– А что? Тоже хочешь попробовать? – едко выплевывает Захар. Хотя хочется раскрасить физиономию наглого мудака. – Какое теперь тебе до меня дело?

Сейчас руки Захара не связаны долгом. Уж точно не перед Назаром. Отныне это их с одинцовым личное дело.

– Мне? – Фёдор наигранно удивляется. – Абсолютно никакого. А вот босс почему-то жалеет, что ты сорвался с крючка. Приглашает тебя как-нибудь его навестить. Жаль, вы сегодня не встретились. Хочет с тобой обсудить возможности для сотрудничества на новых условиях.

– Не заинтересован, – отвечает Захар без раздумий.

– Новый хозяин запрещает путаться с плохими мальчиками? – вновь язвит Фёдор, развязно проведя кончиком языка по зубам и огладив клык. – Должен спрашивать разрешения? Иначе закроет доступ к своей теплой постели и выгонит обратно на грязную улицу за непослушание?

Иваньшин терпит. А ногти до боли впиваются в кожу ладони.

– Подмахивать задницей, значит, нравится больше, чем махать кулаками? Да, Захар? Выбрал дорогу шлюхи?

От прямого удара в челюсть голова Фёдора запрокидывается назад, и тот пятится, сталкиваясь спиной с машиной. Крепкие пальцы Олега больно впиваются Захару в плечо. Сложно вырваться. Захар бьет острием локтя, но едва попадает Олегу в бок. Зато сам ловит мощную оплеуху, от который искрит в глазах.

Фёдор, двигая на проверку челюстью, наблюдает, сверкая налитыми кровью глазами. Буквально дает Олегу карт-бланш на расправу.

Более низкий рост и гибкая комплекция обеспечивает Захару преимущество в стычке. Но пока сбоку не раздается торопливый топот кого-то, прибежавшего на подмогу из клуба, он успевает подвести счет ранениям. Рассеченная бровь, разбита губа. Ссадина на левой скуле. Явно отбиты ребра и, может, что-то из внутренностей. Некритично, но болезненно ощутимо.

Олег как машина, получившая очередную команду, бросает Захара без интереса. Фёдор ядовито плюет в ноги.

– Захар, вы в порядке? Может, скорую вызвать? – спрашивает единственный оставшийся возле него парнишка, кажется, Толя. Зеленая партия, пришел в череде новеньких, едва исполнилось восемнадцать. Как и Захар, далеко не от пресыщенной жизни.

– Не надо, – останавливает Иваньшин, упираясь ладонями в бедра, слегка согнувшись. Харкает чуть розоватой слюной на асфальт. Дышит. – Спасибо, я в норме. Несмертельно.

И сам хмыкает. Уже однажды едва не сдох, если бы не Одинцов со своим странным «понравился». Его жизнь стоила чьей-то удачной симпатии. Захар морщится. Не от мыслей об Одинцове – много чести, – от саднящей губы, проводя по ней языком.

Лишь когда Захар забирается внутрь тачки, Толя исчезает из вида. Этот мальчик явно тоже заслуживает кому-то понравиться ради спасения.

Судя по припаркованной по соседству машине на подземной стоянке дома, Одинцов уже приперся с работы. Что же, сорри, Тимочка, я проебал твой ужин.

Когда в прихожей щелкает дверь, Тимофей выходит навстречу.

– С возвра… Захар, что случилось?! Что с лицом? Ты подрался? – выстреливает вопросами Тима при виде разукрашенной физиономии Иваньшина.

Подлетает. В груди екает, как укол ржавой иголкой, несмотря на то, что Тимофей лицезрел в разы хуже. Тянется к Захару и слегка касается пальцами кожи.

Тот избегает контакта, отводя голову в сторону.

– У тебя есть аптечка? – спрашивает Захар, нахмурившись.

Тимофей бесстыдно надеется, что от боли, а не от попытки к нему притронуться.

– Давай я отвезу тебя в больницу? Возможно, тебе нужно швы наложить, – беспокоится Одинцов, делая новую попытку приблизиться, но Захар, обогнув, шагает в направлении комнаты.

– Ничего серьезного. Сам справлюсь, если найдется перекись, вата и желательно обезболивающее.

Тима плетется следом, почти ожидая, что Захар захлопнет дверь ванной у него перед носом. Но тот игнорирует.

– Захар, дай мне осмотреть, – просит Тимофей, настойчиво становясь рядом с ним возле раковины. – Или все-таки лучше вызвать врача.

