– Дамы и господа! Вы все отлично знаете и ждете его на нашем ринге! Давайте же встретим его аплодисментами! Кирилл «Бешеный Пес» Ката-а-анин!

Зал ликует. Буквально бесится в каком-то зверском экстазе, когда на ринг выходит высокий, отлично сложенный парень с суровым взглядом глубоко посаженных глаз. Выбеленные волосы с двумя выкрашенными в черный цвет полосками от виска до виска придают ему не столько стиля, сколько агрессивности, хотя, казалось бы, куда уж больше, невольно думает Тимофей.

Одинцов вообще хреново понимает, почему он оказался здесь – в подпольном бойцовском клубе, который содержит какой-то богатый ублюдок, чьего имени Тимофей даже не помнит, хотя Макс и называл. Только Тимофею насрать. Смотреть на расквашенные в кровь и мясо рожи не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Так еще раз – какого черта он тут делает?

Гребаный Макс. Да, это все он. И почему только Тимофей все еще верит в его обещания, мол, зрелище будет – закачаешь, а девки там что надо. Ну-ну. Хотя женщин здесь и правда подозрительно много. Кровожадные самки, пришедшие попускать слюни на подтянутые тела и, вероятно, выплеснуть неудовлетворенность своей унылой светской жизнью.

Пока Тимофей в который раз мысленно костерит Максима, сидя в первом ряду так называемого vip-сектора, зрители свистят, улюлюкают и выкрикивают имя этого Пса, который коротко подпрыгивает, разминаясь с такой кислой мордой, будто весь этот обезьяний ор и цирк пиздецки его раздражает. Может, и так.

Тимофею тоже тошно.

Башка болит. Вокруг слишком шумно, а они уже успели изрядно надраться в баре, хотя сам Тима выпил не так уж много. Видимо, это издержки разгульной жизни, всратого распорядка дня и отголоски болезненного детства. К слову, и пойло-то было весьма дерьмовое, прям как окружающая теперь Одинцова обстановка. Как все эти зажравшиеся дикари в ожидании кровавой каши.

Тимофея мутит. Так почему бы не встать и не свалить?

Взять такси – и насрать, что в этих душных, вонючих общественных толчках на колесах он не ездит уже, кажется… сколько там лет прошло? Хотя неважно. Но ему лень ждать водителя. Сюда они прикатили на тачке Макса, поэтому выбор у Тимофея невелик. Ему бы просто вернуться домой и завалиться спать. Без душа. Без ужина. Живот и без того мерзко крутит, не хватало еще, чтобы он выблевал всю еду за день на свои неоправданно дорогие простыни, на которых спать-то грешно, не то что испражнять содержимое собственного желудка.

Макс и Матвей внезапно взрываются хохотом. Тима в душе не ведает, о чем те двое вообще разговаривают, и что могло вызвать подобную реакцию. Хотя… много ли нужно двум пьяным вдрабадан парням, особенно когда те, кроме бухла, успевают снюхать в толчке какую-то срань. Пфф, думают, Одинцов не в курсе, раз сам он отказывается глотать подозрительные колеса? Впрочем, их дело.

Тимофею… почти насрать.

Матвей ему даже нравится, он чем-то похож на самого Тимофея. Они оба не признаются в том, негласно молчат, но оба знают, каково это – прийти с другой стороны. С той, где денег хватает лишь на продукты, базовые нужды и оплату коммуналки. Где некоторым приходится завышать возраст, чтобы получить подработку с целью помочь родителям сводить концы с концами и не быть для них обузой. Где ты не спускаешь за вечер сумму, на которую вся семья может прожить едва ли не целый месяц.

Они не говорят о таком. Делают вид, что забыли. Или что этого вовсе не было.

Макс же родился с толстой пачкой купюр в жопе.

Именно Макс тянет их в этот нелегальный зверинец, где люди разбрасывают бабки, наблюдая с остервенелыми физиономиями, как бойцы на ринге рвут друг другу глотки словно бешеные уличные псы, только лишь чтобы развлечь публику и, вероятно, заработать в итоге жалкие гроши, подвергая жизнь опасности.

Тимофея с души воротит.

Еще раз – почему он, блять, все еще здесь?

– А теперь сюрприз! – голос заводилы хуком ударяет по ушам Одинцова, заставляя зажмуриться. Микрофон слегка фонит, на долю секунды по залу пролетает мерзкий скрежет, но кажется, лишь Тима и замечает. Неужели опять подступает блядская мигрень? Только бы не сейчас. – Многообещающий новичок, впервые в нашем клубе! Давайте поддержим его! Заха-а-ар Ива-а-аньшин!

