***

Лина узнала его сразу же, как только он зашел и стал рыскать взглядом по сторонам. Он искал ее, и сомнения в том не было. Когда она танцевала, то старалась не выдать себя, она не хотела сейчас этого разговора, и боялась, что все закончится мордобоем. Даже не боялась, а знала, что так и будет. Ладошки вспотели от злости и то и дело соскальзывали с пилона.

Ничего он тут сегодня не дождется, ублюдок! – злорадствовала она про себя. – Анька спит в кабинете, и выходить сегодня уж точно не планирует.

Когда он вскочил, как ошпаренный, она уже сидела, а если быть точнее, полулежала на одном из диванов и наблюдала за ним, как кошка за птичкой в окне. Лицо его было красным, перекошенным от злости. Кулаки то сжимались, то разжимались, она невольно подумала, что он сейчас направится к ней, но он ринулся в сторону выхода, а следом за ним и Катюша-хостес. Говнюк хотел уйти, не заплатив?

Она поймала Катю, когда та уже со счастливым лицом бежала навстречу выпивке и веселью, которое происходило на баре. Девочки наперебой демонстрировали свои новые наряды, давали трогать себя за неприкрытые тканью места и всячески пытались угодить щедрому гостю. Со стороны это выглядело очень забавно. Лина тоже знала Васю, но сейчас она не могла выдавить из себя улыбку до ушей, да еще и такой неожиданный визит добавил тревоги.

– Что ты сказала этому типу? – она схватила девушку чуть повыше локтя и пыталась увести в коридор к приватам, чтобы поговорить, та, в свою очередь, ойкнула и перепуганными глазами уставилась на нее. Катя не была девочкой, так скажем, из умных, но очень красивая. Алину она по-своему боялась, та работала тут чуть ли не с открытия и ей было негласно дозволено чуть больше, чем всем остальным.

– Ничего я ему такого не сказала! Отпусти, дура, больно! Синяк останется! Подошла, рассказала про crazy-меню, туда-сюда, выбирай, мол, телку и иди веселись, потом Вася пришел, а этот черт белку поймал и, не заплатив, уходить начал! А тебе-то что? Хахаль бывший? Ты ж с такими не водишься! – Катя стояла и потирала руку, не понимая, в чем она опять провинилась.

– Прости, ладно, беги к гостю, скажи, что я сейчас приду. – Лина собиралась уже двигаться в сторону гримерной, как за спиной зычный голос позвал ее по прозвищу.

Алина, она же Лина, она же Лиса, действительно, была одной из первых, кто работал в этом клубе, девочки менялись, уходили-приходили, а она все несла свой пост жрицы разврата и порока. Ей шел уже 26 год, но по ее лицу было не сказать. Постоянные визиты к косметологу, дорогой уход и косметика законсервировали ее в двадцатилетнем возрасте. Про таких, как она, говорят «ноги растут от ушей», при своем немалом росте она имела пышную грудь третьего размера и копну огненно-рыжих волос, собственно, за что ее и прозвали лисой, ну, а самым ее большим изюмом были огромные, зеленые глаза. Не просто зеленые, а глаза цвета бутылки, через которую пропустили свет.

Услышав, что ее присутствие в зале не осталось незамеченным и что Вася жаждет общения с ней, она со вздохом развернулась, за секунду нацепив фирменную улыбку коварной обольстительницы.

– Вы посмотрите, какого дяденьку к нам занесло – поприветствовала она его фразой из старого фильма. Сделала она это специально, потому что знала, он фанат советского кино и может цитировать его в любом состоянии.

Глава 7

Пока у всех девочек шла смена, Аня лежала на диване в кабинете. Лицо опухло так, что она не узнала себя в зеркале. Левый глаз опух, и под ним образовался внушительный фонарь. Губы у нее так не опухали, и пить приходилось через трубочку. Кожа головы зудела, а волосы сыпались, как с линяющей собаки. На руках были синяки в тех местах, где он хватал ее. Общее состояние было такое, будто ее сбила машина. Психическое состояние было еще хуже. При каждом громком звуке она непроизвольно вздрагивала, в душе образовалась пустота. Она просто сидела в прострации и щёлкала пультом небольшого плазменного телевизора, который висел на стене в кабинете управляющего.

