Исход был предрешен, это знали все, старый воитель ярл Руагор так и не отправился от раны, а Сольвейг что не ранние двух лун назад порубила на лоскуты Хьярти Освальдсанна могучего молотобойца, противника куда как пострашнее старого вождя, была молода и полна сил. Шумные людские толки с каждым мгновением затянувшегося ожидания все сильнее овладевали толпой, коими, как и тогда будто целую вечность назад, безвольно усладил слух Адульв. Ярлов внук нацепивший дорогую красного сукна рубаху, схваченную широким поясом на манер воинского. Стоял у передней черты огороженной войнами арены божьего суда.

Не раз и не два рука ребёнка ушей которого достигали слова окружающих тянулась к рукояти чудного кинжала с загнутым ровно звериный коготь лезвием и кольцом в основании, отяжелявшего хитрые ножны прикреплённые к поясу на пояснице. Подарка кузнеца Бруни, что стоял неподалёку, скорбно повесив укрытые меховой безрукавкой плечи. Благо мальчика сдерживала опущенная на плечо словно вырубленная из камня пятерня Фиральдера, сам же цверг стоял с непроницаемым выражением лица то и дело поглаживая длиннющую заплетённую в множество кос бороду.

Их было трое, словно вал оградивших маленького ярла. Заслонив Адульва от прочих молчаливо стояли берсерк Льёт, Бруни и гном каменеющие лицами от услышанного но не дающие волю гневу. А вокруг средь напирающей сзади массы Лёствёртцев чего только не мели бескостные языки, что ещё позавчера поднимали тосты во славу сегодняшних поединщиков.

– Асы свидетели внучок то следующим будет. – беззубо прошамкала какая-то бабка.

– Да всю власть себе загребает, батюшка ее, поди, плюется в Одиновых чертогах. – вторил карге чей-то девичий возглас.

– Это она с берсерками дружбу свела вот умом и повредилась, накрутили всякого на ум ей перевёртыши, Ярловство ухватить вознамерились. – от этих слов лицо Льёта сокрытое капюшоном волчьей морды посуровело, а сам ульфхендар обернулся к говорящему посмевшему хулить избранников Скади. Но опоздал окружающие голосившего мужика-бонда прибывшего ради хольмганга со своей дальней усадьбы, лёствертцы пережившие Йольскую ночь мигом заткнули пустобреха, сопроводив из толпы пинками, да затрещинами, их память была крепка подвигом ульфхендара.

"Как-же коротка ваша память" – думал маленький ярл, пытаясь пропустить, мимо ушей эти скудоумные пересуды. Но хоть не у всех оборвал он себя, видя реакцию одного из хирдманов оцепления. К войну чуть не вопя на сокрытое шеломом ухо, привязался средних лет мужиченко, не былой ли дружок Оловссонов. Тряся вшивенькой бородкой выпучивая глаза на раскрасневшемся от жара дорогой шубы лице, лепетавший, мол, как же вы вои допустили такое непотребство, как не подняли зазнавшуюся девку на копья, едва она пасть отварила, вызвав ярла. А хирдман один из отряда коий вела Сольвейг супротив скогармадров не в силах больше слушать хулы, обращенные против воительницы в одной стене щитов, с ним стоявшей. Возьми да двинь назад окованной кромкой щита, изрядно проредив зубы да украсив свекольным оттенком броду назойливого нидинга.

Много было слов и плохих и хороших звучавших в адрес кровавой кройщицы, правда, последних всё же оказалось больше. Но все они единым мгновением стихли, едва людская масса расступилась, пропуская в центр круга кюну Аникен в длинном зелёном платье и одного из виновников предстоящего хольмганга.

За навеской шёл Ярл пренебрегший бронями в одной свободного ворота светлой рубахи и кожаных штанах заправленных в высокие сапоги на обвязках. Оружием ему служил одинокий меч в полтора локтя длинной в дорогих ножнах с левого бока. Широкий видевший несколько сотен битв клинок, немощью левой руки, был лишен сегодня своего извечного спутника щита. Лик Руагора был страшно бледен, лоб покрывала испарина, а под глазами залегли синяки, краше только на погребальный костер кладут. Но, не смотря на болтающуюся вконец почерневшую левую руку, правая твёрдо лежала на рукояти меча, а утратившие блеск жизни голубые глаза смотрели твёрдо.