Новичок пролезает между канатами и встает по левую руку от рефери. Пес Катанин злобно хлещет по Иваньшину взглядом, разве что не рычит. Тот же смотрит, будто провинившись, в пол, сцепив руки в замок. Будто его насильно вытолкали на ринг, думает Тимофей. Впрочем, кто знает? Ведь сам Тимофей оказался же здесь по чужой прихоти.

Когда Иваньшин поднимает голову, сердце Одинцова не пропускает удар. Нет. Скорее пробивает дважды, и Тимофей неиронично думает, что окружающая духота довела его до приступа.

Духота. Шум. Вонь из микса сигаретного дыма и приторного парфюма. Изнуряющая его одним лишь воспоминанием о ней мигрень. Бухло, в конце концов. Но не блядские же глаза этого Захара Иваньшина, отчего-то такие знакомые.

Тимофея торкает. Цепляет. Как крюком за брюхо.

Он внимательно смотрит на Иваньшина в надежде понять, почему этот чертов парень так привлекает его буквально по щелчку пальцев. Почему его глаза – озлобленные, но обреченные – вызывают в Тимофее странные чувства, трудные для привычной идентификации и выходящие из разумного спектра? Неужели алкоголь так разъел ему мозги, что Тимофей допускает – недолго, буквально на две секунды – будто мог видеть этого бойца раньше? И почему это кажется сейчас таким важным?

– Тима, ты чего завис? – Макс машет перед его лицом рукой. – Хочешь поставить на свежее мясо?

И ржет. Тимофею хочется всадить ему кулак в рожу.

– Не, чел, завалить Бешеного Пса нереально. Он зверюга. Демон, – хмыкает Матвей.

Но Иваньшин побеждает.

Обойма выверенных ударов в голову и корпус. Дозированная жестокость, ее ровно столько, сколько требуется для превосходства. Для выживания. Чтобы выбить себе победу. И, кажется, зуб Катанина – Тима не следит за Псом, наблюдая лишь за Захаром. Его тело – идеальное сочетание гибкости и литых мышц. Влечет и пугает, манит и заставляет забыть как дышать на короткий миг. Его движения быстрые, почти молниеносные. Они несут победу. Но говорят о большем. Страхе проиграть? Желании – нужде – выиграть бой?

Катанин бьется из последних сил, но почти валится с ног. Его глаза сочатся яростью от разъедающего гордость поражения, а из ран на разбитом лице сочится кровь, такая же, как на сбитых костяшках Иваньшина. Пса превзошли. Унизили и ударом впечатали в измызганный ринг. От последнего – контрольного, как выстрел в висок, – удара, когда Иваньшин, подпрыгнув, вбивается коленом в нос Катанину, у Тимофея по спине бежит колкая дрожь, а желудок сжимает рвотным спазмом. Но Тима рад – горд? – что Захар превосходит злобного Пса.

Рефери взмывает его руку в воздух, хотя и сам Иваньшин едва держится на ногах. Он шатается, его ведет, голова клонится к груди. Иваньшин сплевывает бурые сгустки на ринг и тяжело дышит. Он почти без сил. Зато Пес валяется у него в ногах, пуская кровавые пузыри. Пес повержен.

Тимофей машинально кривится от вида того месива, в которое Пес Катанин ответно размудохал лицо противника. Тимофея подташнивает, и настоящая, нефантомная рвота подступает к глотке, когда выскочившие на ринг громилы подхватывают неподвижное тело Пса, а его выбитая из сустава рука неестественно кривится в районе плеча и волочится по полу, на что всем абсолютно плевать. Теперь он мусор. Некондиция. Истративший свой срок хранения расходный материал.

Сегодня герой вечера – Захар Иваньшин.

Тимофей еще дважды заявляется в это ублюдочное место, которое почему-то вызывает в нем непривычное количество отвращения. Зачем?

Ответ прост – Захар Иваньшин.

После того дня, когда Тимофей впервые видит Иваньшина, что-то червем грызет изнутри, выедает мозг и зудит. Тима бесится. Тима отвратительно спит и ворочается ночами. Тима курит до горечи на языке, что делает из ряда вон редко, и пьет, чтобы отрубиться и не думать о загнанном и отчаянном выражении глаз Иваньшина, стоящем перед его взором и въевшемся в сетчатку с тех самых пор, как Тимофей замечает того на подпольном ринге.