Плюнув на приличия, Захар напяливает быстро найденный фартук на голое туловище, а после изучает нутро холодильника. Одинцов не врал: тот забит под завязку. Явно постарался кто-то из слуг. Почему-то это слово первым рождается на языке. Не наемный работник или домашний помощник. Прислуга.

Он тоже?

Неизвестность собственной роли не позволяет расслабиться.

Готовка на время отвлекает Захара от размышлений, наполняя его каким-то умиротворяющим спокойствием, а блеклую кухню ласкающими нюх ароматами жареного фарша и специй в соусе.

Не имея широких возможностей для разнообразного питания, Захар учился готовить наиболее питательную и полезную для его рациона пищу из простых и доступных продуктов. Так что приходилось порой приложить фантазию. Из провианта на кухне Одинцова можно было позволить себе куда более изысканный ужин, чем обычные макароны с тефтелями. В представлении Захара, Одинцов в принципе питался сплошь в дорогих элитных ресторанах, располагающихся где-нибудь в центре Питера, где только на чай оставляют среднюю зарплату обычного работяги. Так зачем ему есть стряпню Захара?

– М-м-м, пахнет потрясающе.

Захар пропускает появление Тимофея на кухне. С полотенцем на влажных волосах, босой и в висящих на бедрах домашних шортах, тот втягивает носом летающие вокруг запахи и шлепает прямо к Иваньшину.

– Уже готово? – интересуется Одинцов, заглядывая в сковороду практически через плечо Захара, так что его обдает волной свежести с примесью чего-то мятного, исходящего от Тимофея. – Не терпится оценить твои кулинарные навыки. А то вдруг я зря рассчитал кухарку?

– Твои проблемы, – парирует Захар, помешивая деревянной лопаточкой спагетти с тефтелями в чуть бурлящем соусе. Еще пара минут, и можно садиться за стол.

– Выпьешь со мной? – предлагает Одинцов.

Захар оглядывается и видит, как тот уже роется в скрытом за дверями шкафчика мини-баре, а после раздается звон от соприкосновения стеклянных бутылочных боков, когда Одинцов вынимает красное вино.

– Я не пью, – отзывается Захар.

– Вообще? Или со мной? – с явной иронией уточняет Тимофей

Закрыв дверь мини-бара, вновь приближается к Захару, встает почти впритык, задевая плечом, и достает из ящика штопор.

– С теми, кому не доверяю, – бубнит в ответ Захар и снимает с плиты готовую еду.

– Опять ты за свое, Захарушка.

Одинцов дуется, выпячивая губы, вздыхает и вонзает штопор в пробку, а потом с усилием начинает ее вынимать, пока с коротким «чпок» та не вылезает из горлышка.

– Как тебе? Правда прекрасный букет? – и подносит бутылку под нос Захара, который раскладывает по тарелкам еду.

Он отворачивается, хотя успевает уловить приятные нотки, кажется, смородины и малины.

– А мне нравится, – пожимает плечами Одинцов и теперь уже тянется выше за бокалами. Будто все необходимые ему предметы намеренно хранятся там, где маячит Иваньшин.

Пожелав приятного аппетита, оба принимаются за еду.

– М-м-м, Захарушка, очень вкусно. Где ты научился так готовить? – хвалит Одинцов, едва прожевав. Аж глаза прикрывает.

Захар отводит взгляд. Вот же показушник. И неважно, что сейчас Тимофей хвалит его стряпню. Ничего в ней особенного. Это всего-то обычные макароны с мясными тефтелями в томатном соусе.

Но все равно приятно. Вот же черт.

– Нигде. Я один живу. Пришлось практиковаться, – отвечает Захар, а потом, вспомнив, добавляет: – Кстати, мне нужно забрать из дома одежду. Я…

Дальнейшая реплика застревает. Вертится на языке, но как правильно поставить вопрос? Спросить разрешения? Или же заявить, что просто завтра едет и точка?

– Окей, утром ты вряд ли понадобишься мне, так что можешь заниматься своими делами. Если что – я позвоню. Только, пожалуйста, отвечай. Не игнорируй мои звонки, ладно? – просит Одинцов, будто почти уверен, что Захар сразу сбросит входящий вызов.

– Да, – коротко отвечает Иваньшин.

В конце концов Тимофей и правда обращается с ним, скорее, как с гостем, нежели со своим слугой. Может, его повадки немного странные и вызывают у Захара противоречия – они ведь раньше жили совершенно разными жизнями.

