Он вглядывался в неё, пытаясь понять, что изменилось. Та же фигура, лицо, волосы… но что-то не так. Вся она словно фарфоровая, застывшая, безучастная. Взгляд – осколок разбитой вазы. Нервно сжатые сухие губы искусаны до ранок с запекшейся кровью.

– Давно приехал? – спросила она.

– В субботу, – ответил Матвей и зачем-то уточнил: – В ночь на воскресенье.

Алика кивнула, сначала приподняв подбородок.

– Слышал, ты вышла замуж, – выпалил он и тут же почувствовал себя дураком.

Алика снова кивнула.

– Да, вышла.

– Поздравляю.

– Спасибо.

Мимо спешили прохожие. Чтобы не мешать, Матвей и Алика на полшага подвинулись к припаркованным автомобилям, почти коснувшись ногами фар. Алика позаботилась, чтобы разделявших их с Матвеем сантиметров не стало меньше.

Матвей припоминал, что у него была какая-то цель, когда он шёл сюда. Но увидев Алику, больше не мог думать ни о чём, кроме как о самой их встрече. Он ждал этого пять лет. Порой даже не верил, что однажды они увидят друг друга. А теперь Алика стоит перед ним, но уже решительно повзрослевшая и словно бы вовсе незнакомая. Злится ли она, презирает, ненавидит – что-то внутри него всё равно хотело оставаться возле неё как можно дольше.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложил он. – Где можно посидеть и спокойно поговорить?

– Нам есть о чём разговаривать? – спросила Алика, то ли с усмешкой, то ли с вызовом.

– Да, есть.

– Не думаю.

Плечи её резко развернулись, пола пальто, подхваченная ветром, описала полукруг.

– Погоди!

Матвей шагнул вперёд и схватил её за запястье. С минуту они стояли, глядя друг другу в глаза, оба поражённые, что расстояние между ними оказалось так легко преодолеть.

Рука под его пальцами напряглась, сжимая ладонь в кулак.

– Аль, я не скандалить приехал, – сказал Матвей, отважившись назвать её прежним ласковым именем. – Мы ничего друг другу не обещали, и я ни в чём тебя не виню. Я хочу просто поговорить.

Алика посмотрела на него, думая поверить или нет, потом отвернулась, забегала глазами по зданию, возле которого они стояли, будто считала окна.

– Прости, я тороплюсь, – сказала она.

Тонкая шея вытянулась, проглянула в остром разрезе блузки ложбинка между ключиц. Матвей почувствовал странное, сохранившееся в глубинах памяти, смутное и самому непонятное до конца желание коснуться этого места губами.

– Я не отниму много времени, – произнёс он непослушным языком.

– Сейчас я, правда, спешу.

Матвей посмотрел ей в глаза. Она не врала.

Алика уже не пыталась убежать, но он продолжал держать её за руку, и знакомый бодрящий холодок её пальцев подтверждал реальность их встречи.

– Хорошо. Когда ты не будешь спешить?

– Завтра. Приходи в это же время. Можно чуть раньше.

Чёлка сложённым крылом падала на глаза, Алика поправляла её привычным смахивающим движением к виску. На безымянном пальце у неё сверкнул, отражая свет ещё не прожитого дня, аккуратный золотой ободок.

– Хорошо, я приду.

Но Матвею всё равно не хотелось её отпускать.

– Давай я хотя бы до метро тебя провожу.

Алика упрямо мотнула головой.

– Я на машине.

– Ты научилась водить?

– Да.

– Я многое пропустил.

В кармане у Алики заиграла музыка.

– Прости, – машинально сказала она, запуская руку за телефоном, и отворачиваясь к блестящим влажным капотам. – Да, Никит, что? Да помню я, что он ждёт сегодня. Почему он тебе позвонил, а не мне? Ладно, скажи, что я скоро буду. Пробка на выезде, авария или не знаю… что я могу сделать? – в голосе зазвучало плохо скрытое раздражение. – Руль на себя – и взлететь? Минут двадцать ещё. Никит, не начинай… сказала, сейчас приеду!

Она бросила трубку и нервозно стала запихивать телефон куда-то между складок пальто, не попадала в карман и раздражалась ещё больше.

