– Да, Вадим Михайлович, – сказал он встревоженно. – Спасибо, вам!

– Решай спокойно свои семейные дела. А по поводу Изольды не переживай, что-нибудь придумаем, – сказал Вадим Михайлович, после чего задумался, а потом добавил, – Не нравится она мне. Симпатичная и сметливая девчонка, не спорю, но какая-то не естественная, не настоящая. Вроде бы добродушно улыбается, а в глазах, которые смотрят сквозь тебя, холод и ненависть. Бр-р-р!

– Спасибо, Вадим Михайлович.

– Было бы за что, Слава? Давай до послезавтра.

Вадим Михайлович уже собирался отключить связь, как он вдруг прокричал в трубку:

– Вадим Михайлович, погодите!

– Ну, что ещё, Савин?! – прорычала злобно трубка. – И так с тобой уже час болтаю, а надо идти работу работать. Там без меня сейчас такого наворотят, что потом в век не разгребу.

– Я слышал, вы собираетесь внучке на день рождения электрический самокат подарить?

– Ну? – пробубнил Вадим Михайлович.

– Может быть, погодите?

– А чего тут годить? А?

– Просто сейчас с этими самоката какая-то вакханалия творится. Народ калечится со страшной силой. Вот недавно по новостям передавали, что мэр какого-то северокавказского города упал с самоката, повредил голову и сейчас лежит в коме.

– Посмотрим, – сказал уклончиво Вадим Михайлович. – Я сам не в восторге от этой идеи, но там уже родители внучки всё решили. Кто меня будет слушать?

– Я понимаю, Вадим Михайлович, но вы ещё раз переговорите с ними.

– Ладно, – сказал задумчиво Вадим Михайлович, – поговорю. Давай!

– До свидания, Вадим Михайлович.

Он медленно убрал телефонную трубку от уха и положил руки на колени. Несколько минут он смотрел в одну точку, пытаясь переварить то, что сейчас услышал от старшего мастера. Для него было шоком известие о том, что об их отношениях с Изольдой знает практически весь цех. Хотя, что тут удивительного? В любой замкнутой системе, коей и является цех по своей сути, все и всё всегда на виду у всех. Любое событие, выходящее за рамки производственного процесса, разносится сплетниками и болтунами чуть ли не со скоростью света. И занимаются этим все без исключения, потому что залезть руками в чужую емкость с грязным бельём и вывернуть его наизнанку – это неописуемое удовольствие. Есть, конечно же, совестливые и воспитанные люди, которые не участвуют в этом не благородном, но таком интересном деле. Не участвуют напрямую, но косвенно всё равно максимально напрягают слух и зрение, чтобы ничего не пропустить и чётко всё зафиксировать в памяти. А чтобы совесть не мучила, неприятное и такое похабное слово – сплетня, можно заменить словосочетанием – конструктивная критика.

Надя хорошо знала его коллег по работе, некоторые из них жили рядом с ними – в соседних дворах и районах. Он переживал, что кто-то из них мог рассказать жене, что-то об их не совсем дружественных отношениях с Изольдой. Он швырнул телефон на кровать и, положив локти на колени, закрыл лицо руками.

– Господи, какой же я идиот, – произнёс он вслух. – Зачем я связался с этой сероглазой?

Он резко встал с кровати и быстро заходил по комнате из стороны в сторону. Для него было понятно, что сделанного уже не вернуть, но совершать новые ошибки, которые могли бы привести к потере семьи, было нельзя. Он остановился около стены и упёрся в неё руками.

– Что же делать? – сказал он и со злостью ударил кулаками по стене, чувствуя свою ничтожность.

Точнее он знал, что нужно делать, но не знал, как правильно это сделать. Мысли мелькали в его голове, сменяя друг друга. Во-первых, нужно было резко ограничить контакт с Изольдой – только деловые рабочие моменты. Есть надежда на то, что поможет Вадим Михайлович, переведя её, или его в другую смену, хотя бы на время. Во-вторых, нужно, как можно больше времени уделять семье.

– А в-третьих, Слава, ты по уши в говне, и тебе, как-то надо из него выбираться, иначе утонешь, – сказал он себе вслух. – Хотя, навряд ли последнее тебе грозит, ведь ты сам, то ещё говно.

В спальню тихо приоткрылась дверь. В промежутке между дверью и дверным проёмом мелькнуло лицо Нади. Он обернулся и посмотрел на жену.

