Никита плавно покачивал тазом, круговыми движениями раскрывая и растягивая меня, а я тонула в его сладком порочном шепоте, цеплялась влажными ладонями за мокрые от пота плечи и тихо постанывала, отзываясь на каждый неторопливый и мягкий, но настойчивый толчок.

— Никита… я больше не хочу… Не могу.. — После короткой яростной вспышки все мои силы бесследно исчезли и теперь я не знала куда деться от распирающего саднящего чувства между ног, и от нарастающего гула в голове, и от усталости. — Долго ещё?

Короткий шумный выдох Никиты потонул в моем почти болезненном стоне — он неожиданно сильно ударил бедрами. Ещё один глубокий толчок, и ещё один… Ну почему этот секс такой длительный? Тело, ты этого хотело?

Под натиском уже ощутимой боли исчез дурманящий голову туман, лава перестала подогревать кровь и даже поцелуй в метку ничего не изменил.

Четвертый толчок… ой-ой… Пятый… и..

Никита зарычал, задрожал крупной дрожью и одним движением освободил мое саднящее нутро, заливая живот теплой жидкостью.

Я заплакала от облегчения и эмоциональной перегрузки, а также от ощущения, что меня обманули.

Мое тело всю неделю так рвалось к Никите, да и начиналось все вполне неплохо. И что в итоге? Боль и разочарование.

— Все хорошо, Настюш… Все хорошо… Прости за то, что было в конце, так было нужно. Зато в следующий раз все будет замечательно, обещаю тебе.

— Какой следующий раз? — я заторможено прикрыла глаза — спать хотелось страшно. — Никит, мы с тобой, кажется, несовместимы. Нам нельзя больше заниматься этим.

Никита засмеялся, а я хотела возмущенно посмотреть на него, но передумала — все равно в спальне темно, да и открывать глаза лень.

— И почему же ты так решила? — отсмеявшись, спросил он, а я ответила честно то, что думала:

— "Он" даже не поместился во мне, вот почему. И это было очень больно, я так больше не хочу.

— А так больше и не будет, — теплые губы коснулись уха, скрытого под прядями волос. — В первый раз всегда больно, если, конечно, у парня не пипетка.

По самодовольству в его голосе я поняла, что свое достоинство он пипеткой не считал. Да что там говорить, — я тоже так не считала и совершенно не хотела встретиться с ним снова.

— Лучше бы у тебя была пипетка, — мстительно заявила я и удовлетворённо улыбнулась, получив нужную реакцию.

— Чего?! Ты что такое говоришь, женщина?! Ещё и смеёшься!

— А? — я, забыв о темноте, открыла глаза. — Ты меня видишь?

— Вижу, конечно. Темнота для нас не помеха. Ты не знала?

— Откуда? — я растерянно прикусила губу и поморщилась — натертые щетиной губы неприятно пощипывало. — Ты, значит, меня видел? А я тебя нет…

— Хочешь посмотреть? — Никита потянулся к выключателю, а я торопливо замотала головой.

— Нет, не надо, не включай свет. Я не то имела в виду. Просто не ожидала..

Никита растянулся на кровати за моей спиной и уверенно обнял, притянул к своей груди, зарылся носом в волосы на затылке.

— Мне не нужно видеть тебя, чтобы знать чего ты хочешь и даже о чем думаешь. Я чувствую тебя на таком уровне, о котором ты не имеешь представления.

— Это… это из-за волка? — Лежать так в тёплых объятиях было необыкновенно приятно и уставшее тело опять потянуло в сон.

— Да. Волк ощущает тебя, как самого себя. Он знает, когда ты грустишь, когда злишься. Скулит от твоей боли и радостно взвывает от твоего удовольствия. Он не разделяет себя и тебя, все твои чувства — на двоих.

— И что же я чувствую сейчас? — я мирно дремала и готова была провалиться в глубокий сон, но продолжала задавать вопросы.

— Сейчас ты немного обижена, тебе больно, твое тело устало. Но вместе с тем тебе хорошо, ты чувствуешь себя в безопасности. И мы с волком очень рады.

— Чему это? Моим страданиям?

— Нет. Тому, что ты приняла нас. Теперь все будет хорошо.