– Всё, Матвей, мне пора.

Она выдернула руку из его пальцев, которые рефлекторно ещё полмгновения пытались её поймать.

– До встречи, – улыбнулся Матвей, убирая руку за спину.

Алика лишь кивнула, развернулась и быстро скрылась за углом здания, ни разу не обернувшись.

***

Алика часто снилась ему. Любящая, нежная и немыслимо ласковая, она целовала его, и он её целовал. Они занимались любовью на несуществующих постелях в несуществующих домах. А когда он просыпался весь мокрый, горячий, как при ангине, ему хотелось умереть от безжалостности собственного подсознания.

Он и сейчас не доверял себе, но ладонь ещё хранила прохладу тонких женских пальцев – случайно подаренный незримый сувенир. Значит, это не сон. Ощущения от сна проходят быстро и, сколько их ни хватай, таят, как снег в тепле. Сон стремится исчезнуть из памяти раньше, чем успеет превратиться в воспоминание.

Матвей не спешил домой. Он шёл по улице, и казалось, будто Алика идёт следом, отражаясь в стёклах машин и скрываясь в подъездах домов. А он делает вид, что не замечает этого, но продолжает видеть её в спешащих вдалеке фигурах, в пассажирках трамваев и такси.

Матвей остановился, посмотрел на серое вечернее небо, разрезанное чёрными нитками проводов. Выдохнул.

Глупо. Как же всё это глупо!

Правда бывает ужасна. Как врач, он не раз говорил такую правду пациентам, безжалостно вышибая из своих слов всё, в чём могла бы проглянуть обманчивая надежда. Теперь его очередь принять диагноз, симптомы которого он распознал давно, но старательно игнорировал.

Ему не выкарабкаться.

Алика принадлежит другому мужчине. Хватит играть с её тенью. И лучше надеть перчатки.

Только сейчас Матвей вспомнил, что она, возможно, беременна. Правда ли это?

Алика выглядела уставшей, замученной. Гестоз первого триместра?

Матвею казалось, что при беременности – если она желанная, – женщина расцветает, хорошеет, пусть даже время от времени чувствует себя неважно. Это ничтожная плата за то счастье, что дарит ей жизнь.

Может быть, он неосознанно хотел себя успокоить, но ему не верилось, что Алика ждёт ребёнка.

Матвей огляделся. На соседней улице в годы его студенчества находился неплохой бар. Пару раз он приводил туда Алику, но заведение её мало интересовало – она практически не пила.

Народу после рабочего дня – полон зал, однако при желании столик отыскать можно.

Матвей забрался в угол, подальше от шума и музыки, заказал себе ром и выпил за крылья, укрывающие другого.

На четвёртом курсе студентов-медиков отправляли в морг, чтобы наглядно показать то состояние пациента, при котором их работа как врачей прекращается.

Матвей отнёсся к этому беспечно. Что может напугать его в морге? Врачи не боятся мертвецов.

Отец рассказывал, как он в первом походе в морг сделал надрез на теле трупа и зашил так, что патологоанатом похлопал его по плечу.

Куда больше Матвей переживал из-за того, что Алика от института уезжала на семинар к Чёрному морю на неделю. Рвался ехать с ней, но она была непреклонна.

– Ты пропустишь слишком много, – сказала она, обнимая его, что само по себе хоть и не было аргументом, но действовало обезоруживающе.

В её комнате привычный порядок смешивался с привычным беспорядком на столе – верным признаком вечного творческого процесса. На кровати лежал наполовину сложенный чемодан. В целом, сборы проходили незаметно – Алика умела собираться без суматохи.

– Да что я там пропущу? – раздражался Матвей.

– Вас поведут в морг, – напомнила Алика.

– Нас будут туда водить целый месяц. Ещё насмотрюсь.

– Первое занятие самое важное. Потом ничего не поймёшь.

– Я три года учил анатомию! Как-нибудь разберусь.

Алика только выдохнула и пожала плечами.

– Совсем не хочешь, чтобы я поехал с тобой, да?

– Очень хочу. Но у тебя учёба. Это важнее. А я вернусь через семь дней.

Матвей накрутил на палец прядь её волос.

– Мы ещё не расставались так надолго. Что я буду делать без тебя?