— Давно?

— Минут пятнадцать как. Вы просили вас не тревожить.

— Да, конечно, — сказал Фёдор. — Пусть проходит. Да, и сделайте нам кофе.

Сделайте… Если её попросить, она сделает не только кофе, и без всякого выканья. Но Афанасьеву это знать вовсе не обязательно. Хотя… он наверняка догадывается. С другой стороны, догадываться и знать — разные вещи. Жениться, что ли?

Дверь открылась, и в неё бочком протиснулся Афанасьев, выполнявший для Параминова «особые поручения». Так-то он служил по административно-хозяйственной части. Завхоз, ага. Этакий шкаф…

— Садись.

Параминов кивнул на диван. Вот недостаток могучей комплекции: не любое кресло выдержит. Да не во всякое и сядешь…

Вошла, покачивая бёдрами, Верочка, выставила на стол кофе, сахарницу и плошку со сливками, и вышла. Фёдор проводил её взглядом: да, и женился бы, будь лет на двадцать моложе. Теперь придётся общаться во грехе, впрочем, он не женат, так что греха никакого нет.

— Ну? — обратился Параминов к Афанасьеву, когда секретарша закрыла за собой дверь. — Что он делает?

Афанасьев добавил в кофе сливки, не торопясь размешал, сделал глоток. Миниатюрная чашечка в его лапище казалась игрушечной.

— Готовится к чему-то, — сказал он.

— Конкретнее?

— Закупает продукты. Те, которые не портятся. Крупы, вяленое мясо, супы в пакетах, сухофрукты, — ответил Афанасьев и снова пригубил кофе. — Генератор из Москвы заказал, на днях прийти должен. Палатки армейские выписал.

— Дальше, — нетерпеливо потребовал Параминов.

— Машины на техобслуживание загнал, — пожал плечами Афанасьев. — Вне очереди. Я выяснял, ему ещё полгода до следующего ТО.

— Что за машины?

— Прошу прощения, Фёдор Иванович. Внедорожники, свой и тот, что на фирму оформлен. Здоровенные такие гробы, да вы знаете.

Фёдор знал. Внедорожники были настоящие, негламурные. На таких и в пустыню, и в лес, и близ болота прокатиться можно. В самом деле повышенной проходимости, не паркетники, какие покупало большинство быстро разбогатевшей молодёжи.

— И как думаешь, к чему он готовится? Ты же не можешь не строить версий. Я прав?

— Правы, Фёдор Иванович.

Афанасьев наполнил чашечку ещё раз и с видимым удовольствием стал пить.

— Хороший у вас кофе, Фёдор Иванович, — сказал, наконец, он. — Где достаёте? Не поделитесь местами?

— Обычный кофе, — махнул рукой Параминов. — Из супермаркета, хотя и не самый дешёвый. У Веры спрашивай, она колдует. Ты мне не ответил.

— Поход какой-то затеял Илья Витальевич. — Афанасьев пошевелил кустистыми бровями. — Куда-то за пределы цивилизации, где ни магазинов, ни электричества. Палатки у него не утеплённые, значит, поход скоро, не позднее августа, в сентябре в таких уже не поспишь.

— Куда, не выяснил?

— Пока нет, — ответил Афанасьев. — Мне кажется, это самое простое.

— В смысле?

Афанасьев слегка улыбнулся. Не снисходительно, Параминов бы этого не понял, а так, самую малость.

— Перед стартом жучка ему подсажу, будем в курсе.

— Почему не сейчас? — спросил Фёдор.

— Сдохнет. Жучок маленький, батарейка хилая. Надо самое раннее за день подсаживать.

— Смотри, не промахнись, — проворчал Параминов. — Не хотелось бы проспать. Что-то он задумал, и я хочу быть в курсе.

— Не волнуйтесь, Фёдор Иванович, — обнадёжил его Афанасьев. — У меня в их гараже кореш старый работает, маякнёт.

— Ты не боишься?.. — начал Параминов, но Афанасьев умоляюще сложил руки на груди.

— Очень давний кореш, ещё никакого бизнеса в помине не было. Мужчина умный, с понятием, связь со мной не светит, — он на миг задумался, потом усмехнулся. — Спящий агент, вот как это называется. Я его берегу. За день до старта их похода он мне позвонит, там договоримся о встрече. Не волнуйтесь, комар носа не заточит.

— Хорошо, если так, — задумчиво сказал Фёдор. — Поход этот, может, чушь и пустота, развлечение для этих, как их, — он с вопросом посмотрел на Афанасьева. — Скаутов? — спросил тот. — Именно, скаутов. Не хочется твоего человека светить.