Чуть позже правителя с другой стороны священного круга показалась Сольвейг Хортдоттир в своей неизменной кольчужно-кожаной черной броне да парой новехоньких клинков отяжелявших широкий пояс украшенный золотыми бляхами. Кровавая кройщица чья рыжая коса была перекинута через плеча нарочито пренебрегла своим жутким шеломом с черепом полумаской и имела весьма скорбный вид.

Редко кому доводилось видеть такой подавленной, жадную до чужой крови рубаку. Будто склонённые невиданной тяжестью плечи, да понуро опущенная голова, и глаза на изуродованном шрамом лице, красные от двух бессонных ночей. Глаза, горящие мрачной решимостью.

Лишь украдкой словно винясь, взглянула она на Адульва и, получив едва видимый одобрительный кивок его головы, встала слева от Аникен. Мимолётно ожигая полыхнувшей во взоре ненавистью, ульфхендара Льёта ошарашено почесавшего аккуратную бороду гадая о причине столь жуткой злости обращенной к нему.

– Жители Лёствёрта. – слегка сбившись от нахлынувшего волнения кюна Аникен обратилась к собравшимся едва поединщики заняли свои места по обе стороны от неё. – Сегодня пред ликом Асов да свидетельством честных людей Фьордфьёлька, свершиться Хольмганг между бросившей вызов чести Сольвейг и ярлом Руагором. Сольвейг желаешь ли ты этого поединка? – обратилась она к Хортдоттир и получив утвердительный кивок обернулась к ярлу. – А ты Руагор принимаешь ли её вызов?

Улыбка тронула изнеможенное лицо вождя. Медленно, очень медленно оглядел он собравшихся людей, коим посвятил свою долгую жизнь и, подмигнув последней своей отраде продолжателю рода внуку Адульву, обернулся к невестке. – Ступай Аникен дай усладить слух дочерей Одина звоном стали. Валькирии ждут.

Всхлипнув кюна отошла за оцепление хирдманов, а ярл и Сольвейг обнажив оружие, обернулись к друг другу, под дружный вздох люда затаившего дыхание, да гимн сечей Вапнатанг грохот оружия о щиты.

Руагор ударил первым, скачком, что нельзя было ожидать от изнурённого хворью тела, сократив расстояние до воительницы. Он рубанул, справа наискось сверху-вниз и продолжив движение, тут-же попытался достать живот противницы длинным колющим выпадом. Первый удар Сольвейг отразила широки взмахом левого клинка а второй правого, и едва натужно звякала сталь кровавая кройщица обернулась вокруг себя, намереваясь поочерёдно обрушит оба клинка на старца но привычный маневр не удался. В бок девушки едва она заканчивала свой финт, занося мечи, врезалась нога ярла, опрокинув на утоптанный снег. Едва приземлившись, Хортдоттир вынуждена была откатиться в сторону, а в место, на которое она ещё мгновение назад упала, врезалось оружие старца, пробив кончиком мёрзлую землю на глубину не менее ладони.

Пару кувырков и Сольвейг снова на ногах, изумлённо смотрит на своего названного отца, чьи плечи тяжело вздымаются, а выбеленное лицо растянулось в довольной усмешке говорящей противнице.

«Рано дочка, рано ты сбросила меня со счетов, я напоследок ещё покажут тепе пару ухваток. Ведь меч в моих руках на радость суровых Асов, обагрялся кровью целых три твои жизни, почитай целый век! И полотнище норн не соткало моим зимам легких да гладких путей!»

При виде такой реакции Руагора да его задорной усмешки разбился, и морозный ком, что стягивал нутро рыжеволосой воительницы, чье обезображенное лицо помимо воли тоже растянулась в оскале, отбрасывая сомнения да страхи. Сегодня на звон этого Хольмганга явится не просто Валькирия, а сома Хильд владычица битв.

Кровавая кройщица крутанув пред собой мечи, устремилась в перёд несколько скачков из стороны в сторону и Хортдоттир взвивается в воздух, обрушивая на Руагора два колющих сверху, сначала левым затем правым. Руагор небрежно отвёл оба удара вертикально стоящим мечом и метнулся, влево минуя схожий по силе с ударом молота толчок коленом, что умудрилась исполнить Хортдоттир за пару мгновений до приземления. Едва сместившись Руагор рубанул горизонтально целя в незащищённую шею воительницы что едва коснулась подошвами меховых сапогов земли. Вынужденная сильно согнуться, минуя сталь ярлова клина Сольвейг, метнув кончиком рыжей косы снег, вдарила по ногам правым мечом, заставляя старца отскочить.