Хватит! Решительно сказала самой себе Хортдоттир, стиснув ладонью лезвие меча. Кровь из распоротой ладони потекла на пол, словно печатью ложась на решимость Сольвейг. Хватит! Беззвучно повторила она, преодолевая страхи порождённые неведеньем. Еще не расцветет, а она вперёд прочих дел возьмёт за бороду Фиральдера крепко так возьмёт. Цверг хоть и не напрямую, но был как-то замещен в этой темной истории, да и появился он в городище аккурат вместе с Вестницей скорби.

Вызнав все, что сможет от говорящего с духами, кровавая кройщица направиться к жрице Хель и там припрёт к стенке обоих, что помощницу смерти, что Адульва. Пора уже раскрыть им свои тайны, какими бы те небыли страшенными. Кивнув про себя и облизав кровоточащую ладонь. Кюна не без удивления заметила как в зале, словно навья тихо и не заметно объявился старый трэл Рунольв завозившийся с разведением в конец погасшего очага. Долгими же были её раздумья, ведь напрочь оказавшийся от предложенной свободы верный слуга, начинал разводить пламя ровно за час до рассвета.

– Рунольв сыщи, где тряпицу руку обвязать руку да на зуб чего кинуть чёт я засиделась, аж кости занемели. – встав с кресла и потянувшись, Сольвейг убрала меч в пустующие ножны. – Да и баню надобно стопить. – глубокомысленно заметила правительница пару раз взмахнув руками разминая затёкшие плечи, ухватив бьющий от стеганки под бронёй конский дух способный не хуже меча сразить вражину.

– Всё исполню госпожа. – поклонился трэл, у которого и вольные гости ходили смирно. А уже в следующий миг бегом устремился за своей кюной рванувшей в сторону клетей, из которых, пробуждая всех домочадцев, донёсся пронзительный визг Бергдис.

Ещё не миновав дверей Сольвейг, успевшая полюбить обиженного асами ребёнка, ещё ни разу не подавшей громкого голоса не то что бы крика, столкнулась с толком не отошедшей ото сна Аникен и уже вмести они ни дать не взять, штурмуя в валились в клеть, залитую предрассветным мраком. Следом показался и Рунольв с факелом в руке, освещая нехитрое убранство вотчины маленького ярла, в коем и жила вместе со своим хозяином Бергдис.

Пару лисьих да зайчих шкур на стенах, добыча самого хозяина, большой окованный ларь несколько Щитов и учебных мечей в одном из углов, вечно разбросанная по полу одёжка да большое ложе застеленное мехами. А напротив него в своей небольшой кроватке, словно сбивая наваждение, мотала головой, вздымая длинную копну непослушных светлых волос, сидела Бергдис, заливаясь слезами.

– Что стряслось? сон дурной? – расслабленно выдохнула кровавая кройщица на ровне с матерью Адульва.

– Нет не сон. – рассеянно посмотрела на них слепая девочка. Не обернула голову на их голос, а именно посмотрела широко распахнутыми аки блюдца пронзительными зелёными глазищами.

Кольчужно-кожаный доспех став не в меру тесным сдавил грудь лишая кровавую кройщицу воздуха. Рыжеволосая воительница тяжело опёрлась рукой о ближайшую стену.

– А тебе Олав пора отдать ребёнку то что ты не в праве был забирать. – повторили посечённые губы слова, услышанные ею в самом начале сегодняшней ночи.

Первым что достигло слуха Сольвейг, так это был звон стали, где-то впереди. Ни с чем несравнимый звук боя, вынудивший воительницу, бредущую по хорошо вычищенной тропе прорезающий предгорный лес ускорить шаг. Несмотря на все свои ухищрения, кровавая кройщица так и не смогла выжать из гнома Фиральдера, хоть пары слов касательно Адульва и вестницы скорби. Гном задери его ётуны да наплюй предки в бороду, упрямо держал рот на замке, оставив Хортдоттир с носом, только сильнее обозлив, сама, мол, у них и выспрашивай. Как она и поступила, спешно пока не иссякла решимость, покинув городище. И вот кровавая кройщица приближалась к одинокой избушке ныне излюбленного места её беспутного родича.

