Меню состояло из двух частей. Сверху были перечислены те же блюда, что и в общей столовой, и так же, как и внизу, они ничего не стоили. Зато список снизу пестрил незнакомыми Вадиму названиями, иногда на иностранном языке. Кроме того, в нижней части меню присутствовал алкоголь. Всё это было уже не бесплатно, а обозначенные рядом цены заставили Вадима присвистнуть.
— Интересно? — раздался от дверей голос Трепникова.
— Ага, — ответил Вадим и слабо улыбнулся.
— Это столовая для директората, — пояснил Никита Николаевич. — Мы можем себе позволить немного больше, согласен?
— Да, конечно, — сказал Вадим, — но…
— Угощаю, — отозвался Савойский. — Выбирай что хочешь, но, — он усмехнулся, — в меру.
— А вы?
— А я — салатик. Худею, сам знаешь.
Салатик оказался сложной смесью из десятка ингредиентов, обильно политой оливковым маслом. Сгружая свой заказ напротив Савойского, Вадим произнёс:
— Смотрю, Игорь Всеволодович, авокадо у вас.
— Угум, — наворачивая зелень, кивнул Савойский.
— Я как-то пробовал, мне не понравилось.
— Зато полезно. Говорят.
— Ага… Так я что хотел сказать… — начал Вадим.
— После, — отмахнулся Савойский. — Время принятия пищи священно.
Он многозначительно показал вилкой в потолок:
— Там не одобряют деловых разговоров во время еды.
Кого начальник имел в виду, Вадим не понял, но возражать, что бывают и деловые обеды, не стал, занялся стейком, и на время выпал из действительности.
Мясо было замечательным! Сочным, в меру упругим; на срезе выступал вкуснейший сок. Вкупе с подливой и гарниром из каких-то овощей всё это было истинным праздником для желудка. Во всяком случае, в общей столовой такого не предлагали.
Нельзя сказать, что Вадим не мог позволить себе хорошего стейка. Но… как-то всё не получалось. Жил — и жевал — второпях, между делами, а приходя домой ел даже без особого желания, и уж тем более, без удовольствия. Да и какая радость в магазинных пельменях, пусть и недешёвых? Вот была бы жена… Но жены не было по тем же примерно причинам.
Надо, думал он, отрезая по маленькому кусочку мяса, надо себя баловать. В этом тоже есть смысл, а не только в зарабатывании денег. Деньги что? Вода! Пришли и ушли, а память о хорошей еде останется навсегда. И о хорошем отдыхе, и о путешествии, и даже о хорошем спектакле, а он, смешно сказать, театр в последний раз посещал ещё в школе, по программе! Что они смотрели? Не то Островского, не то ещё кого, уже из современных. И если из Островского запомнилось хоть что-то, то современные не оставили в памяти ничего, кроме недоумения. Или же он ретроград? Не рано ли, в его-то годы? Сорока нет.
На десерт Вадим взял себе большую кружку чая с круассанами, и только тут заметил, что Савойский разобрался уже с салатом, и теперь терпеливо ждёт.
— Ой, извините, — смутился Вадим. — Я как-то…
— Мелочи, — улыбнулся Игорь Всеволодович. — Слушать не грех. Так вот…
Вадим слушал, и сердце его замирало от ужаса и восторга. Не так просто осознать, что причастен к развитию целой цивилизации. И не просто причастен, как любой человек, сделавший в жизни хоть что-то: посадивший дерево, построивший дом или вырастивший сына, или просто честно трудившийся на своём месте. Или нечестно, или сидевший сиднем, ведь любой действие или бездействие отражается на мире. Нет, причастен по большому счёту, как великий учёный из тех, что определяют развитие науки на годы и столетия!
— «Горизонт» работал, — рассказывал Савойский, — и твой парсер работал, а я был связан по роду деятельности с конторой, где его, «Горизонт» создавали. У меня были тексты, и мы их скинули внутрь Пузыря. Почему, ты думаешь, понять и адаптировать Полиглот оказалось так просто? Ну, относительно просто? Там наша вычислительная архитектура, и наши алгоритмы, и поэтому…
Вадим сидел напротив двери, и когда она открылась, он сперва не поверил глазам. В столовую для директората вошёл Сам! Илья Витальевич Жогин. Долларовый триллионер, владелец заводов, газет и пароходов. Первооткрыватель Пузыря. Человек, знакомством с которым гордились президенты и премьер-министры, не говоря уже о королях. Конечный работодатель Вадима, которого он видел только издали на праздновании Нового Года, которое Корпорация проводила для сотрудников каждую последнюю пятницу года.
