Пашка вздохнул и посмотрел в окно, где ослепительные солнечные лучи растапливали снег, предвосхищая приход весны.

Матвей знал, что вряд ли чем-то ещё поможет Пашке. Говорить можно бесконечно, но он сам должен почувствовать, что такое стать мужчиной.

– Как её зовут? – спросил Матвей.

– Николь, – ответил Пашка, не взглянув на него.

– Тянет нас с тобой на девушек со странными именами, – усмехнулся Матвей. – И знаешь, что ещё? – вспомнил он и двинулся вбок, чтобы поймать взгляд Пашки. – Независимо от того, повлияла на тебя моя лекция о любви или нет, не забывай о предохранении. До тех пор, пока ты, после серьёзных разговоров со своей женой, не примешь взвешенного решения стать отцом. Это очень важно, – подчеркнул он, глядя Пашке прямо в глаза. – Я знаю, мы с тобой об этом уже говорили и не раз. И ты уже знаешь весь механизм, но что касается психологического аспекта… Девушки часто стесняются этого и полагаются на нас. Это не хорошо и не плохо – скорее естественно. Они доверяют нам. Поэтому тебе, как мужчине, придётся думать за двоих. Понимаешь? Сейчас.

Матвей поднялся, чтобы удобнее было залезть пальцами в карман брюк.

– Вот, – он положил на стол перед Пашкой шуршащий глянцевый квадратик. – Просто носи с собой. На всякий случай. Как носовой платок.

– А ты всегда их с собой носишь? – спросил Пашка, посматривая на презерватив, но не трогая его.

– Практически. Иногда это спасает. Пойми меня правильно, я люблю твою сестру, но нам ещё рано становиться родителями. Она меня убьёт, если что-то случится, хотя сама тоже не больно-то думает о предохранении. В этом нет ничего пошлого или неприличного, – добавил он, заметя недоверие в глазах Пашки. – Это можно считать обычным средством гигиены. А вообще, если хочешь стать врачом, нужно привыкать говорить о таких вещах открыто. Секс одна из естественных сторон жизни человека. Если ещё не самая естественная. Но одна из самых прекрасных – уж точно.

Пашка посмотрел на Матвея, потом немного левее и вдруг вздрогнул и опустил голову чуть ли не к самому столу, словно солдат, прижимающийся к земле в ожидании обстрела.

– Я смотрю, с химии вы перешли на биологию!

Алика вошла в комнату беззвучно. Как же они забыли закрыть дверь?

– Подслушивать нехорошо, – сказал Матвей, поворачиваясь к ней.

– Я журналист, – ответила Алика. – Подслушивать – это мой хлеб. А у вас тут conversations adultes.4

Она подошла к столу, взяла двумя пальцами презерватив, пошуршала упаковкой.

– Можешь теперь передать это своему сыну, как семейную реликвию.

– Лик… – начал Пашка, но Матвей его перебил:

– Что ты такая противная?

Схватил Алику за руку, потянул и усадил к себе на колени.

Он был недоволен, что она вклинилась в разговор. Однако вряд ли Алика сделала это специально. Просто так, от скуки, она бы их не прервала. Скорее всего услышала, о чём они говорят – подслушивала ли или просто проходила мимо комнаты брата, – а когда Пашка её заметил, растерялась и, вместо того чтобы бежать, решила пойти в наступление. Она не хуже Матвея знала, как Пашке нужен отец. Или тот, кто сможет хоть в чём-то его заменить.

– Зачем пришла? – спросил Матвей.

– Я голодна. Лена с самого утра занялась конфитюром из вишни. Думаю, другой еды мы сегодня не дождёмся. Этот, – Алика кивнула на брата, – тоже думает совсем не об обеде.

Вот почему она оказалась возле комнаты Пашки – искала себе личного повара.

– Могла бы и сама что-нибудь приготовить, – воспользовался шансом отыграться Пашка.

– Я не умею готовить, – просто ответила Алика.

      Это ни для кого не было секретом, и Алика нисколько не стыдилась своей бытовой беспомощности.

– Поэтому Матвей на тебе никогда не женится, – буркнул Пашка.

Матвей засмеялся, но Алика так сильно стукнула брата по голове, что он тут же перестал хохотать и, хоть и запоздало, схватил её за руки.

– Эй! Аль, ты чего?