От ночного разгула стихии остались только воспоминания да чавкающая сырость под лапами в низинах. Небо сияло промытой синевой, с ветвей деревьев свисали тяжелые — почти с горошину — дождевые капли и от любого движения падали в мокрую траву.

Большой серый альфа-волк остановился в самом начале лужайки, под деревьями и внимательно посмотрел на окна гостевого дома.

Из-за ночной грозы пришлось отозвать ребят из охраны, и всю ночь молодежь, как прозвали в стае эту парочку, провела без присмотра.

Животное повело носом по воздуху, но ветер дул в противоположную сторону и желаемого результата волк не получил.

Неслышно приоткрылась дверь, из дома вышел Никита и посмотрел в сторону деревьев, под густыми ветвями которых стоял серый волк.

Никита приветственно поднял ладонь и по губам парня Артем безошибочно прочёл "Доброе утро, альфа".

Волк неспешно вышел на середину лужайки, отряхнул лишнюю влагу с потемневшей шерсти и вопросительно посмотрел на Никиту.

— Она ещё спит.

Волк мотнул головой, предлагая пробежаться по лесу, но Никита неожиданно заупрямился.

— Не могу.

Тогда волк внимательнее присмотрелся к парню, подошёл ближе, поводил носом из стороны в сторону и через секунду предстал в виде человека.

— Доброе утро, альфа, — повторил смущённый Никита, достал из плетеного короба возле двери шорты, протянул Артёму, а сам сел на ещё влажную ступеньку террасы, опираясь спиной о деревянный столб навеса.

Артем надел шорты, сел рядом и неодобрительно посмотрел на исполосованные бока Никиты — парнишка тоже был одет только в удлиненные шорты.

— Тебя можно поздравить? — Артем строго свёл брови. — Или наказать?

— Никаких или, все было добровольно, альфа.

— Точно?

Никита вспылил, но протест не выразил, ограничившись коротким "Точно", а Артем одобрительно улыбнулся, но продолжил провоцировать:

— Ты же знаешь, я проверю.

— Это каким же образом? — ощетинился Никита.

— Самым простым — поговорю с Настей.

— Она скажет тоже самое и подтвердит, что все в порядке!

— Ну тогда и волноваться не о чем, верно?

Артем с трудом погасил улыбку, наблюдая за недовольным видом Никиты. Молодой и горячий, он сильно напоминал альфе себя лет пятнадцать-двадцать назад. И Артем отлично помнил, как бесился при попытках старших оборотней контролировать его. Какой там контроль! Он и так самый умный, самый взрослый и самостоятельный, способный разрешить любую проблему без чьей-либо помощи. Ага-ага, способен… Особенно тогда, когда пятнадцатилетним пацаном сам погнал нарушителя границ и попал в хорошую заварушку. Один против четверых взрослых, не знающих, что такое честный поединок, волков, он быстро растерял большую часть спеси. Бился, как в последний раз, но их было четверо.

Потрепали его тогда знатно. Даже сейчас, при воспоминании о произошедшем, заныли сломанные двадцать лет назад ребра и сжались кулаки, а в тот далёкий летний день он глотал злые слезы и чуть ли не в первый раз внимательно слушал то, что ему говорил дед.

— Запомни, Темка, свою боль и обиду. Хорошо запомни. И каждый раз, когда на твоём пути будет стоять кто-то слабый, подумай хорошо и вспомни сегодняшний день. Нет большой чести сломать беспомощного, как и нет радости загнать стаей одиночку. Ты — альфа. Живи по чести, суди по чести, помогай нуждающимся, поддерживай слабых.

Не раз и не два вспоминал Артем слова давно ушедшего в мир предков деда и постепенно они стали для него настоящим кодексом, ведущим по жизни. Вот так бывает — сколько бы ни твердили об опасности старшие, но проверить своим лбом получается надёжнее и доходчивее.

От воспоминаний Артема отвлёк шум за стеной и тихий болезненный стон, отчётливо различимый острым волчьим ухом.

Артем резко повернулся к побледневшему Никите, но тот уже был на ногах.

— Проснулась.

Никита скрылся в доме и до Артема донёсся его взволнованный голос. Он успокаивал девушку, предлагал ей воды и произносил все те бестолковые глупости, которые обычно говорят влюбленные мужчины своим дамам.