— Не засветим, — уверенно заявил Афанасьев. — Всё на мази, Фёдор Иванович.

— Да, паранойя, — пробормотал Параминов. — Хорошо, держи меня в курсе.

Афанасьев вышел, и Параминов вызвал своего главного безопасника. Это был старый кадр, зубы съевший на тайных делах, давний знакомый отца. Давно уже немолодой, но прямой и сильный, способный дать фору более молодым коллегам.

— Вот что, Кузьма Кузьмич, — сказал Фёдор, когда моложавый безопасник занял место напротив. — Вылазку готовь, в лес, в предгорья. Человек пять — семь, вместе со мной и тобой, дней на десять.

— Когда? — коротко спросил Кузьма Кузьмич.

— За сутки — двое скажу.

— Значит, готовиться надо уже сейчас, — кивнул старик. — Точный маршрут известен?

— Пока нет, — недовольно покачал головой Параминов.

— Ладно, не страшно, — ответил Кузьма Кузьмич. — Всё сделаю, Федя.

— Добро.

Оставшись в одиночестве, Фёдор Иванович вывел на экран фотографию Жогина.

— Значит, ты решился… — сказал он, глядя в экран. — Что же ты такое узнал, а? Такое, что не знаю я?

1. Снукер — игра на бильярде.

Кошку-трёхцветку звали Шишка, но Илье Витальевичу это имя не нравилось. Поэтому, в зависимости от настроения, она была: Сушка, Живая, Проглотина, Наглая Скотина, Киса-Сберкниса, просто Кошка или ещё как. Возможно, кошка удивлялась такому разнообразию, но не протестовала. Зачем возражать, если в миске всегда свежий фарш, а в семье мир и покой?

Нет сомнений, кошка считала всех, живущих в доме Ильи Витальевича, своей семьёй. К хозяйке она относилась снисходительно-ровно, позволяла себя кормить и вычёсывать. Четырнадцатилетнего Артёма принимала за детёныша, которым он, собственно, и был, любила забраться ему на плечи и вылизывать макушку. Парень в эти минуты сидел, боясь пошевелиться. Поздний ребёнок, он привык, что его всячески баловали, но одно дело предки, которым это от века положено, другое дело — столь независимое существо, как кошка.

Илью Витальевича Шишка обожала, всегда встречала на пороге квартиры, и в те часы, которые он проводил дома, не отходила от него ни на шаг. Вот и сегодня, стоило ему устроиться в кресле, кошка запрыгнула к нему на колени и полезла целоваться…

— Ки-иса, — сказал Илья Витальевич, протягивая к ней руку. — Киса-Миса.

Кошка коротко муркнула и выгнула спинку, пушистым хвостом мазнула Илье Витальевичу по лицу.

— Киса-Шмиса-Драндулиса, — сказал он, зарываясь пальцами в шерстяное жабо питомицы. — Ух ты, зверюга!..

Кошка прикрыла глаза и тихонько заурчала.

Век бы так сидеть! От кошки шло ровное тепло, горло уютно подрагивало.

— Лучше бы ты вывез Артёма на море.

Илья Витальевич отвлёкся от кошки, поднял взгляд на жену. Марина стояла в дверях, привалившись к косяку. Она совсем не изменилась за те без малого двадцать лет, что они вместе. Такая же прямая, подтянутая, длинноногая, лишь в волосах появились седые пряди. Вот только глаза… И не в морщинках дело, улыбка делает их добрыми и домашними, такими же уютными, как пение довольной жизнью кошки. Нет, в глазах супруги поселились усталость и толика горечи. Они не светились более радостным удивлением жизнью.

— На море мы были прошлым летом, — спокойно ответил Илья Витальевич.

— На море, — с нажимом повторила Марина, — нужно ездить каждое лето. Ребёнку нужны солнце и морской воздух. Не помнишь, как мы мучились с его астмой?

— Мы мучились, — покачал головой Илья Витальевич. — Он мучился, а мы постольку — поскольку.

— Всё равно.

— Ребёнку… Кстати, ты при нём так не скажи, если ему пятнадцатый год уже, — заговорил Илья Витальевич. — Во-первых, его астма прошла, во-вторых, лесной горный воздух тоже очень неплохо. В третьих, помнишь, как он обрадовался поездке? Всем приятелям раззвонил уже про поход.

— Но лес! — сердито сказала Марина. — Комары. Клещи, хорошо если обычные! А если энцефалит?! Грязь! Ни помыться, ни в туалет, извини, нормально сходить. И это ты предлагаешь домашнему мальчику?