– Эта ситуация как твой способ прощения передо мной за случившееся в коридоре.
Том высокомерно хмыкает и гордо выпрямляется, презрительно разглядывая меня на полу. Как нечто что-то незначительное и отнимающее его драгоценное время. Мне становится противно и тошно.
– Мне не нужно твое прощение.
– Всем оно нужно. Особенно таким мальчикам, как ты, Хард, – он готов испепелить меня на месте и закончить моё существование, мешающее его распланированной жизни секс-гуру. Но что-то во взгляде его глубоких омутов мелькает. Что это? Печаль? Тоска? Или очередная уловка для таких впечатлительных девушек как я?
Томас зачесывает свои непослушные пряди волос пятерней и уже собирается уйти, оставив меня в покое. Однако что-то привлекает его внимание, Хард целенаправленно меняет направление и идет прямо на меня. Я съеживаюсь от страха и зажмуриваюсь. Но Том подбирает с пола моё расписание на этот семестр, так не кстати выпавшее из рюкзака, и бегло просматривает.
– Что это? – он держит расписание перед моим лицом и тычет пальцем в последнюю строчку.
– Мой новый факультатив.
– Живопись? – удивленный выкрик Харда разлетается по всей библиотеке. Сейчас все посетители будут знать, что я веду тайную беседу с главным университетским ловеласом. Хотела внимания, Майя? Получи.
– Ты ни хрена не разбираешься в искусстве, – обворожительная улыбка скачет на губах Томаса, а когда истинное значение интересного открытия настигает его, Хард меняется в лице и тень мальчишеского наслаждения застывает на всегда суровых чертах. Так выглядит человек, открывший для себя тайну века и обдумывающий как ее использовать.
– Будешь ходить на спецкурс, в котором ни черта не смыслишь, – Томас говорит вдумчиво и вкрадчиво, подбирая каждое слово и явно представляя у себя в голове мой провал. – И все будут ждать от зубрилы Беркли новых успехов, – кареглазый черт садится на корточки и, если бы не его раздражающий тон с правдой в каждом слове, я сочла бы улыбку Тома заразительной и милой, – а ты конкретно облажаешься! – гортанный смех вырывается из груди Харда. Он учтиво прикрывает рот рукой, извиняясь за проявленную бестактность. Хорошо если увесистые тома с книжных полок свалились бы на кучерявую голову этого мучителя. Но Хард прав… да обрушатся еще и небеса мне на голову за мои слова. Если мне что-то и не подвластно, так это живопись. Я не умею рисовать простые вещи, что и говорить о полноценных экспозициях.
На своём первом занятии я нарисую черный крест на белом полотне и буду молиться, чтобы никто не замечал моего присутствия в мастерской.
– Почту за честь увидеть твой позор лично, – Томас трогает костяшками пальцев меня за лицо и почти снисходительно улыбается. Отбрасываю его руку и сверлю негодующим взглядом. Хард высокомерно хмыкает и перешагивает через меня, специально пиная ногой мой бедный блокнот, пострадавший в коридоре. Записная книжка в красном переплете отлетает в сторону и скользит по лакированному паркету, останавливаясь в главном проходе у всех на виду.
– Второй раз за день. Я такой неуклюжий.
Голос Харда звучит почти разочарованно. И ему почти жаль, но смеющиеся карие глаза моего издевателя выдают его истинное отношение.
Я вскакиваю на ноги, захватив свой рюкзак и вылетаю из-за книжного стеллажа как шквальный вихрь, готовый уничтожить всё на своем пути. Настигаю Харда и резко дергаю его за руку. Останавливаю и разворачиваю. По библиотеке проносится оглушающая тишина. Встревоженные студенты боятся вздохнуть. Вторая драма за день.
Моя вседозволенность переходит все границы. Багровый от злости Том с отвращением смотрит на мою руку, намертво вцепившуюся в его запястье. Я не собираюсь отпускать. Пусть хоть дыру прожжёт.
– Подними, – цежу сквозь сжатые зубы дрожащими губами и бросаю многозначительный взгляд на свой блокнот. – В противном случае, я прославлю тебя на весь университет милым прозвищем и потерянной способностью в сексуальных делах. – Расслабляюсь и опускаю плечи. На один шаг подхожу к Харду, оставляя между нашими напряженными телами расстояние в жалкий миллиметр. Знакомый запах его парфюма снова бьёт в нос. От него приятно пахнет.
