Вся эта страсть и отсутствие шкурного вопроса претило природе Алины. За той всегда ухаживали обеспеченные, состоявшиеся мужчины, нескупившиеся на подарки и широкие жесты. Да, она не была у них на первых ролях, зачастую ухажеры были уже окольцованы более прыткими дамами, но, как она себе говорила: «Лучше плакать в мерсе, чем, взявшись за руки, радоваться новому дню в шалаше». Мерса пока еще не было, но она не отчаивалась, кто-нибудь да подарит.
Аня рассказала ей о том, как жила все это время. Проедала заработанные до этого деньги вместе с ним. О том, как не привыкнув жить на ограниченные средства, она набрала кредитов и не знает, как из них вылезти, о том, что ей пришлось устроиться на работу кассиром в магазин недалеко от дома. О том, что из-за того, что она не успевала закрывать долги по кредиткам, накопились долги по учебе и ее отчислили. Ну и, конечно же, о том, что как оказалось, с милым рай в шалаше только в том случае, если милый периодически не бьет тебя в порывах ярости. Рассказала, как замазывала синяки под глазами и про то, как он таскал ее за шкирку при его же друзьях, о том, как это унизительно, когда все знают, что периодически тебе прилетает по лицу, но при этом никто ничего и не думает сделать. Все идет, как нужно, все идет, как идет. Никто не хочет влезать в твои отношения, себе дороже. Все просто делают вид, что ничего не происходит.
Алина сидела и слушала это все, и черные от туши слезы текли из глаз. В ее голове не укладывалось то, что ей рассказывала ее подруга. Она села поближе к ней, обняла ее, как маленького ребенка, положив подбородок на макушку. Сердце рвалось от боли, которую она переживала за подругу. И в очередной раз она подумала, что если отношения, то только по холодному расчету.
– А почему ты сразу не ушла? – наконец, смогла она сказать хриплым от слез голосом.
– Ты понимаешь… Это все происходит не сразу. Я сама и не заметила, как оказалась в такой жопе. Сначала-то все было хорошо. Это все происходит постепенно. Сначала у нас были скандалы из-за того, что я общаюсь с вами. Я перестала, чтобы не провоцировать. Потом начались придирки на ровном месте. У него были проблемы с работой, и я списывала на это. А потом первая пощечина, и следом за ней извинения, цветы, слезы, обещания, что он так больше не будет. И я, конечно же, его простила. Потом опять, и снова прощения. Дальше – больше. Он, как хищник, который гонит стадо, сначала выбирает одну, отрезает ее от всех, и начинается истязание. Это я вот только сейчас поняла. В какой-то момент я очнулась и до меня дошло, что у меня никого и нет, я ни с кем не общаюсь и что я, кроме как ему, никому не нужна. Пожаловаться, попросить помощи просто не у кого. Да и стыдно, конечно. Сор из избы выносить, знаешь ли, не принято. Потом и извинений не стало. Он начал обвинять меня в том, что я сама виновата и я его провоцирую, а это просто его реакция. Ну, и результат, как видишь, налицо. В прямом и переносном смысле.
Она замолчала, вертела пустой стакан из-под воды в руках и смотрела немигающим взглядом перед собой.
– И что ты думаешь делать?
– Честно? Я не знаю, я вот просто в какой-то прострации, мир у меня рухнул. Я не знаю, как жить, где жить, для чего жить. Это уже не первый раз… но в этот раз он прям сильно перестарался.
– А что родители? Ты им сказала?
– Нет… Мне стыдно и страшно, если отец узнает, он приедет и убьет его. Да и что я скажу?
– М-да. Зря ты, конечно, молчишь. Родители есть родители.
– Слушай, мать в нем души не чает. Она звонит узнавать, как у него дела, а не у меня. У меня складывается впечатление, что он ее сын, а я ее невестка.
Сказать на это было нечего, чужая семья – потемки.
– Ладно, мне утром, пока он будет на работе, неплохо бы съездить забрать кое-какие вещи, документы. Сможешь со мной съездить?
– Шутишь? Конечно!
Лина встала, прогнулась в спине, как кошка, спина звучно хрустнула. Она посмотрела на подругу, видок у нее был еще тот. Лицо уже опухло, но выглядела она куда лучше, чем пару часов назад. Она наклонилась, чмокнула ее в лоб и потрепала по голове.
