Как можно мягче пытаюсь её осадить:

– Баба Тоня, мы не будем ничего перетаскивать, ты одну-две ночки на диване поночуешь, он же широкий, а кровать мы просто подвинем. Нам ещё с комодом что-то решать предстоит.

– Я ужо старая на диванах валяться, тащите мою койку, сказала! – безапелляционно отмахнулась она. – Ладно, прибирайте со стола пока, а я пойду в рабочее переоденусь.

Мы с мамой даже не нашли что сказать, с раскрытыми ртами проводили командиршу взглядами до двери и растерянно переглянулись, дружно пожав плечами.

В бабулиной комнате что-то подозрительно грохнуло, скрипнуло, прошелестело… Потом ещё пять минут тишины, и в кухню торжественно прошествовала зачинщица ремонта в треуголке из старой газеты и тельняшке. Мамуля нервно моргнула, но относительно спокойным тоном поинтересовалась у своей родительницы:

– Мама, где ты её взяла?

– Наследство от деда. Он её и поносить то не успел, помер.

Освобождённый от содержимого и всех выдвижных ящиков его величество Комод всё равно оставался неподъёмным для двух не слишком сильных женщин. Выглянув в окно, быстренько реализую моментально пришедшую на ум идею: деревянного монстра с коваными накладками где только можно через «ух, дёрнем» вытащили в коридор за полдюжины пива три местных алконафта, до того мирно загоравших в беседке посреди квартала. Кровать перетащить вызвались сами, чисто на благотворительных, так сказать, началах. Можно было замешивать клей и начинать обдирать обои.

Всё остальное действо кратко можно было охарактеризовать «Различные меры по пресечению перманентного вредительства Хвостика». Сходили за карандашом – вытащили из-под груды обрывков старых обоев Хвостика. Намазали кусок стены клеем – шугнули от полураскатанного рулона Хвостика. Разметили выемки на следующей полосе под край подоконника и крепление батареи – подтёрли по всему коридору следы от лап Хвостика в клее. Отмерили следующую полосу обоев – вытащили Хвостика из опустошённого ящика комода, где лежат нераспечатанные рулоны. Нашли вторую кисточку для клея – выпустили Хвостика из кладовки, где грохнулась банка с гвоздями. Собрали гвозди – вытащили Хвостика из пустой трёхлитровой банки в кладовке. Отмерили ещё одну полосу обоев – вытащили Хвостика из-под ведра… с клеем. Пошли купать Хвостика и замешивать новый клей…

На свою беду около пяти вечера позвонил дядя Лёша. Неугомонная баба Тоня немедленно отняла мой телефон и командирским тоном вызвала мужское усиление. «Двоюродный зять» даже и не думал трепыхаться.

Появившись на пороге, товарищ полковник оглядел масштаб катастрофы и ограничился только одной фразой, адресованной бабуле:

– Спецодежду выдай.

Она шустро порылась в коробках со своим скарбом и протянула… тельняшку. Такую же, как у неё, только полоски не синие, а чёрные. И торжественно заверила, что вот, новая почти.

– И давно лежит она у тебя, мам? – поинтересовалась у неё дочь.

– Да недавно! Лет сорок всего.

Конечно промолчать у «двоюродного зятька» не получилось, он буркнул нечто нечленораздельное в стиле «за это время в ней умерло трое, не меньше». Оскорбившись в лучших чувствах, бабуля заявила, что это почти новьё. А из покойников только дед носил.

Ужина в результате никто не готовил, про еду напомнили урчащие желудки. Вместо моих ультимативных семи вечера перекусили в девятом часу чаем с бутербродами на скорую руку. Кто бы сомневался!

Ударными темпами закончили поклейку около полуночи, на завтра осталось только вернуть всё по своим местам.

Процесс складирования бабулиных вещей обратно в комод, торжественно возвращённый на место всего за три пива – отдельная песня. Да куда там: опера, не меньше!

– Баба Тоня, зачем тебе это?

– Надо!

– Баба Тоня, для чего?

– Пригодится! Это очень нужная вещь!

– Ты её наденешь?

– Она ж новая почти, вдруг кому подойдёт.

– Вот ты её носить будешь?

– Надо подумать кому её можно отдать, а пока положи…

– Баба Тоня, вот конкретно тебе это надо?