В какой-то момент она наткнулась на передачу о резонансном деле сестер Хачатурян. Она слышала о том, что произошло, но подробностей всего не знала: своих проблем было по горло. Почему-то, сама того не зная, может, подсознание отреагировало, она решила посмотреть, в чем же дело.

На экране телевизора творился какой-то цирк, конструктивного диалога у присутствующих не складывалось, одни орали на других, другие не слышали третьих. Аню поражал тот факт, что такие вещи выносятся в прайм-тайм в качестве шоу. Ее не покидало стойкое ощущение, что это какое-то театральное представление. Но те факты, которые были озвучены в ходе передачи, заставили ее ужаснуться. Фантики от конфет как повод для насилия, убитый 32 ударами отец, родственники, которые выставляют каждый свою сторону, как агнцев Божиих, и тянут одеяло правоты в свою сторону. Факт того, что человека уже нет, остается фактом. Но если родственники знали о том, что происходило у них дома, почему никто не остановил? Больше поражало экспертное мнение певиц, писательниц и общественных деятелей, не побывав в шкуре той или иной стороны, как они могли судить? Одна винит во всем мать, вторая считает их жертвами, кто-то говорит о том, что девочки вообще спланировали убийство родного отца из-за денег. Но почему-то не было самих девочек, как оказалось, те были уже на свободе и некоторые даже работали, не пригласили психиатра, который проводил обследования девочек, не было их адвоката и, уж тем более, представителей закона, которые могли бы внести четкую ясность во все происходящее. Она как человек, который столкнулся с тем, что называют «насилие в семье», не понимала, как это все можно вынести на общий суд и, судя по всему, уже не в первый раз. Гадкое ощущение липло к ней, возможно, потому что сама стыдилась рассказать о своей ситуации. Какая-то ее часть говорила о том, что «Да! Действительно, такие происшествия нужно освещать. Люди должны знать, что это есть!», но при этом она понимала, что таким образом это делать не стоит.

– Отличное ты себе времяпрепровождение нашла, ничего повеселее не было? – Лиса стояла в дверях с бокалом шампанского, пузырьки в стакане тоненькими ниточками поднимались к горлышку. Она призывно протянула его ей:”Держи, тебе не помешает! Вася пришел, я ему сказала, что ты, возможно, скоро вернешься! Господи, он чуть кипятком не обмочился от радости!”

Аня не знала, хочет ли она возвращаться к старой жизни или нет, но, судя по всему, выбор был не велик. Она вспомнила, что увидела сегодня в зеркале и отчего рыдала. Куда она такая вернется?

Шампанское приятно защипало на языке, давно она не пила именно шампанское, не какой-нибудь газированный, винный напиток или игристое местного разлива, а именно шампанское с кисловато-горьким привкусом, которое отдавало немного деревом в конце. Она закрыла глаза.

– Вдова?

– Она самая! А ты, я смотрю, талантов не растеряла, сивухой не обманешь! – Лиса улыбнулась, смотря на то, как ее подруга смаковала напиток.

– Конфетка, ты как? Лицо сильно болит? Может, тебе мазь какую-то нужно? Может, компрессы холодные сделаем?

– Честно? Я уже думала о своем состоянии. Блядь, как будто трактор переехал, а потом сдал назад. Я не знаю, конечно, как это, но есть подозрение, что ощущения те же. Я когда-то в детстве каталась на тарзанке, и веревка оборвалась, и я катилась с холма добрых метров 20. Так вот, выглядела я лучше.

Они обе рассмеялись. Аня сразу же схватилась за губы, потому что те опять где-то предательски лопнули, и из них начала сочиться кровь. Алина схватила бумажные носовые платки, которые у Георгия всегда стояли на столе на случай пьяных истерик, но Аня замахала руками.

– Не надо, еще заразу какую-нибудь занесу! Только все продезинфицировала – она встала и поковыляла к аптечке за стерильными салфетками. Походка у нее была та еще: о выходе на работу в ближайшее время речи быть не могло. Только людей пугать и имидж заведению портить. Алина вздохнула.