Вместо ответа Алика сама прильнула к его губам. Но только нежно, тонко, затаив дыхание.

Матвей сделал шаг назад, глядя на неё и не решаясь отпустить её руку. Она была так прекрасна. Он хотел запомнить Алику именно такой – нежной, плачущей, совсем не похожей на ту, какой она обычно виделась всем вокруг.

Чуть отойдя, Матвей опомнился, поднёс к губам её руки, поцеловал кончики ледяных пальцев и снова по привычке потёр их.

Ещё шаг, и их руки висят в воздухе. Ещё – и они больше не касаются друг друга.

Матвей сжал пальцы в кулак, пытаясь сохранить ощущение её прикосновения.

Ещё шаг и ещё. Их связывает только линия взгляда.

«Люблю тебя!» – неслышно шепчут его губы.

И я тебя люблю!

Матвей заставил себя отвернуться, но не прошёл и двух шагов – оглянулся.

Алика обхватила себя руками, её волосы растрепались от его порывистых касаний. Она не накрасилась утром, зная, что тушь растечётся от слёз, и выглядела совсем по-домашнему, будто только что встала с постели и ещё растеряна после стремительного фантастического сна.

Матвей отвлёкся на секунду, пока у него проверяли документы, а когда вновь посмотрел туда, где стояла Алика, её там уже не было.

Когда Матвей вернулся, родители спали. Он прошёл на кухню, взял из отцовских запасов бутылку виски и заперся с ней у себя в комнате.

Что это? Проверка на прочность? Судьба испытывает, после какого известия Матвей наконец свихнётся?

Лена в могиле. Алика замужем. Пашка в тюрьме.

Матвей запустил руку в волосы и крепко сжал пальцы.

Распечатал бутылку и спустя несколько глотков честно признался себе, что больше всего думает не о Лене или Паше, а об Алике. Ни смерть, ни загубленная в самом рассвете жизнь не пугают его так, как её семейное счастье.

В том, что Алика счастлива, Матвей не сомневался. Она бы не вышла замуж за первого встречного.

Да и за Матвея вряд ли бы пошла. Она заслуживала достойного, надёжного, лучшего. И судя по всему, такого и встретила.

Матвей пил и дразнил себя тем, что Алика теперь принадлежит другому мужчине. Этого другого она обнимает во сне, улыбается, когда он хвалит её платье, смеётся над его шутками. Этот другой слышит её стоны, ласкает её возбуждённое тело. Она выгибается под ним в их общей постели, кусает губы, сжимает пальцами простынь. А потом притягивает его ближе, раскрывается перед ним, впивается ногтями в его кожу, когда не может справиться с настигнувшим удовольствием.

Виски громко всплеснуло в бутылке, когда Матвей, обхватив губами горлышко, резко её перевернул.

Оксана говорила, Алика как будто беременна. Конечно – она скоро станет матерью! В её теле созревает новая жизнь, восхитительный плод новой любви.

Это мог быть его ребёнок. Но теперь в её матке растёт эмбрион, несущий гены другого мужчины. И с ним Алика будет связана до конца дней своих как ни с одним другим человеком. Только ребёнок способен связать двух людей по-настоящему. Соединить клетки двух организмов в один, подобно сплаву металлов.

Матвею захотелось сделать себе больно. Так больно, чтобы валяться на полу и кричать во всё горло. И будь он сейчас в своих съёмных апартаментах в Филадельфии, разнёс бы к чёрту квартиру, бил бы руками стекло, крушил мебель. Переломал бы себе пальцы, чтобы уже никогда не взяться за скальпель. Он больше никого не может спасти.

Он открыл ноутбук, немного заторможено после всего выпитого за день ввёл свои данные и почти забронировал билет, но в последний момент всё отменил и откинул ноутбук подальше.

Нет, так не пойдёт. Он не может уехать, пока во всём не разберётся.

Бог с ней, с Аликой. То, что она бросила журналистику и вышла замуж, его не касается. Но Пашка! Пашка его друг, Пашка ему самому как младший брат. Матвей собирал его на первое свидание, объяснял, как надо вести себя с девушкой, как говорить комплименты. Бриться его учил!

Нет, он ни за что не поверит сплетням Оксаны, пока сам не увидит Пашку! Избил ещё ладно – чего только между парнями ни случается. Но чтоб тронул девушку!..

