людовик вел себя смирно. Теперь у нее действительно нет выбора. Что же касается Франсуа… После минутного размышления она решила подняться на верхний этаж, позаботившись о том, чтобы производить как можно меньше шума.

Коридор, который вел в спальню — обои в полоску, бретонские морские сцены, развешанные по стенам через равные промежутки, столик из красного дерева, украшенный кариатидами, — показался ей зловещим и старомодным, как и весь дом, такой же грустный, как и вся их недавняя жизнь до приезда Людовика. Тогда их мир свелся к последовательности бесцельных поступков и привычек, которые превратили их обоих в подобие бездушных машин. Коридор произвел на Матильду неприятное впечатление, будто она с трудом дышит в незнакомом тесном туннеле, где невозможно даже повернуться.

Матильда легко толкнула дверь. Ее тотчас же охватил затхлый воздух перегретой комнаты. Сколько же времени здесь не проветривали? Франсуа неподвижно лежал в позе охотничьей собаки — на боку, скрестив ноги. Поза, в которой он часто лежал, чтобы успокоить боль в ноге. Он повернулся к стене так, что Матильда не могла ни увидеть его лицо, ни удостовериться, что он действительно спит. Она заметила, что он все еще в пижаме. Почему сегодня утром она не помогла ему одеться? Что она делала перед приездом Ле Бри?

На столике у изголовья она увидела коробку бензодиазепина рядом с бутылкой воды, но ей не удавалось вспомнить, заставила ли она Франсуа принять таблетки. Проглотил ли он их, как обычно, за завтраком? Она предпочла не входить в комнату из страха его разбудить.