Мед лился рекой не раз и не два разлетались над столами песни да драпы в честь сгинувшего молотобойца Хорта и его дочери Сольвейг. В честь могучей Баребры и берсерка-ульфхендара Льёта, кто обернувшись полу-зверем, первым пустил кровь скогармадров. Славили и самого вождя ярла Руагора чьё решение, принятое в горячке неравного боя спасло множество людей. Лёствёртцы приходя в себя, отводили израненные души в хмеле. Время от времени сотрясая чертог, громкими клятвами неминуемой мести вот только сойдут снега, и успокоится океан. Мало нашлось бы тех, кто не лишился родича али друга на как его уже окрестили скальды Кровавый Йоль. "Знай, Конунг Игван мы не забудем!" разноголосо вторя друг другу гремели воззвания уцелевших.
А во главе пира за стоящим аккурат в конце длинного очага столе, на высоком почётном кресле восседал и сам ярл. В красной вышитой по вороту рубахе под медвежьей шкуры накидкой схваченной золотыми фибулами в виде воронов. Он довольно оглядывал своих воспарявших духом людей, коим посветил большую часть своих немалых зим, грея усталое сердце в свете радости переполняющей их лица.
Рядом с Руагором сидели ближники, по левую руку невестка Аникен, мать последнего кровного продолжателя рода, внука Адульва, в прошлом своём рабыня, что приглянулась сгинувшему в очередном набеге сыну вождя, а ныне кюна. Светловолосая женщина сорока зим в длинном светлом платье. За ней через одно отныне навечно пустующее место принадлежавшее побратиму ярла и его правой руке форингу Хорту одноглазому, великому войну и наставнику. В своей приросшей ну ровно вторая кожа кольчужно-кожаной броне сидела его дочь Сольвейг. Рыжеволосая воительница с перекинутой через плечо толстой косой и усеянным веснушками лицом, обезображенным страшным шрамом на левую сторону от подбородка до лба, что навечно предал деве угрюмо-злобное выражение задорного к верху уголка рта и чуть прищуренного глаза.
Справа, заняв место внука, пренебрегшего пиром взамест обучения у помощницы смерти, находился мастер кузнец Бруни. Приходящейся роднёй дородный лысый здоровяк с вечно опаленной бородой и добродушным округлым лицом красным от жара горна, в меховой безрукавке поверх светлой рубахи. Рядом с кузнецом сидел Фиральдер, как его прозвали лёствёртское диво. Настоящий цверг! сиречь гном, к чьей великой радости внимание, окружавшее его персону со стороны лёствёртцев с самого первого повеления в городище, начинало понемногу спадать. Низкорослый не выше пояса взрослого мужа посол подгорного племени с длиннющей седой, как и кустистые брови, бородой. Ниспадающей поверх добротной двойного плетения кольчуги, увязанной косами и заткнутой за усеянный самоцветами пояс, ценою во всё городище.
За Фиральдером находился последний человек удостоенный чести головного стола, ульфхендар Льёт. Высокий казавшийся сплошной жилой мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и худощавым лицом с убранными в тугой хвост волосами. Облаченный в штаны с широким поясом берсерк прикрыл негу обнаженного торса волчьей накидкой скроенной, так что морда серого служила капюшоном, а холка покрывала, спину ниспадая передними лапами через плечи на грудь. Ульфхендар в свойственной ему манере приветливо улыбался, и ведь было чему, избранник Асиньи Скади уже отвык от такого тёплого обращения средь простых людей обычно подвластных страху пред его братством.
И не зря, ведь берсерки будь то оборотни Манбьёрны – медведи или же Ульфхендары – волки. Незаменимые среди битв да налётов за свой дивный дар, умение оборачиваться полу-зверем. В дни мира не находили места средь обычных городищ. Ибо видевшие в деле любимцев хозяйки Трюмхейма Скади, люди, будь то даже хирдманы мешавшие в сечи с ними кровь, жутко боялись былых сподвижников, наделённых невиданным даром но легко теряющих над собой контроль.
Но здесь в Лёствёрте чудом пережившим коварный налёт, никто не сказал бы худого слова, ни Льету, ни ему подобным уж слишком много жизней спас грозный ульфхендар оттянувший на себя внимание множества врагов в самом начале бойни, когда безоружный люд был засыпан стрелами посреди площади.