По мере приближения звон становился отчетливее добротно сдобренный, будто от ударов хлыста посвистом соблазняя сердце припустить бегом. Благо чем-чем, а малодушием она не сливалась и смогла, сдержав порыв хоть чуть и быстрее, но все, же пройти, а не пробежать эти проклятущие сотню шагов до заветной полянки. Пройти, чтобы встать в ступор от увиденного. Ведь пред косонькой врытой в землю избушки больше походящей на сугроб, предавались учебной потехе, носясь аки угорелые, её Адульв и вестница скорби.

На белоокой жрице не-было привычной меховой одежды её сменили кожаные штаны с высокими меховыми сапогами да подбитая мехом безрукавка на голое тело. Белоснежные волосы и те были убраны в высокий хвост неизменным оставался только рунический обруч с чёрным камнем посреди чела. Помощница смерти плавно, словно и не ступая, грациозно перемещалась, вращая в жилистых бледных руках свой необычный клинок когтистой гарды что, не зная промедлений, мелькал в череде молниеносных уколов и размашистых выпадов едва не задевающих маленького ярла.

Вместе с ней в этом завораживающим танце слился и Адульв. Обнаженный, по пояс, лоснящийся потом мальчик, чье тело начинало вперёд возраста крепнуть мышцами. Вертелся ужом, принимая удары на чудное оружие, виденное Сольвейг впервые, «ох и схватит она за бороду Бруни, когда вернется!» в виде двух кованых когтей, идущих словно продолжение руки по обе стороны ладони на рукояти как у тычкового ножа, зажатой в левой руке.

Когти, перехватив очередной выпад жрицы, отвадили сталь тонкого меча в сторону и мальчуган едва не распорол противнице живот длинным размашистым выпадом кривым кинжалом Бруни зажатым в правой руке. Но был отброшен даже со стороны чувствительным пинком под рёбра. Упав, Адульв без промедления вскочил обратно на ноги, да но как! Просто сжавшись и оттолкнувшись от снега спиной. Кровавая кройщица смотревшая на происходящее, стоя чуть по одаль, только что и смогла рот раскрыть, запоминая про себя уж больно приглянувшееся движение. Но это как оказалась, были только цветочки.

Не раз и не два Сольвейг поминала странную насечку, виденную на клинке вестницы скорби и вот сейчас ей довелось лицезреть что клинок, вышедший из-под молота цвергов ровно как и её близнецы тайно от прочих заимевшие имена Фенрир и Гарм, был куда как смертоноснее подарка Фиральдера и Бруни.

Адульв увидев расстояние, разделявшее теперь его и противницу тихо, но мощно выругался. Сделав ещё один маленький шажок назад, помощница смерти, расцвела полнившимся темного торжества оскалом. Пару раз, словно примеряясь, широко крутанула она пред собой клинком. Два обычных замаха, а на третий, не иначе заговорённый меч, разбившись на множество отдельных лезвий, связанных меж собой не толще детского мизинца цепью, ровно кнут стеганул по месту, где еще мгновение назад, подобравшись, стоял маленький ярл. Адульв совался влево, растянувшись в длинном кувырке, затем вправо в замысловатом пируэте. Следом, избегая ужасно свистящего кнута, он подпрыгнул, сильно поджав ноги пропустив под собой чудное лезвие. Вестница, хлеща своим мечом из стороны в сторону, гоняла мальчишку, словно потешного бельчонка, покуда меж неё и маленьким ярлом бесцеремонно прервав неравный учебный бой, не вонзился глубоко засев в мерзлой покрытой снегом земле клинок метко запущенный рукою Сольвейг.

– Охолонитесь поединщики разговор есть, пришло время ответов. – Хортдоттир пробуравила обоих твёрдым взором, для себя воинской привычкой запомнив все виденные странности боя, не ровен час придется скрестить клинки с помощницей смерти.

– А созрела наконец. – глубокомысленно заметила вестница, чей меч звякнув в долю мгновения собрался воедино, сызнова становясь обычным клинком.

– Ага ещё как! Покуда за тобой родич концы подчищала. – гневно сведённые брови превратили задетый шрамом глаз Хортдоттир в узкую щелочку что пригвоздила Адульва к земле. – Коли взялся руки чужой кровью обагрять, то доводи дело до конца не оставляя следов а уж тем паче свидетелей.

– Какой такой кровью? Не слышал про такое, я весь вчерашний день ровно как и ночь здесь провёл. – попытался придать себе невозмутимый вид маленький ярл. Но чтобы не произошло с этим чудным ребёнком, во время его странного сна, как бы сильно он не изменился, одно оставалось неизменным, не умел он лгать. Тем более под пристальным взором названной тётки.