— Есть у меня что сегодня? — спросил он в пространство.

Продвинутая автоматика кабинета умела отличить, говорит ли хозяин сам с собой или требует реакции. По интонации, жестикуляции, положению головы, направлению взгляда.

— Один посетитель, — отозвался через секунду секретарь. — Который месяц добивается приёма. Я его не обнадёживал, вы сами распорядились…

— Ага, — произнёс Илья Витальевич. Понятно, кто рвётся к нему диким быком. Тот, кому это запрещено. И кто не может понять, что запрет — это запрет, а не намёк на будущее разрешение! Пожалуй, пора расставить все точки над «Ё».

— Зовите.

Посетитель не заставил себя ждать.

Красив, даже благороден на вид. Скромный льняной подрясник, умное лицо, аккуратная бородка. Седые пряди в русых волосах. И тяжёлый серебряный крест на толстой цепи.

— Здравствуйте, уважаемый Илья Витальевич, — произнёс он.

И голос его был под стать внешности. Красивый баритон с бархатистыми обертонами. Наверное, он приводит неофитов в восторг. А уж неофиток непременно!

— Здравствуйте и вы, — ответил Жогин, указывая на кресло.

— Я благочинный местного прихода отец Макарий.

— И как же мне к вам обращаться, господин благочинный? — поинтересовался Жогин.

В глазах посетителя мелькнула неуверенность.

— Простите, разве я не представился? — ответил он. — Отец Макарий.

— Это вы простите, — с холодом в голосе произнёс Илья Витальевич. — Мой отец умер три года назад. Не вижу причин называть отцом кого-то другого. Итак, как вас зовут?

— В миру я Владимир Сергеевич, — развёл руками священник, — но это, право, нехорошо. Я пришёл к вам как духовное лицо, чтобы…

— Это оксюморон, — прервал его Жогин.

— Не понял? — растерялся священник.

— Духовное лицо это оксюморон, — вежливо повторил Илья Витальевич. — Нонсенс.

— Но как же… — опешил посетитель. — Это просто м-м-м… определение статуса? Бывают лица частные, юридические, официальные, а я как священник, как принявший сан — лицо духовное.

— Ладно, — сказал Жогин. — Вы уходите от сути, но ладно. Так чего же вы хотите как духовное лицо? Для чего вы отвлекаете меня от работы, а вы не можете не понимать, что время моё стоит денег? Наверное, это очень, крайне важное дело?

— Самое важное из существующих, — заверил его священник.

— Вот как?

— Воистину! — Владимир Сергеевич, в клире отец Макарий, возвысил голос.

— Это интересно, — отметил Жогин. — И чём состоит это дело?

— У вас огромное предприятие, на нём трудятся тысячи человек, — воодушевился Владимир Сергеевич. — Все они заслуживают спасения!

— Вы что-то путаете, — пожал плечами Жогин. — Техника безопасности у нас на высоте, в точном соответствии с законодательством. Есть целая служба, которая неукоснительно следит за исполнением, и прочее… Моим сотрудникам ничего не угрожает.

— Вы смеётесь надо мной, — опечалился священник. — Речь о спасении души.

— Чего, простите?

— Души, — твёрдо повторил священник.

— Что такое душа, Отец Макарий? — спросил его Жогин. — Дайте определение.

— Вы неверующий? — Посетитель посмотрел на Жогина с испугом.

— Разумеется, — ответил Жогин. — А вы?

— Никогда передо мной не стояло такого вопроса, верить или нет, — вскинул подбородок отец Макарий. — Верую во спасение и делаю для этого всё, что в моих силах!

— Делайте на здоровье, — сказал Жогин. — Я тут при чём?

— На территории вашей компании нет храма Божия, — поджал губы священник. — Нет даже часовни. Постройте храм. Вам это не стоит почти ничего, зато люди ваши обретут жизнь вечную!

— Объекты культа не предусмотрены планом развития.

Священника передёрнуло.

— Зачем вы так неуважительно о храме? — сказал он. — Объекты культа. Можно подумать, мы в совке живём!

— Знаете что, господин хороший, — сказал Жогин, поднимаясь. — Пока я жив, никаких капищ здесь не будет. Заметьте, я никому не мешаю сходить с ума. Желаешь молиться? Отправляйся в город и бей поклоны, я тебе слова не скажу! Только работу выполняй, и выполняй хорошо.

