Дисклеймер: Герои этой работы, мягко говоря, не являются образцом морали. Описание употребления наркотических веществ (и иных видов саморазрушительного поведения) не имеет цели пропаганды и представлено исключительно с целью лучшего погружения в быт и нравы поколения, сломавшего обе опорные ноги. Политические, религиозные, культурные взгляды персонажей остаются взглядами персонажей. Автор несёт функцию зеркала, немного чёрного. Приятного чтения.

Дисклеймер 2: Данный текст содержит описание сцен сексуального характера с персонажами, не достигшими совершеннолетия, и имеет своей целью отображение реальности, как она есть. Законы меняются, люди остаются. Подростки, несмотря на свой юридический статус в наши дни, имеют те же гормональные перепады, что и во все времена. Их взаимодействие очевидно не несёт в себе цели (и вряд ли может) кого-то сексуально возбудить, а если такое всё же произошло, дело не в авторе, а в том, с кем сие несчастие случилось. Берегите честь смолоду и сохраняйте дружбу с кукушечкой. Мира вам и "законной" любви.

Рефрен: #np Fleur – Зов маяка

Трейлер: #np Combichrist – Sex, Drogen Und Industrial (Soman Remix)

Приветствую всех, кто помнит эту работу в её первой редакции, и всех, кто читает её впервые. Когда, в 2013 году, я выкладывала ориджинал на "Книгу фанфиков" (ficbook.net) по главам, читала отзывы на каждую новую главу, понятия не имея, что по сюжету случится дальше, это было спонтанным выплеском, можно сказать, прозрением. «Путём» в символике Таро, о чём я тогда понятия не имела. Зато, стащив из бессознательного, взяла за основу.

От работы остался костяк. Не скажу, что прежняя версия была хуже. Глупее – да. Младше – да. Более эмоциональной. Более соответствующей времени. Со скачками языка, странной пунктуацией, мыслями, похожими на ассоциативные потоки.

Почему же я всё-таки, спустя пять лет, решила вдохнуть в неё жизнь? Потому что художник – если он artist, творец, – художник творит не для времени. Во времени, но туда, где его, времени, нет.

Я даю своим детям второе рождение.

Герои этой работы – мои дети. Я не могу и не хочу их бросать. Хоть они, повально все, атеисты, не верят, что я вообще есть.

Многое изменено. А суть та же: высокое напряжение ума, чувства и тела – в детях, которые детьми-то толком не были.

«Его сперма и моя кровь разбрызганы по страницам», – кого оскорбляет эта фраза, дальше можно не читать.

Есть человек, что имеет отношение ко всему во мне, но косвенно. Я благодарна ему за то, что было, и особенно за то, чего не было.

Раз уж я создала миры, вправе ли оставить их?

Вместо того чтобы плодить разные, бросая потом на произвол судьбы, подкидышами, или вовсе уничтожая, я сознаю ответственность за своё творение. Поэтому: приветствуйте, знакомые и незнакомые.

В 2018 году мечты по-прежнему горят.

Мара Винтер

«Женщина, ты точно моя мать или меня подкинули? Где тогда твой здравый смысл?»

Смотрю на неё и думаю. Она за рулём. Мы переезжаем. Через всю Америку – на машине.

Описывать переезд – всё равно что свалку: много и ни о чём.

Я должен радоваться, что всё изменится. Появится шанс начать новую жизнь вдали от устаревших проблем (навстречу свеженьким), школы, где ни знаний, ни поговорить с кем, нет, многолетней депрессии – моей депрессии, ребёнка в мегаполисе. Где-то бывает иначе, сказала мама. Где-то люди умеют жить. Это, конечно, красиво. Может быть, действительно стоило бы смело и глупо надеяться на будущее, прощаясь с городом, где провёл все свои неполные шестнадцать лет. Единственное, что ощущаю я – апатия. Железобетонным блоком апатия вбила меня в переднее сиденье её новенькой "Тойоты ".

Подарок новоявленного отчима. Они встретились, когда он приезжал в Нью-Йорк по делам своей рекламной компании, процветающей, как его парфюм.

Итак, они встретились: мою выдающуюся в внешне, но бездарную в вопросе финансовом мать покорили его ухаживания, дорогие подарки и неожиданное, как снег в июне, внимание. Где-то полгода он периодически заглядывал к ней, разомлевшей, нацепившей розовые очки, гордо именующей меркантильно-романтический интерес – любовью. А потом сделал предложение (с коленом, ночью, луной, рестораном, как полагается). Она согласилась. Вот почему мы, под солнцем, прёмся навстречу её мечте, в Калифорнию. Пять дней в пути, ночи в мотелях. В век авиации. Потому, что ей так захотелось. Вспомнить молодость? Помню по детству, мы катались, пока жили с отцом. Летом, в трейлере, с гитарой, песнями и всяким таким. Не в легковушке же.

С тех пор, как нарисовался мистер Холлидей, как официозно, хоть и редко, обращаюсь к нему я, или Дэвид, как мурлыкает мама, она, и так не будучи особенно логичной, вконец лишилась здравомыслия. Порхает в фантазиях, капризничает, как маленькая девочка, обещает: «Теперь мы заживём семьёй», – они с её принцем на белом "Ламборджини", я и его пафосный сынок Энтони. Никогда его не видел. Уверен, что сынок пафосный. Одно имя чего стоит.

Шуршание колёс. Монотонное бурчание мотора. Негромкие звуки радио из динамика: стрекотание популярной певички, страдающей от неразделённых чувств. Сухие пейзажи. Оскал потрескавшейся земли. Облупленные закутки автозаправок. Белозубые улыбки облаков, взирающих с лазурной вышины.

Глазение по сторонам утомляет. Я, и сам того не замечая, падаю в тёмный, заковыристый сон – бессмысленный и бессюжетный. Когда размыкаю веки, отмаргивая мутноту влипших линз, вечер дожирает тёплые дневные краски. Неужели приехали? Неужели мы где-то?

Мать щебечет по телефону, выруливая на асфальтированную стоянку перед особняком. Эмалевого цвета фасад – в приглушённо-жёлтом тумане ламп. С одной стороны стена выдаётся круглой пристройкой. С другой стороны – вместительный гараж, четыре машины спокойно встанут. Небо, гладкое, синее, почти лежит на волнистой крыше.

Этот день – пустой, как бутылка, из которой джин выхлестал спиртное.

Этот день – последний отголосок прошлого, где мы были только вдвоём. Ютились в многоэтажке, перебиваясь с её зарплат на мои подработки в кафе. Разговаривали мало. Зато поддерживали друг друга. И в горе, и в радости.

Теперь перед нами простираются нехиленькие перспективы. Из застеклённой двустворчатой двери выплывает дядя-благодетель. Убирает в подстёгнутый к ремню чехол пластинку айфона. Высокий, лощёный, в джинсах и рубашке. Мы выходим. Мама, без предисловий, бросается его обнимать. Я тактично молчу.

Перетащив наши скромные пожитки внутрь, в яму дома, проведя краткую, но содержательную экскурсию для новоприбывших, он намерился уединиться с без-пяти-минут-женой, ласково приобняв за талию: увлекает кое-что показать. «Мы одурели от дороги, Дэвид. Пусти её в ванную и оставь там одну», – говорю ему про себя. Естественно, без толку. Он не телепат.