Лёствёртцы веселились, плескался мед, черпаемый из большущих чанов, кто-то уже трепал соседа за бороду предолгая выйти на зимний хлад почесать кулаки, а кто, решив передохнуть от хмеля клюнул лицом в свое блюдо полное дымящейся снеди. Звучал редкий за пришедшую луну, но приятный израненным сердцам смех.
Вот только Сольвейг с каждым мигом всё больше мрачнела, предаваясь унынию. Кровавую кройщицу пытались подбодрить ежеминутно полня рог в девичьих руках. А один и вовсе храбрый ещё безусый паренёк, не тот ли кого она крепко колачивала, вбивая ратную науку на ристалище, пригласил сплясать. Составив компанию уже вовсю скачущим и топающим под пение рожков и бой барабанов северянам, на том конце очага. К коим присоединился Льёт уступивший крепости хмеля, и теперь раскручивал, держа за руки какую-то деву щита, подбадриваемый громкими хлопками.
Она была благодарна им, поднимая под громкие тосты свой рог, и ему набравшемуся великой храбрости не иначе парой хороших ковшей, но отказалась. Рыжая воительница нет, нет, да поглядывала в середину стола на своего названного отца силясь свершить немыслимое, силясь подарить ярлу, дар коий не потянул бы ни кто из всех собравшихся, не позволила бы совесть. Руагор не смотря на вымученную улыбку, обрамленную длинной седой бородой, едва держался. Исщерблённое множеством морщин и шрамов лицо было бледно как у мертвеца, лоб выстилал пот, а под небесно голубыми глазами залегли синяки.
Ярл умирал и это знали все, включая родичей да саму названною дочь. Хоть и не сразу, но его всё же убила молодая лучница павшая после от руки Адульва. Стрела, пронзившая на вылет плечо, занесла заразу, с коей не справился старый воин. И теперь славный вождь да великий воин затухал подобно догорающей свече, в глубине души смирившись с бесславной смертью в своей постели лишившись чести, услышать внеземное пение и узреть лик одной из дев битв, дочерей всеотца Валькирий, что являются павшим достойной смертью в бою. Но не смирилась с таким концом, его названная дочь кровавая кройщица еще до пира обратившаяся за прощением к Асам посреди славища на главной площади.
Десяток высоких идолов окружающих каменный алтарь чашу, безмолвно взирали на неё пустыми деревянными ликами, но жертву молодого бычка приняли охотно. Кровь беспрепятственно растеклась от основной чаши по желобкам к более мелким, стоящим у идолов насыщая водою жизни жертвы Асса или Вана. Всеотца Одина, громовержца Тора, воителя Тюра, целительницы Эйр, хозяина морей да океанов Ньёрда, великую охотницу и покровительницу берсерков Скади. И прочих-прочих словно дружный род следившими за успехами и поучавшими избранный ими неуёмный народ. Они приняли дар принесённый Хортдоттир твердо вознамерившейся устроить встречу Руагора с валькирией дабы та как пристало забрала в Вальхаллу дух вождя.
Пир продолжался, поднялся ярл, вознеся над головой правой рукой золотой витой рог дар нового конунга Скельда Аккиссана, левая безвольно обвисла вдоль тела.
– Лёствёртцы я горд, что сижу меж вас. – голос способный повелевать командой морского коня посреди бури призвал к тишине, ненадолго обрывая веселье.
– Асы одарили меня неслыханной честью вести в бой Фьордфьёлькский Хирд. – зал грянул приветственным рёвом сотен глоток. – Друзья и родичи мы выстояли, обагрились кровью, но выстояли, разбив планы бесчестного конунга и не позднее весны, сами нагрянем погулять в чертогах Игвана, указав ему кротчайшую дорожку в Хельхейм. – снова одобрительный гул вторил словам вождя.
– Мы окрепли не только решимостью и правом мести, но и союзами, от которых Игван портки обмарает. По пенным полям вровень нашим коням волн пойдут и драккары ярла Вивеки, а сама властительница Тваитфьелька, чьи вороны принесли вчера весть, прибудет уже этой луной. За её здравие и здравие хирда Тваитфьелька. – осушил наравне со всеми ярл свой рог. А пока подливали, продолжил.
– Также на наш зов ответили чертоги зверя, братство охотницы Скади тоже с нами и не только в этом походе мести, но и всегда! Отныне у берсерков моей волею будет собственный надел по эту сторону Саркнара, слава избранникам инистой великанши!. – протянув приветственно рог, Руагор поклонился в сторону ульфхендара Льета, как и почти весь зал, а затем осушил его, чем немало смутил растерянного таким приветствием берсерка.
