- То есть как это -- какие? - не поняла Да.
Маринка растерялась.
- Я хотела спросить, как они называются.
- Как могут называться цветы?! - почему-то рассердилась Да. - Просто цветы!
- А сорвать один можно? - глаза Кота превратились в узкие щелки.
Да молча указала на табличку, прикрепленную к основанию памятника, извящающую, что "рвать цветы и ходить по газону строго запрещается".
- Правильно! - согласился с табличкой Голубой Попугай.
В этот момент Великий Ух выдохнул особенно густую и едкую струю дыма, так что у путников защипало глаза.
- Все ясно. Пошли дальше, - Кот двинулся с площади, не слушая Да, которая пыталась еще что-то рассказать про Площадь Индустрии.
Улица за площадью была таким же коридором, как и Бульвар Труда, только без нарисованных деревьев на стенах. Улица называлась Индустриальной.
- А где же все люди? - Маринка с недоумением пыталась найти хотя бы одну дверь в стенах по обе стороны улицы.
- Все работают, - строго ответила Да.
- Где? - Кот, как и Маринка, вертел головой направо и налево.
- На заводах вокруг нас, - последовал ответ.
- А как же они туда попадают? - не унимались "иностранцы".
- Их привозят специальными автобусами и через бункеры на крыше выгружают в цеха, - объяснила Да.
- Очень изобррретательно, - поощрил Попугай.
- А они могут уйти домой сами? - спросил по-иностранному распущенный Кот.
- Зачем им это делать? - Да смотрела на Кота с явным неодобрением.
- Ну пообедать, например, - Кот облизнулся.
- Обедать их возят в столовую, - отрезала Да.
Поглощенные этой поучительной беседой, они дошли до второй площади, посредине которой тоже стоял Великий Ух с поднятой рукой. Он был точная копия первого памятника, только на каждом плече этого, как воробьи на заборе, сидели два ребенка неопределенного пола, занеся над головой Уха молотки.
- Памятник детскому труду, - провозгласила Да, останавливаясь перед монументом.
- Восхитительно! - решил загладить свои промахи Кот.
Но Да даже не взглянула на него. Она подошла к стене и нажала какую-то невидимую кнопку, в результате чего в стене открылось четырехугольное отверстие.
- Прошу.
Несмотря на приглашающий жест гида, гости с недоумением смотрели в открывшуюся перед ними темноту. Тогда, чтобы подать пример, Да первой шагнула в отверстие. За ней последовал Попугай, слетевший с плеча девочки, потом Кот и Маринка. Отверстие закрылось, и пол под ними двинулся вверх. Они стали подниматься.
- Кррасота! - раздался голос невидимого во тьме Попугая.
Лифт остановился и стена снова раздвинулась. Они оказались в помещении без окон и дверей, заполненном людьми в одинаковых голубых комбинезонах. Увидев прибывшую компанию, люди уставились на гостей в упор. Что-то зашумело, и раздвинулась противоположная стена.
- Минуту! - крикнула Да, хотя перекрикивать было некого, так как все либо молчали, либо разговаривали еле слышным шопотом. - Первыми пусть войдут наши гости.
Опять группа последовала в том же порядке: Попугай, за ним - Кот, и последней - Маринка.
Внутри нового помещения при тусклом свете лампочки под потолком они увидели скамьи, тянувшиеся от одной стены до другой.
- Вон туда, - Да указала на самую дальнюю скамейку.
Когда гости уселись, Да кивнула оставшимся снаружи, что можно заходить.
После того, как все вошли и уселись вплотную друг к другу, отверстие закрылось, и помещение, оказавшись чем-то вроде поезда в метро, тронулось. Так как окон не было, ехать было на редкость скучно. Наша компания сидела, притихнув, под молчаливыми взглядами пассажиров.
- Городчане! - обратилась к пассажирам Да. - Почему бы нам не спеть хором для наших гостей?
- Прросим, прросим! - крикнул Попугай.
Да встала и, повернувшись спиной к "иностранцам", взмахнула руками.
"С именем Уха ложимся,
С именем Уха встаем,
Уха во сне призываем,
Ухом мы счастье зовем."
Грянул хор.
Маринка и Кот вежливо зааплодировали.
- Прревосходно! Пррревосходно! - надрывался Голубой Попугай.
Поезд дернулся и остановился. Стена раздвинулась, и пассажиры молчаливым потоком стали вытекать наружу. "Иностранцы" под предводительством Да вышли за ними.
Они оказались в большом обеденном зале со столами, покрытыми зеленой клеенкой, которые как и скамьи в поезде, тянулись от одной стены до другой. Зал был уже полон. Перед каждым стояла оловянная тарелка, из которой шел легкий пар, и лежала ложка. Однако никто не ел. Все сидели, положив руки на колени, и чего-то ждали. У дальней стены зала на возвышении, сделанном наподобие сцены, за чугунным столом сидел чугунный Великий Ух и смотрел в зал поверх тарелки с чугунным супом.