– Слава, что-то случилось? Я услышала какой-то шум в спальне, – спросила озадаченно Надя.

– Всё в порядке, – ответил он и сел на кровать.

Надя полностью открыла дверь и, стоя в проёме, спросила:

– Вадим Михайлович устроил тебе нагоняй из-за того, что ты опоздал на работу?

– Нет, всё в порядке. Он дал мне два дня отгула.

– О Боже,– воскликнула Надя, – наверное, небо сегодня рухнет на землю!

Надя зашла в комнату, села рядом с ним на кровать и, взяв его за руку, весело произнесла:

– В таком случае, ты должен отвезти меня на работу! Отвезёшь?

– Конечно, отвезу, – сказал он улыбаясь.

– А потом Руську заберёшь из детского сада до сна! Договорились?

– Договорились.

Надя поцеловала его в щеку, вскочила с кровати и выпорхнула из спальни.

Примерно через полчаса они вышли из подъезда во двор. Сразу же в глаза ударил яркий свет ясного дня. На небе ни облачка, сплошная голубая бездна. Высоко вдали, плывущий самолёт, чертит прямую белую линию. Слепящий диск южного солнца, по-летнему раскалён. Воздух напоен ароматами цветущих деревьев и цветов, а пространство заполнено щебетом птиц. Весна. Май. Вторую половину, которого в южных широтах можно приравнять к началу лета.

Выйдя из подъезда, они свернули на пешеходную дорожку, и пошли вдоль машин. Проходя мимо одной из машин, Надя резко придержала его за руку и удивлённо спросила:

– Слава, ты куда идёшь?

– Как, куда? Ты же попросила проводить тебя на работу, – не менее удивлённо ответил он.

Надя отпустила его руку, открыла сумочку и стала там рыться. Затем она извлекла из сумочки маленькую коробочку, протянула ему и раздражённо сказала:

– Ничего не забыл перед выходом? Жену он провожает на работу, а какую-то сероглазую фифу подвозит!

Он не отреагировал на колкость жены, взял, протянутую Надей пластиковую коробочку, и вперил в неё изумлённый взгляд. В руках он держал автомобильный ключ с выкидным жалом.

– Ну, и долго мы стоять будем? – раздражённо произнесла Надя. – У меня, в отличие от некоторых сегодня нет отгула.

Он автоматически нажал кнопку разблокировки дверей авто, и стоящая перед ним машина, отозвалась характерным пикающим звуком, а по ушам ударил щелчок открывшихся дверных замков. От неожиданности он дёрнулся, выронив ключ, и ошеломлённо уставился на автомобиль. Надя не видела его оторопь, так как сразу же после открытия замков распахнула дверь и села в машину.

Медленно, трясущимися руками, он поднял ключ и, обойдя машину, подошёл к водительской двери. Взявшись за ручку, попытался успокоить нараставшее в нём волнение, а затем, задержав дыхание, резко дёрнул на себя. Дверь распахнулась, и он с шумом выпустил воздух из лёгких, от чего сильно закружилась голова. Одной рукой он оперся о крышу машины, а другой взялся за дверь и попытался закинуть ногу в салон. Но ноги, став вмиг ватными, его не слушались. Из салона раздался раздражённый голос Нади:

– Слава, тебя долго ждать? Я опоздаю на работу!

Кое-как втиснув своё непослушное тело в салон, он захлопнул дверь и сразу же стал пристёгивать ремень безопасности. Руки тряслись, от чего он не мог попасть фиксатором в замок. На лбу выступили капли холодного пота, которые сразу же устремились вниз. Глаза защипало. Наконец фиксатор попал в замок, издав характерный щёлкающий звук, и он кинулся вытирать, выступившие из глаз слёзы, а затем липкий пот со лба.

– Все нормально, Слава? – обеспокоенно спросила Надя. – Тебе плохо?

– Всё хорошо, – еле выдавил он из себя и не узнал своего голоса.

Он попытался вставить ключ в замок зажигания, но руки предательски тряслись. Он чувствовал, как капли холодного пота текут не только по лицу, но и по спине. Глаза щипало. Впереди всё поплыло от выступивших слёз. Сердце бухало, как молот в наковальню, отдавая каждым ударом в виски. От частого дыхания лёгкие клокотали и готовы были взорваться.