– Нет. Но пусть лежит. Я втюхаю, не беспокойся.

– Кому? – почти со стоном.

– Да вон хоть куме.

Ага, бабище в два обхвата по сравнению с этой кофтой… Слышу сигнал входящего видеозвонка на мой телефон и с облегчением перекладываю завершение разбора бабулиного барахла на маму.

– Вера, здравствуйте. Очень рада вас видеть. – Да уж, даже представить себе не можете, насколько я в данную минуту рада простому звонку. – Мне кажется, с нашего последнего разговора вы немного посвежели, – делаю я немудрёный комплимент Беркутовой и получаю открытую улыбку в ответ.

– Здравствуйте, Соня. Я прилечу завтра в четыре часа дня. Сколько у меня уйдёт времени, чтобы доехать до Куржака?

– Не переживайте, я встречу в аэропорту, всё в силе. На первый раз всё расскажу и покажу, чтобы вам в дальнейшем было легко у нас ориентироваться.

– Спасибо вам, Соня! Вы так много для меня делаете, даже неловко…

– Перестаньте, всё нормально. Мне совсем нетрудно, правда. Ну что, значит, завтра мы встречаемся лично? В таком случае, приятного полёта вам. До завтра!

Всё-таки я решила напроситься в гости к Эвелине. Каких-то три часа на рейсовом автобусе, и я уже в двух кварталах от её дома. Разумеется, никаких подарков Петюне приготовить не успела. Ну что же, выручит торговый центр возле автовокзала.

Встретили меня радостно, как всегда. Эля с Павлом немного задержались в пробке, но бабушка с внуком не дали заскучать гостье, наперебой расспрашивая и выкладывая собственные новости. После ужина уселись играть в лото – оказывается, это у них новое семейное увлечение. Всех быстренько обыграла тётя Адя, которой «так и пёрла цифра», по выражению зятя. Случайно засиделись за полночь, хотя завтра всем нужно было рано вставать. Очнувшаяся бабушка погнала насупившегося Петра в ванную, у меня ребята стали выпытывать планы на завтра. Почти на весь день мне нужно было себя чем-то занять, раньше трёх в аэропорт ехать смысла не было.

– О, у нас с тётей Адей на завтра планов громадьё! – засмеялась я. – Меня подрядили вместо вас помочь ей выбрать наконец новый плащ, вам же вечно некогда.

– Вот ябеда мамуля, – скривилась Элька.

– А потом будем пельмени лепить, тётя Адя говорит, у вас опять ларь пустой.

Знаменитый морозильный ларь к вечному неудовольствию Эльки занимал громадную часть лоджии, но был вещью совершенно незаменимой. Когда-то его приволок им в только что купленную в ипотеку квартиру дядюшка Павла, знатный охотник и рыболов, а также обладатель обширного хозяйства в пригороде. Они с женой обеспечивали рыбой, мясом и овощами всю родню и приятелей. А в ларе хранились продукты не только для Элькиной семьи, но и для свёкров. Про постоянный запас самолепных пельменей минимум в пять кило знал любой человек, знакомый с Аделаидой Карловной. Её пельмени – это даже не пельмени, это… это… амброзия, минимум!

Стрелки на огромных часах медленно подползают к четырём, и я жду жену Беркутова у зоны прилёта. Вот наконец среди выходящих пассажиров стройная высокая фигурка. Вера идёт красиво, гордо держа подбородок параллельно полу, и даже некоторая бледность и отсутствие косметики её ничуть не портят. Одета предельно просто: куртка, снуд на шее, джинсы, удобные полусапожки на сплошной подошве – никакого гламура. Да и какой гламур, когда едешь «в места не столь отдалённые»? Переложив элегантным жестом из руки в руку ручки стильного саквояжа всемирно известной марки, Беркутова оглядела небольшую кучку встречающих. Я помахала ей рукой.

– Здравствуйте! С удачной посадкой, Вера. Как долетели?

– Добрый день… Или здесь уже почти вечер? – Чувствовалось, что моя гостья сильно смущается и отчаянно пытается просчитать, какой тон в общении со мной ей правильнее взять. – Спасибо, всё нормально.

– Пойдёмте, нам туда. Автобус отходит через двадцать минут, я заранее купила нам билеты, чтобы наверняка.