Матвей сделал ещё глоток.

Он останется. Не из-за Алики. Нет. Он останется, чтобы найти её брата и посмотреть ему в глаза. И если вдруг окажется, что Оксана права – Пашка пожалеет, что не оказался запертым в тюремной камере.

Только, чтобы найти Пашку, сначала надо отыскать его сестру.

Снова внутри Матвея всё перевернулось и рухнуло куда-то вниз живота. Мысль о том, как им с Аликой когда-то было хорошо, лезла в голову, точно настырная кошка в форточку.

Он выпил ещё виски. Пора завязывать, иначе утром будет умирать от похмелья.

Спрятал бутылку под кровать и оглянулся в поисках ноутбука. Что там Оксана говорила, Игнатова Ольга? Валерьевна или Витальевна?

Вбил в поисковике: «Игнатова Ольга аудит консалтинг», и Всемирная сеть услужливо выдала всё, что имела в своих виртуальных кладовых. Матвей полазил по ссылкам и почти сразу отыскал нужное. Игнатова Ольга всё-таки Витальевна. ООО «Ad rem».

Ad rem? Что-то знакомое, явно на латинском.

На первом курсе медицинского преподаватель латыни драл с будущих докторов cutis2, чтобы не дать мёртвому языку сгинуть окончательно. Но эта фраза была на юридической латыни.

Интереса ради Матвей забил её в переводчик. По существу.

Кстати, да. Что там по существу?

На сайте Матвей нашёл адрес, часы работы и даже отзывы клиентов. Есть довольные, а есть возмущённые. Интересно, какие из них правдивые?

Пузырьки на кофейной глади напоминали бисер или маленькие рыбьи глазки. С выпивкой Матвей вчера всё-таки перебрал. Он чувствовал себя так, словно планета поменяла полярность, и ему никак не удаётся попасть в новый ритм её вращения. Старался дышать глубже, но душное, давящее ощущение в висках и затылке не проходило. Казалось, сосуды в мозге не просто сузились, а ссохлись, превратились в солому, и кровь больше не приносит в голову кислорода.

Есть не хотелось – даже думать о еде не хотелось, – но Матвей знал, чем быстрее поест, тем быстрее перестанет тошнить. Он смотрел на кофе, собираясь с силами для первого глотка.

Из коридора послышалось шуршание, которое поначалу Матвей принял за сквозняк. Оно становилось всё яснее и наконец переросло в звуки шагов. Через минуту в кухню вошёл отец.

– Я думал, ты на работе, – сказал Матвей.

Мама точно куда-то уехала полчаса назад. Матвей ждал, когда она захлопнет за собой дверь, чтобы сходить в душ.

– Да, – отец растирал глаза кулаками, отчего очки переместились на лоб. – Сейчас поеду. Вчера засиделся допоздна, решил сегодня дать себе поспать. Налей мне тоже, пожалуйста.

Матвей встал, чувствуя, как комната и вообще весь мир отплывает в сторону, и, когда всё вокруг снова замерло, оглянулся в поисках чистой чашки.

– На пробежку выходил уже? – спросил папа.

Он присел к острову посреди кухни. Матвей поставил перед ним кружку, и, наливая кофе, попытался вспомнить, когда бегал последний раз или хотя бы привёз ли с собой кроссовки.

– Нет, только собирался.

– Бегать надо, а то разленишься за отпуск, потом себя не заставишь, – сказал отец и пододвинул поближе кофе. – Спасибо.

Матвей кивнул – и соглашаясь, и отвечая на благодарность, и надеясь, что они поговорят о другом. Папа посмотрел на поднимающийся от кофе пар, потрогал кончиками пальцев кружку, но пить помедлил.

– Что там со статьёй? – спросил он. – Тему выбрал?

Матвей взвыл про себя.

– Нет, пап. Не выбрал. И вообще, я пока не собираюсь ничего писать.

– Что-нибудь написать нужно, а то чем ты будешь заниматься целых две недели? Впрочем, можешь приходить ко мне в больницу, чтоб совсем без дела не сидеть. Поконсультируешь немного, поделишься опытом зарубежных коллег.

– Пап, я найду себе развлечение, правда, – сказал Матвей. – Я очень много работал и очень сильно устал за последнее время. Мне нужен отдых.