— Как мне сегодня напомнила моя собственная дочь, мы стали равны, мама, — сказала Корделия. — Лучше признайся, это ведь отнюдь не обряд Триединства выпустил тебя, верно?

— Так и есть. — Джина кивнула чересчур резко, и даже через вуаль было видно, как с ее лица посыпалась пудреная пыль. — Это твоя дорогая сестрица совершила крошечную оплошность, когда ловила Ключа. Вот бездарность-то…

— Тебе-то чего жаловаться? — подняла тонкую рыжую бровь Корделия. — Стоишь тут, изливаешься желчью и лицемерием. Как в старые недобрые времена. Словно и не прошло ни дня. Строишь козни, лелеешь планы…

— О, эти планы, — вдохновенно сказала Джина. — О, эти козни… Меня оскорбляет твой тон, девочка. Ты говоришь так, будто я какая-то Селен Палмер. Но мои планы, уж будь добра, не криви душой, оказались настолько важными, что ты неустанно пыталась их воплотить в жизнь все последние годы и даже сейчас продолжаешь ими жить.

— Ты заблуждаешься, мама, — презрительно усмехнулась Корделия. — Я здесь как раз для того, чтобы помешать тебе.

— Как?! — по-настоящему удивилась Джина. Она вдруг поняла, что дочь не шутит. — Что это вдруг на тебя нашло?!

— Я вела свою игру, мама, и проиграла, — поджав губы, ответила Корделия. — Сегодня я поняла, что достаточно себя обманывала. Быть может, чтобы это понять, тебе самой нужно проиграть, но, знаешь ли, свобода Иеронима и последующие бедствия не стоят того, чтобы всего лишь преподать тебе урок.

Джина Кэндл вальяжно облокотилась о гроб.

И тут Кристина не выдержала. Она задала вопрос, надеясь, что это хоть как-то, хотя бы на секунду отвлечет мать и бабушку от свары:

— Кто лежит в гробу? — спросила девушка.

Джина действительно отвлеклась. Она нежно погладила крышку, как спинку любимого кота. Старая ведьма улыбалась, предоставляя возможность ответить Корделии.

— Там никого нет, — сказала та. — Он пуст.

— Верно, — кивнула старая ведьма.

— Тогда почему ты уверена?.. — начала было Кристина, но бабушка не дала ей договорить. Она расхохоталась так, что огоньки на всех свечах задрожали.

— Как я могу знать, что мистер Эвер Ив, наш разлюбезный Иероним, явится сюда? — спросила с иронией Джина Кэндл — ей было будто бы по-настоящему смешно, но Корделия не верила ни одной эмоции этой женщины, ни одной лживой нотке в ее голосе или смехе. — Ну же, малышка, подумай немножко! Ему ведь нужна свобода. И не просто свобода от затянувшегося сна. Мистер Эвер Ив до сих пор заперт. И ему осталось отворить всего один замок — главный. А для этого ему нужен ключик.

— И ключ уже здесь, — мрачно завершила Корделия. — Саша Кроу.

— Прислушайся! — старуха на мгновение застыла. — Ее шаги можно различить наверху. И я не я буду, если кое-кто прямо сейчас не несется сюда на всех парах, как утративший тормоза паровоз.

— Ты не сможешь подчинить его, — предприняла последнюю попытку переубедить мать Корделия. — Как ты не понимаешь?!

— Но ты ведь сделала за меня почти всю работу. — Джина постучала пальцами по крышке черного гроба. — Вот только ты, глупая, когда запирала меня, была в такой ярости, что не пожелала даже дослушать до конца. Как недальновидно… Ты так и не узнала о седьмой Потаенной Вещи — о Часах. А потом принялась, как безумная, искать и подчинять себе других… — Джина усмехнулась. — «Поймать его по частям»! Просто титанический труд! Как жаль, что он в любом случае не привел бы тебя ни к чему иному, кроме как к величайшему разочарованию. И какое счастье, что рядом вовремя оказалась я.

— Что ты сделала? — одними губами проговорила Корделия.

— Я его уже поймала, — призналась старая ведьма. — Те замечательные красивенькие часики, которые подарила моему внуку эта мерзкая особа Тэтч. Я долго к ним присматривалась, а стащить их оказалось не сложнее, чем щелкнуть пальцами. Этот болван так ничего и не заметил. Как не заметил и того, что я их немного… исправила перед тем, как вернуть на место.