Титан, стоик, финансист. Живая легенда. Утёс, попирающий своими стопами…
Кляня себя за недогадливость, Вадим, неотрывно глядя на Жогина, стал подниматься со стула. Жогин недовольно дёрнул углом рта, и Вадим плюхнулся обратно. Он сидит здесь не просто так, его пригласили, и Жогин, конечно же, мгновенно срисовал ситуацию. А если человек здесь, значит, так тому и быть.
— О, кто нас почтил! — помахал рукой молчавший до этой секунды Трепников. — Привет, привет! Как добрался?
— Быстро, — ответил Жогин и сел за стол к Трепникову. Тотчас из неприметной двери в стене появилась официантка. В руках её был поднос с тарелками. Скорость реакции говорила о том, что вкусы Самого здесь знают, и о том ещё, что Жогин консервативен и не любит экспериментов.
В кулинарии уж точно.
Жогин улыбнулся и кивком поблагодарил официантку. Когда та ушла, Жогин завёл с Трепниковым тихий разговор. Минуту спустя к ним присоединился Савойский. Говорили о каком-то господине Мо, который то ли прилетел, но запаздывал из аэропорта, то ли должен прилететь с минуты на минуту, то ли вообще отложил визит.
Про Вадима забыли. Он понял, что должен идти, но как это сделать? Перебивать Самого? Что он скажет? Как на него посмотрят? Поэтому Вадим сидел на месте и тянул маленькими глотками чай, благо он ещё оставался. Но пройдёт минута или две, и чай кончится, и тогда надо решаться…
Рассказ Савойского напомнил Вадиму прошлое. Первый парсер, он же практически единственный, и вот такая судьба! Разве мог Вадим представить?.. К первому своему самостоятельному проекту он относился как к ребёнку, и даже когда уволился, продолжал какое-то время править текст, и даже нашёл там несколько неточностей. Они не влияли на логику, но замедляли работу, а Вадим, как и всякий нормальный программист, был перфекционистом.
Так вот почему запинается Полиглот!
— Теряем темп.
Илья Витальевич закинул в рот оливку, прожевал сделал глоток апельсинового сока. Трепникова передёрнуло: он так до сих пор и не привык к этой странной привычке шефа запивать масляно-солёное кисло-сладким. Не вязались эти вкусы с его представлением о мире, пробивали шаблон. Но… ничего не поделаешь — кто платит, тот и заказывает музыку. И не такое это преступление, можно и перетерпеть. Сам-то тоже хорош! Запросто селёдку запивает чаем.
— Мо согласен брать больше, — продолжил тем временем Жогин. — Мо хочет, Мо настаивает. Что у нас с «Гуру кулинарии»?
— Переводим, Илья Витальевич, — доложил Савойский.
— Быстрее надо, — поморщился Жогин.
— Мы готовы, люди готовы, но очень много нюансов, — сказал Савойский. — Полиглот крутится на четырёх серверах одновременно, в режиме 24х7, но всё равно не успевает.
— Так поставьте пятый сервер! — нахмурился Жогин. — Шестой, седьмой! Какие проблемы?
— Это не поможет, — сказал Трепников. — Очень сложный текст, множество перекрёстных связей. Четыре потока — это максимум, который мы можем себе позволить без потери смысла. Извини, но ускориться невозможно.
— Надо, Никита, надо, — с нажимом произнёс Жогин. — Пилотные тома «Рыцаря в ржавой кольчуге» прошли «на ура». Мо требует ещё, это деньги, Никита, наши общие деньги!
— Мы постараемся, — без особой убеждённости в голосе ответил Савойский.
— Постараются они, — процедил Жогин, вставая. — За что я вас, иждивенцев, держу?
— Это несправедливо… — начал Трепников, но тут Вадим, который последние минуты сидел, словно окаменев, погрузив стеклянный взгляд внутрь себя, вдруг встрепенулся:
— Игорь Всеволодович, какую версию…
Жогин, который уже открывал двери, остановился, обернулся и с интересом посмотрел Вадима.