– А он чего? – спросила она, кивнув на Пашку, потирающего голову.

– Взрослая девочка, а все ждёшь, когда тебе поесть приготовят и в рот положат, – не унимался тот.

– Какой же ты неблагодарный! Как у сестры деньги просить на кино, так ты первый, а как курицу ей сварить, так вон гордый какой. Или что думаешь, презерватив в карман положил, и всё – можешь огрызаться?

– Аль, – попытался влезть в разговор Матвей.

Но Алику было не остановить.

– Я так скажу. Презерватив всё равно, что паспорт – раз ты дорос до секса, значит, повзрослел. А ты как ребёнок себя ведёшь.

– Так всё, – сказал Матвей, вставая и тем самым заставляя Алику встать. – Идём в кафе. Паш, ты с нами?

– Нет, – мрачно ответил Пашка. – Я лучше умру голодной смертью, чем с ней куда-нибудь пойду.

Он снова открыл учебник и тетрадь.

Матвей посмотрел на Алику. Это нормально, по-твоему?

Она вздохнула, а потом сказала брату:

– Умри. Тогда я останусь здесь единственной наследницей.

Пашка захлопнул учебник.

– Уговорила. Идём.

Пашкино общежитие накрыло тревожное оживление. У входа стояла полицейская патрульная машина.

В самом общежитии на первом этаже полицейский в тёмной форменной плащёвке и кепке с резиновой кокардой проверил у Матвея документы и поинтересовался, куда он направляется. На лестнице и на втором этаже суетились люди, низко пригибаясь, будто в помещении шёл дождь. Некоторые, судя по чистой одежде и здоровой коже, не были жильцами этого притона.

Дверь Пашкиной комнаты легко открылась сама собой, когда Матвей коснулся её, чтобы постучать. Он вошёл в пустую прихожую, скудно омытую светом из небольшого окна напротив входа.

– Паш?

– Матвей? – отозвался из комнаты Пашкин голос. – Проходи.

Матвей, выдохнув, быстро скинул пальто, туфли и с пакетом книг прошёл в комнату. Пашка полусидел-полулежал на диване.

– Что у вас тут такое? – спросил Матвей, пожав ему руку.

– Та самая беда, о которой я говорил, – ответил Пашка, заёрзав, чтобы приподняться. – Не люблю, когда здесь долго тихо, потом обязательно случается что-то скверное. Наркоманы с первого этажа обчистили несколько комнат, в которых живут… девушки. Но это мелочь, из-за этого никто полицию вызывать не стал бы. Они ещё где-то в городе успели накуролесить, вот тут-то шум и поднялся.

– У тебя ничего не взяли?

– Да что у меня можно взять? Мои неприятности в другом. Я же судим, вот меня и проверяли всё утро, выясняли, имею я отношение к этому или нет.

– Но ты же отношения не имеешь? – уточнил Матвей.

– Нет, конечно! И им, глупым, говорил, чтоб бросали ерундой заниматься, – сокрушался Пашка. – Они уже не первый раз по комнатам шарят. А тут – видимо, девчонки прятать научились – не нашли ничего. Или нашли, но мало, и пошли дальше.

– Ужас какой-то, – Матвей протянул Пашке книги и уселся в кресло. – Как ты здесь живёшь?

Но Пашка, уже не слыша вопроса, вытаскивал и разглядывал учебники.

– То, что надо, – сказал он. – Спасибо большое!

– На здоровье.

– Даже «Судебная медицина», – бормотал Пашка, со значением поджимая губы.

– Вдруг пригодится.

Матвей говорил обычным голосом, чтобы не показать, как ему приятно хоть чем-нибудь порадовать Пашку. Парень так настрадался за последнее время. А с этими книгами сидит и улыбается – совсем как ребёнок.

– Полицейские ещё и Алику сюда вызвали, – сказал Пашка, всё ещё рассматривая учебники.

Сердце у Матвея будто повернулось вокруг своей оси.

– Алику? Она здесь сейчас?

– Да, у следователя. Им нужен был владелец комнаты, а по документам это Алика. Она ещё не заходила ко мне. Даже не знаю, что будет, когда увидит меня в таком состоянии – еле хожу и по́том обливаюсь. Уже и обезболивающее вколол, а всё равно разогнуться не могу.

– И не сможешь пока, – сказал Матвей, судорожно соображая, как поступить. – Лежи спокойно.