– Забей, – огрызается Иваньшин. Замирает. Опускает вниз голову, трет, сощурившись, переносицу. Вздох. – Извини. Просто… я справлюсь самостоятельно. Не стоит излишне тревожиться о самочувствии пса.

Опять это хлесткое слово. Как метка. Клеймо. Услышать его лично с губ Захара до злости обидно. Тима не вел себя с ним, как владелец.

Он резко разворачивается и выходит. Берет на кухне аптечку и возвращается. Кажется, проходит меньше минуты. Оставив коробку с медикаментами на кровати, Тимофей влетает в ванную и толкает наружу Захара.

– А теперь сядь и молча терпи, – командует Одинцов, нажав на плечо попытавшегося воспротивиться Захара, припечатывая того обратно к матрасу.

– Боишься, что потеряю товарный вид? – щерится Иваньшин. – Я же вроде как тебе нравился. Особенно, кажется, когда мое лицо смахивает на отбивную.

– Захарушка, – зовет Тимофей, вздохнув и взирая на того сверху вниз. Почти бездумно вновь тянется и оглаживает большим пальцем по брови до рассечения. Иваньшин всасывает сквозь зубы воздух. Но не дергается. – Не я тебе враг, пойми наконец. В конкретный момент ты сам свой противник. Но именно я получаю все колкости, хотя просто желаю помочь. Я не прошу безоговорочно мне довериться. Но не отталкивай только из неуместной гордости.

Захар достойно выдерживает прямой взгляд, не отводит глаза. Словно вызов. А после дергает плечом.

– Валяй, если жаждешь поиграть в доктора.

Тимофей не в настроении для пикировки остротами. Молча глотает подачу Захара и открывает аптечку. Тот почти без единого шума терпит экзекуцию над боевыми ранами. Настоящий боец.

– Расскажешь, что случилось? – спрашивает Тимофей, обрабатывая после разбитой губы рассечение, и тут же добавляет: – И не пытайся отмазаться, типа случайно упал на чей-то кулак. Не поверю. Даже по твоей постоянно хмурой физиономии видно, как ты загрузился.

– Это входит в блок моих прямых обязанностей по контракту? Делиться с тобой проблемами? – не упускает возможность отточить свое остроумие Иваньшин. И тут же дергается, когда Тима нарочно с усилием прижигает бровь. У него тоже есть пределы терпения.

– Это входит в блок взаимно вежливой беседы, особенно когда кому-то не насрать на твое самочувствие, – парирует Тимофей и берет из аптечки полоску пластыря. Жаль, что нет с покемонами, которые как-то однажды по ошибке купила Яна. Захару бы очень пошло, чтобы разбавить его кислый вид.

– Столкнулся с… бывшими коллегами, – наконец озвучивает Иваньшин. Дипломатично. Учитывая контингент его прошлой «работы». – Не все были рады моей скоропостижной отставке. Передавали тебе привет где-то между словами «мажор» и «педик».

– Не пытайся, меня это мало колышет, – отвечает Тима. И думает: меня больше задело, как Макс назвал тебя псом.

На мгновение в комнате виснет молчание, пока его первыми не рушит Захар:

– Ты все еще хочешь на ужин пасту с морепродуктами?

Тимофей точно не знает, какова причина, но Захар убирает колючки. Не все и не до конца, но после того, как тот притащился домой весь побитый, а после позволил Тиме себя подлатать и вечером приготовил заказанный ужин, – дела будто пошли на подъем.

Тимофей сталкивается с Захаром в прихожей, когда встает на работу раньше обычного. На Тиме – шелковый домашний халат, как банально и пошло. На Захаре – шорты поверх спортивных лосин и закрытая под самый подбородок олимпийка. Сексуально, уж по мнению Одинцова точно.

– Ты… куда это? – не сразу спросонья соображая, спрашивает Тимофей, протирая глаза и подавляя зевок. Почему-то в квартире зябко, и он плотнее запахивает халат. Думает: а выглядит, будто стесняется под оценивающим (точно ли?) взглядом Захара.

– На пробежку, – коротко объясняет тот. Может, холодно от его отношения, а все прочее Тиме лишь кажется? – Нельзя?

Смотрит, словно с вызовом. Так, что у Тимофея подобострастно скручивается узлом в животе далеко не от боли.

– Я внимательно изучил контракт. Бегать мне по условиям не запрещено.