– В лучшем случае, тебя засмеют. В худшем, забудут о твоем существовании. – Склоняю голову набок и мои волосы подпрыгивают на плечах. На секунду мне даже кажется, что он… любуется мной? Какие глупости.
Отпускаю его руку, предоставляя возможность выбора. Несколько секунд Хард медлит, обдумывая мои угрозы. Я могу распсиховаться на его глазах и растрезвонить на весь университет о детском прозвище брутального и дерзкого Томаса Харда. А могу бездействовать. Кареглазому черту не узнать, что творится в моей гениальной головушке. Я просто хочу, чтобы он отвечал за свои поступки. Даже за мелкие, невинные проступки.
Томас обходит меня стороной, подбирает с пола мой блокнот и насильно всовывает мне его в руки. Студенты, задержавшиеся в библиотеке, наблюдают за происходящим с открытыми ртами. Не каждый день увидишь, как самый заносчивый и высокомерный парень Беркли слушается девушку, исправляя свои косяки.
– Получила удовлетворение? – Хард шипит мне на ухо, опаляя горячим дыханием с отдаленным привкусом темного шоколада. Его губы искривляются в неприятной ухмылке, от которой, однако, сводит каждую клеточку тела.
В глубине души я начинаю понимать, что именно льстит девушкам в подобном обращении: они страстно желают отдаться во власть парня, который прекрасно знает, чего они жаждут.
Окружающая нас тишина трещит по швам и только размеренные, удаляющиеся шаги Томаса разрушают её. Я начинаю отрывисто дышать, не обращая внимания на вылупившиеся зенки впечатленных студентов.
– Плохой день, Хард? – оборачиваюсь на веселый голос Кэт и вижу ее в другом конце зала, направляющуюся ко мне мимо взвинченного британца. – Опять качала свои права, гений?
– Заставила его поднять…– невинно хлопаю ресничками. Записная книжка в красном переплете у меня в руках как никогда символизирует мой успех, который в любой момент может обернуться крахом.
– На глазах у всех. Ты задела гордость Харда и пошатнула его авторитет, – Кэт усаживается за свободный стол и кладет перед собой своё расписание на семестр. Я сажусь напротив неё. Слова моей новой знакомой уверенности не вселяют. Радует только, что Хард не причиняет физического вреда девушкам…
– Что это?
– Мои дисциплины на этот семестр и факультатив по живописи, а я в ней разбираюсь, – она оттопыривает воротник футболки и демонстрирует свою татуировку дракона над левой грудью.
– А я нет, – показываю ей название своего факультатива на листе бумаги и смеюсь.
– Держись меня и живопись покажется тебе интересным занятием, – Кэт подмигивает и мне становится спокойно. Один друг в незнакомой среде – это то, что мне необходимо.
– Может даже чему-то и научишься. Затмишь своего учителя, – зеленоглазая театрально прикладывает ладонь к сердцу и мечтательно улыбается, пожиная возможные лавры как моего наставника по живописи, – и создашь что-то неповторимое. Своё. И снова всем докажешь, что ты лучшая.
– Значит так обо мне все думают? – Кэт замолкает и смотрит с кротким пониманием, готовая выслушать меня.
– А тебя волнует, что о тебе думают другие?
– Нет, но я вижу, как на меня смотрят, и слышу перешептывания за спиной.
– Они завидуют, – Кэт отмахивается от этих занудных идиотов, словно они все разом столпились у нее за спиной, а она разогнала их как рой мух. – Ты действительно добилась впечатляющих успехов в учебе за один год, а этим придуркам лень даже оторвать свои задницы и сделать что-то по-настоящему важное и нужное. Нужное для них самих.
– Ты поддерживаешь или успокаиваешь меня? – мы вместе смеёмся, и я немного расслабляюсь. – Пока я блистала в учебе, упустила возможность: завести друзей.
Подпираю щеку кулаком и удрученно вздыхаю. День выдался не из легких и раз у меня есть возможность поплакаться одному знакомому человеку во всем университете, я ее не упущу.