– Конфетка, прорвемся. Где наша не пропадала?
Когда дверь закрылась, Аня уже устраивалась на неудобном диване, чтобы провалиться в сон без сновидений. Завтра ее ждал тяжелый день, а за ним еще – и не один.
Глава 5
Когда он вернулся домой, его встретила звенящая тишина, только из кухни было слышно урчание холодильника. Он посмотрел на вешалку для верхней одежды и понял, что ее дома нет: вчерашнее пальто висело на крючке, новый пуховик исчез. Начало подниматься чувство тревоги.
Нет, она не просто вышла в магазин. Она ушла.
Не разуваясь, он прошел осматривать свое жилище. Все вроде бы было на месте, диван так же был не заправлен, как и утром. Стакан в ореоле подсыхающего, расплескавшегося вчера, джина, который издавал смрадный запах. Немытая посуда в раковине, а какая-то даже валялась на полу, разбитая вдребезги. Она уронила ее с сушки, когда он схватил ее за волосы у холодильника. Он быстрым шагом пошел в спальню-гостиную и заглянул в шкаф. На дне шкафа он увидел открытую обувную коробку, в которой они хранили свои документы: паспорта, кредитные договоры, даже какое-то мелкое золотишко, которое она перестала носить. Он точно помнил, что там лежала золотая серьга, которую она носила в носу. Не бычье кольцо, а аккуратный гвоздик. Ему такое украшательство не нравилось. Что это за панковская неформальная атрибутика? Он все же вынудил снять этот аксессуар, чтобы она не выглядела, как 15-летний подросток. Вести себя и выглядеть нужно в соответствии со своим возрастом, так он считал.
Даже записки не оставила, СУКА!
Он сразу понял, куда она могла направиться. Когда они познакомились, она работала танцовщицей в одном из самых известных ночных клубов Питера. Тогда ему это проблемой не казалось, да он и не думал, что их отношения перерастут во что-то серьезное. Но спустя пару месяцев он начал понимать, что вроде как даже любит ее, и что ему с ней хорошо. Она была веселой и красавицей, всегда могла поддержать любую тему, заливисто смеялась, когда он шутил и всячески давала ему понять, что он ей интересен, а когда они шли по улице, то он просто кайфовал оттого, что вслед им оборачиваются. Ему завидовали, какую телку он подцепил. Да, это ему нравилось. Но со временем чувство эйфории завоевателя сменилось каким-то внутренним раздражением. Прошел тот период, когда он не мог от нее оторвать глаз. Когда она ушла с работы, то сразу переехала к нему и подурнела на глазах. Стала ходить в растянутых футболках, от нее пахло едой, а не чем-то пряным и сладким, как раньше. Пропал весь этот флер дорогой штучки, которая ему досталась, она стала среднестатистической. Ранее бурный секс стал обыденным и ленивым под телевизор. Было ощущение, что стерлась какая-то позолота, обнажив, что это не драгоценный металл, а просто безделушка. Его мать себе не позволяла ходить по дому в таких вещах. Нина Ивановна всегда была одета в чистое, простое, домашнее платье, волосы всегда были уложены, и он никогда не видел, чтобы она была без легкого макияжа. Потом начались претензии финансового характера: то ей не хватало денег, то она хотела ходить в дорогие рестораны, то приспичило в отпуск куда-нибудь на моря. Дать он ей этого не мог. Он только закончил университет и пытался найти работу по специальности, а пока старался пробиться, работал консультантом в магазине техники. Да, поиски работы подзатянулись, но он неплохо зарабатывал и на своем месте по меркам города. Не миллионы, но жить на это было можно.
Первый скандал случился через 2 месяца, как она ушла с работы и деньги у нее закончились. Начались разговоры о том, что, может быть, вернуться, хотя бы на тот период, пока он не найдет нормальную работу. Но тут Глеб был категоричен, он даже слышать ничего не хотел о том, чтобы она опять давала себя кому-то лапать. Эта тема поднялась раз, потом еще раз. Потом ей позвонила какая-то старая подруга и сказала, что заработки пошли в гору.