— Матильда, мне бы не хотелось, чтобы…

— Чтобы что?

— Это жилье… Мне бы не хотелось, чтобы Людовик там поселился. Это для Камиллы.

Лицо Матильды моментально побледнело. Это имя, произнесенное так громко, упало, будто нож гильотины.

Ее голос сорвался, но в нем не было никакого гнева, всего лишь чувства, которые вышли из-под контроля.

— Мальчик никого не стесняет, — торопливо продолжила она. — Почему некоторые стараются затруднить ему жизнь?

— О ком ты говоришь?

— О Ле Бри! Вот барахольщик! Мне он никогда не нравился. Хотел позвать жандармов, ты только представь себе! И это всего лишь потому, что Людовик осмелился припарковать свой фургончик на краю его владений… Какой зловредный! Думаю, стоит сорвать хоть один колосок с его полей, как он тут же настрочит жалобу. Ты что, слепой, в конце-то концов?

Матильда была вне себя. Ее голос почти срывался на крик. Франсуа сидел будто приклеенный к месту, пока не увидел, что в уголках ее глаз блестят слезы. Он поднялся со стула.

— Ну, успокойся же! Что с тобой такое?

Закрыв лицо руками, Матильда принялась плакать уже всерьез.

— О, Франсуа! Неужели у нас никогда не будет мира в душе?

Он подошел и обнял ее. Теперь он чувствовал, как ее тело дрожит и сотрясается от странных спазмов, как если бы она только что закончила тяжелый физический труд. Он запечатлел поцелуй на ее волосах, источавших фруктовый аромат. Он всегда любил этот запах. В покрытом капельками воды стекле, которое из-за темноты в саду сделалось непрозрачным, Франсуа увидел их отражение и некоторое время не мог отвести от него глаз.

— Тебе смертельно не хочется, чтобы он уезжал, ведь так?

Она подняла на него покрасневшие глаза.

— А тебе разве нет? — всхлипывая, спросила она.

— Не знаю… Правда не знаю.

Вассеры начали узнавать Людовика только через две недели после того, как он поселился у них.

Теперь этаж был полностью пригоден для жилья. Там поставили кровать, стоявшую в одной из комнат, комод и даже маленький телевизор с кухни, который они все равно никогда не включали. Людовику дали связку ключей — от пристройки и мастерской Матильды, где было сложено несколько громоздких инструментов.

В первые дни ничего не изменилось. Людовик присоединялся к ним за завтраком — Матильда специально заботилась, чтобы налить кофе в его любимую фарфоровую чашку, — а затем принимался за работу, в то же время, что и всегда. Почти весь день Людовик проводил в строительных магазинах: Франсуа давал ему чеки, один раз даже свою банковскую карточку, по которой невозможно взять кредит.

К четырем часам он заходил в кухню, чтобы выпить пива, за исключением того случая, когда Матильде удалось впихнуть в него чашку чая, которую он выпил, гримасничая. Часов в шесть или семь вечера он исчезал и возвращался только ночью, когда Вассеры уже спали.

Погода не становилась лучше. За исключением редких просветов, дождь продолжал выстукивать свое однообразное стаккато. Дом был хорошо утеплен и защищен от влаги, но, несмотря на это, сырость просачивалась повсюду. Холод был не очень сильным. Тем не менее они с Матильдой чувствовали себя продрогшими до костей, едва выходя за порог, где дождь буквально хлещет по ногам, промочив обувь. Невозможно было сделать и пары шагов по заполненному лужами саду, где повсюду валялись листья, сорванные ветром с деревьев.

Достаточно скоро Франсуа заметил, что работы продвигаются не слишком быстро. Каждый день Людовик говорил о настилке паркета в нижнем этаже или установке бара в летней кухне, но практически ничего не менялось. Он все время казался чем-то занят, но, зайдя в пристройку, Франсуа неизменно видел, что тот либо бездельничает, либо занимается какой-то ерундой.

Однажды в полдень, когда Матильда принесла его обычный сэндвич и бутылку пива, Людовик бросил на нее такой расстроенный взгляд, что это не осталось незамеченным.