— То есть вы против храма? — впросил священник. — У вас полно места, у вас гектары леса! Одно небольшое здание — и всем станет хорошо.

— За территорией и не за мои деньги, — отрезал Жогин. — Больше не задерживаю.

— Но храм, — сделал последнюю попытку священник, — это красиво! Красота облагораживает!

— Храм не может быть красив, никакой, — сказал Жогин. — Идите, прошу вас.

Продвинутая автоматика открыла дверь кабинета, в ней показался дюжий охранник.

— Вы совершаете ошибку, — тихо сказал отец Макарий.

— Возможно, — ответил Жогин. — Но это моя ошибка и мне за неё отвечать.

— Погубите вы свою душу…

— Души нет.

Выпроводив попа, Жогин прошёлся несколько раз по кабинету. Сел за стол, пододвинут папку с отчётами. Договоры, сводки, лицензионные отчисления, патентные споры… Всё это приносило удовлетворение — и деньги, но внутри была странная пустота, какая всегда возникала после разговора с истово верующим. Как можно рассчитывать на жизнь после смерти? Жогин не понимал. Жизнь после смерти — истинный оксюморон, ловушка для легковерных дурачков! Легковерных… Опять это слово — вера. Самое худшее, что может быть в жизни, самое грязное и злое — это боговерие.

Все войны начинались во имя Его.

Как в дерьмо вляпался, честное слово. Хочется верить — тьфу, пропасть! — надеяться, что Оно больше не придёт.

1. Крусибл — театр в Шеффилде, Англия. С 1977-го года там проходит чемпионат мира по снукеру.

Конец всегда стремится к началу, а в ответе содержится вопрос. Тритон из легенды, чтобы познать внешний мир, ловит собственный хвост. Ловит, но никак не может поймать, и мир остаётся непознанным до конца.

Сой Муа не изучил ещё внешний мир, но узнал достаточно, чтобы вернуться. Внешние… Дикари и воры, умыкнувшие у Мира современные технологии. Их успех — случай, их счастье — воровство.

Люди должны забрать своё назад. Это не право, но обязанность.

Сой спешил. Часы под кожей пожирали время, его и тех, кто ждал его на родине.

Сой спешил. Пришлось угнать машину на химическом топливе, одну из тех, которой пользовались Внешние. Пожирая из воздуха кислород, она возвращала назад целую свалку из ядов и грязи. Внешние её не замечали, а Соя мутило от гадливости. Внешние убивали свой Мир, уничтожали его, не думая о будущем. Он должен их остановить. Мир, пусть и не родной, но прекрасный, жаждал спасения.

Пасмурным утром, выйдя из пещеры, Сой пробрался в транспорт, направлявшийся в сторону местного города. В огромном здании среди леса он провёл несколько дней, высматривая, прислушиваясь и вынюхивая. Его никто не заметил, спасибо умным имплантам, зато накопители в жировой клетчатке сохранили достаточно информации.

Теперь он возвращался. По сторонам пустынной дороги вставали зелёные великаны, напомнившие Сою касталии. Они глухо шумели и гнулись от ветра, который гнал по серому небу серые облака, подсвеченные с одной стороны светом местного спутника. Скоро показались горы, и Сой бросил машину и сошёл с дороги в лес. Дальше ехать было нельзя, Внешние охраняли вход в пещеру. Охраняли настолько тщательно, насколько позволяло их примитивное мышление, но даже варварам иногда везёт. Сой не мог рисковать. Он растворился в вечерних тенях и побежал напрямик.

Ветки стегали его по лицу, свежий ветер раздувал волосы. Темнело, ночь вступала в свои права. На полпути Сой устроил себе короткий привал. На крошечной полянке лёг во мхи, откинув голову, чтобы видеть небо.

Ветер усилился. Он терзал облака, рвал их в клочья — и внезапно разметал в стороны, очистив кусочек неба…

Сой увидел звёзды — и испытал потрясение!

Существу, знающему лишь одно светило, трудно представить себе звёздное небо, его глубину и необъятность. Сой вырос, зная, что пространство вокруг Мира ограничено «желудком Тритона» или гигантским пузырём в толще камня. Пусть даже толща эта не бесконечна, и пусть существует Внешний мир, но понятие о нём умозрительно и абстрактно. Сейчас он увидел настоящую бесконечность…