— И ты собираешься…

— Затянуть поводок потуже, когда он покажется во всей красе и мощи. Стоит ему забрать жертву, я…

— Ты совсем спятила, старая…

— Замолчи! Немедленно! Это ты спятила, лишая себя таких сил и тех возможностей, которые они дают! — Джина, казалось, сбросила маску. Она была в ярости и пылала ненавистью. Старая ведьма стала походить на уродливую трехсотлетнюю каргу, облаченную в платье из паутины и шляпу из пыли. — Если бы ты была способна презреть жертвы, сделать то, что потребуется, и пойти до конца, я бы простила тебе даже мое пленение, но нет! Ты — жалкое трусливое ничтожество! Разочарование всей моей жизни!

— Бабушка, не говори так! — воскликнула Кристина. Она пыталась образумить спорщиц, но эта затея выглядела безнадежной. — Я знаю, ты на самом деле так не считаешь… Мама, хватит! Прекратите ругаться!

— Это я разочарование?! — ответила Корделия, словно не заметив слов дочери, теряя, как и Джина, контроль над собой. — Ты украла у меня все, что у меня было! Любовь Гарри! Моего сына! Даже мою дочь Марго! Я уверена: это ты как-то приложила руку!

— Ты недостойна быть Кэндл! — в свою очередь прокаркала старуха. — Ты даже хуже, чем Кроу!

— Хватит! — закричала Кристина. — Остановитесь!

— А я и не хочу быть Кэндл, если ты тоже Кэндл! — ответила Корделия, сжимая кулаки.

— Лучше бы ты вообще не рождалась, неблагодарная тварь!

— Да! Лучше бы я вообще не рождалась!

Больше Корделия ничего сказать не успела. Захлестнувшая рыжую ведьму ярость не позволила ей вовремя заметить коварный блеск в глазах матери. Джина действительно прекрасно осознавала, что в прямом столкновении у нее нет шансов против Средоточия Триединой Линии, но с помощью подлости…

Когда Корделии прямо в лицо с раскрытых ладоней Джины ударили потоки раскаленного воска, стало очевидно, что старуха все спланировала заранее и до сего момента лишь заговаривала дочери зубы.

— Нет! — закричала Кристина и шагнула было вперед, пытаясь призвать к голосу разума этих двух обезумевших от взаимной ненависти ведьм. — Прекратите! Хватит!

Корделия успела отреагировать в последний момент: невероятным движением она подхватила летящую в нее волну кипящего воска, собрала ее, словно обняв, и перенаправила вертикально вверх перед собой, после чего полоса густой раскаленной жидкости, ведомая движениями ведьмы, свернулась петлей у нее над головой и ринулась обратно, в сторону Джины.

Старуха была готова к тому, что дочь успеет что-то предпринять. У нее была заготовлена вторая атака. В Корделию полетели несколько десятков острых и длинных гвоздей. Но Кристина вдруг оказалась между матерью и бабушкой…

— Остановитесь! Что вы делаете?! Бабушка, не на… — закричала Кристина, и это было последнее, что она успела сказать.

Кристина всхрипнула и пошатнулась — гвозди вонзились в ее тело, вошли в грудь, в лицо и в поднятые в призыве к примирению ладони, направленные к Джине Кэндл. Два гвоздя, словно вбитые невидимыми молотками, прошили глаза. Кристина покачнулась… а в следующее мгновение ее спину окатила перенаправленная матерью волна кипящего воска, прожигая плоть до костей. Укутавшись в облако дыма, словно в пальто, Кристина упала на пол.

Корделия Кэндл застыла в немом ужасе.

Джина выглядела не лучше: она потрясенно раскрыла рот, еще не до конца понимая, что сейчас произошло.

Корделия закричала и вскинула руки перед собой. Она захотела сделать так, чтобы каждая, даже самая крошечная косточка в теле матери сломалась, а ее обломки после этого сломались еще раз, и еще, пока все не превратятся в костяную пыль.

Мать ответила тем же. Только в ее планах было завладеть языком дочери и заставить его залезть той в горло и придушить ее.

Спустя несколько мгновений обе поняли, что ничего не происходит. Между ними дымился труп Кристины. Силы покинули их. Триединая Линия была разорвана.

Корделия поглядела на мертвую дочь, а затем подняла полный слез взгляд на мать:

— Будь ты…

— …проклята! — услышала Клара Кроу.