— В чем дело, Людовик? Вам больше не нравятся мои сэндвичи? — насмешливо поинтересовалась она.

— О нет, мадам Вассер. Они восхитительны, вы сами это хорошо знаете. Просто…

Он прервался, ожидая, чтобы его побудили говорить дальше.

— Ну же, не ломайтесь!

— Дело в том, что… на этот раз мне бы так хотелось обедать с вами. Теперь мне немного печально оставаться здесь одному.

— Вам бы следовало сказать об этом раньше! Мы с Франсуа не решались это предложить, боялись докучать вам…

С тех пор Людовик завел привычку обедать с ними в кухне. Франсуа заметил, что Матильда более продуманно составляет обеденное меню и, чтобы доставить ему удовольствие, проводит больше времени у плиты.

После еды он какое-то время шатался по дому, особенно когда сильный дождь и низкое серое небо не слишком-то располагали к работе.

Горлица с черной полоской на шее уже долго следила за ними сквозь желтоватое стекло кабинета, склонившись на оконную решетку. Уголком глаза Франсуа посматривал на нее, вытянувшись на массажном столе, пока Лоренс совершала скользящие надавливания на его бедро. Испуганная звуком клаксона с улицы, птица моментально исчезла, перед этим широко взмахнув крыльями.

Странное дело: за весь день с неба не упало ни одной капли, но небо было все такого же грифельного цвета. Прогуливаясь по набережной, они с Матильдой заметили, что Лейта, пополнившись бурными водами Элле, поднялась еще на метр с тех пор, как они прошлый раз были в городе.

— Не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, но я считаю, что вы не особенно осторожны.

Оторвав взгляд от окна, Франсуа заметил, что у Лоренс озабоченный вид.

— Что вы хотите сказать?

— Ну, ваш дом расположен достаточно уединенно, и вы мало знаете этого молодого человека…

— Людовика, — уточнил Франсуа.

— Да, Людовика. Вы с ним едва знакомы, а он останавливается у вас. Согласитесь, это довольно странно.

В ту самую минуту, когда Франсуа заговорил о работах в пристройке, он уже пожалел, что настолько углубился в детали и рассказал все обстоятельства встречи с Людовиком. При этом он охотно соглашался, что со стороны этот поступок мог показаться поспешным. Франсуа подумал о муже Лоренс, жандарме: он бы прекрасно смотрелся в роли любезного сыщика, который приносит вам кофе или сигарету, чтобы вытянуть из вас все, что есть за душой.

— Нет, на самом деле все было не совсем так. Он вовсе не думал навязываться. Это мы предложили ему ночевать в пристройке, чтобы он не терял время на бесполезные поездки туда и обратно.

— Если только он не манипулировал вами, подтолкнув вас сделать ему это предложение.

— «Манипулировал»? Уверяю вас, это была полностью наша идея. Людовик ведет себя очень деликатно, мы его едва замечаем. Когда работы будут закончены, он уедет. Об этом мы совершенно четко договорились.

Франсуа поздравил себя с тем, что ловко умолчал о том, что до этого Людовик ночевал в фургоне.

— Муж мне рассказывал, что не далее как в прошлом году они выловили около десятка аферистов, которые были членами банды: фальшивые жандармы и фальшивые водопроводчики, они проникали к людям и обманывали их. Я знаю одну даму — моя бывшая пациентка, которую вот так обчистили на 3000 евро. Украли все ее накопления! Эти люди очень сильны в своем деле: втираются в доверие, и вы не замечаете, что они мухлюют прямо на ваших глазах.

Нарисованная Лоренс картина катастрофы только раздразнила Франсуа. Его самолюбие было уязвлено оттого, что его приняли за какую-то наивную старуху, которая позволяет себя обмануть первому встречному.

— О, Людовик совсем не похож на афериста! И он прекрасно разбирается в водопроводном деле… Если бы вы видели, как он обустроил там все! Впрочем, он прекрасно делает любые работы по дому.

Лоренс ограничилась малоубедительным кивком.

— И все-таки некоторое время еще оставайтесь начеку, месье Вассер. Никогда не знаешь наверняка.