Но что если им действительно… подружиться?

Захар не верит, что проспал так долго. Хочется свалить всё на слишком удобный матрас и дорогущие простыни. Но только не признавать, что впервые за долгое время он просто не чувствует какой-то… опасности? И это на чужой территории. Когда где-то в соседней комнате спит человек, которого он знает жалкие сутки.

Вчера после ужина Захар почти сразу ушел в свою комнату. Почти. Сразу как всё-таки выпил с Тимофеем вина. Оно и правда оказалось предательски вкусным, хотя Захар не был любителем элитного алкоголя. Его удел – пиво в упаковке по акции. Да и то изредка. Как же, он ведь спортсмен. Боец. У него режим. И живые примеры повсюду среди мало-мальски знакомых, как бухло превращает слабых духом в жалкие оболочки. Когда жизнь в конечном итоге отрыгивает тебя на обочину.

Встряхнув головой, Захар идет в ванную. В его квартире есть лишь тесная душевая кабинка и обычный без наворотов толчок. Все чисто и аккуратно, но не вылизано до блеска, как в доме у Одинцова. Да вся спальня Захара была, вероятно, чуть больше здешней уборной. А туалет, кажется, рассыпает блестки, как в рекламе средства для унитаза.

В этом доме роскошно все. От прихожей до излучающего лоск хозяина. Роскошно и без души. Хотя мимолетно, непрошенной вспышкой, Захар видит вчерашнего Одинцова в домашних шортах, с мокрыми волосами и глупой ухмылкой на красивом, черт подери, лице. Наверное, это лицо стоит годовой гонорар Захара. Такие либо портят завистники, либо целуют любовники. Или насильно наблюдают за ними со стороны, не имея иного выбора, как сейчас делает сам Иваньшин.

Когда Одинцов пил, казалось, что в его образе начало проступать нечто иное. Запретное. Скрытое. Захар помнит, как вчера в машине Одинцов дважды словно приоткрывал завесу, становясь то серьезным, то совсем растерявшимся пацаном. Как кольнуло в солнечном сплетении, потому что это – да точно не может быть – показалось чем-то знакомым. Но за ужином образ чванливого баловня судьбы снова дал мелкую трещинку. Захар не психолог, он не умеет читать людей согласно книгам и умным тестам. Но он много провел на улицах, чтобы развить интуицию. Чуйку. И та, как бы это ни напрягало Захара, не сигналит красным в присутствии Одинцова. Ты прячешься за слоями масок, Тима?

Закончив собираться, Захар тихо проходит на кухню. И видит в центре стола накрытую пленкой тарелку с положенной рядом запиской.

«Попросил Яну приготовить тебе на завтрак блинчики. Не знал, с чем ты любишь, поэтому внутри ассорти из начинок. Удачного дня. И не пропускай мои звонки, ты обещал. Тима».

Захар хмыкает. Откладывает записку и берет из стопки ровный ажурный блин, а затем открывает одну из выставленных в ряд баночек. Сразу удача – сгущенка. Возможно, после он скажет Тимофею, что так, без изысков в виде икры (ее он находит следом) его любимый вариант поедания блинчиков.

Захар не слышал, как тот укатил на работу. Слишком крепко спал. Слишком безмятежно. Быстро, однако, он снизил бдительность. Но, возможно, это просто дорогущие простыни всему виной.

Захар мог бы отвезти Тимофея в офис, а после забрать свои вещи. Но Одинцов даже не пытался его разбудить. И зачем-то сам позаботился о завтраке, пусть и попросил приготовить еду домработницу. Зачем он вообще понадобился Одинцову? Этот вопрос тонкой иголкой сидит в мозгу. Он не водитель, не бодигард и даже не мальчик на побегушках. Не шлюха…

«Пока», – мысленно тормозит себя Захар. – «Ты не знаешь, что он может потребовать в качестве платы за долг».

Тимофей просит с ним подружиться. Но Захар давно перестал использовать в своем лексиконе слова схожие с дружбой. Есть только выгода. Всегда и во всем. И даже те, кто звал тебя другом, могут однажды всадить нож в спину. Поэтому дважды сложнее так запросто поверить в бескорыстную помощь, не чувствовать скрытых мотивов, не ждать исподтишка удара, стоит лишь отвернуться. И снова тревожная дробь в голове, как повторяющийся сигнал бедствия: зачем простой парень Захар Иваньшин нужен такому мажору, как Тимофей Одинцов?