– Да это вообще не проблема, – хлюпая носом и утираясь кухонным полотенцем, отмахнулась гостья, – я не то что заявление курьерской доставкой, я сама лично готова прилететь, даже ради одной-единственной своей подписи.

– Ой, скажешь тоже! Я и без тебя тут с администрацией постараюсь всё утрясти. А ты попытайся на всякий случай поискать знакомства в самом московском Управлении ФСИН. Вдруг потребуется от самого главного Карабаса в их системе распоряжение, мало ли. А с начальником колонии я постараюсь тут договориться.

– Сонь… а твой знакомый – он случайно не сам начальник?

– Ну… сам не сам, но не последний там человек, поверь мне. – Без разрешения дяди Лёши я не решилась открывать Вере его личность.

– Ох, Соня, страшно мне что-то, – покачала головой Беркутова.

– Не дрейфь, у нас тут люди не кусаются и за спрос в глаз не дают! К тому же, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом всю оставшуюся жизнь проклинать себя за трусость.

– Не знаю… я очень боюсь. Но с другой стороны…

– Вот и порешили!

За обсуждением моего безумного плана мы всё-таки кое-что не успели к возвращению мамы и бабы Тони.

– Девки, а вы чего это такие вздрюченные? Эта-то ладно, ей всё ж простительно, – ехидно ухмыльнулась бабулечка в лицо покрасневшей Веры, – а ты с какого перепугу как разбуженная сова?

– Да так, ничего. Просто так.

– Знаю я это твоё просто так. Опять, поди, чего удумала, неугомонная.

Вера выразительно метнула мне молнию озабоченного взгляда и вернулась к украшению торта.

Немногочисленные гости с плохо скрываемым любопытством рассматривали новое лицо за нашим столом. Но поскольку среди моих друзей фанатов Беркутова больше не было, то её принадлежность к миру искусства осталась нераскрытой и интерес к моей новой приятельнице скоро угас вместе с количеством употреблённой баб Тониной наливки. Вера исподтишка приглядывалась к дяде Лёше, верно рассудив, что кроме полковника ходячим справочником по Уголовно-исполнительному кодексу быть некому.

После чая друзья мои дружно засобирались домой, дядя Лёша тоже было поднялся, хотя обычно помогал нам складывать «парадный» раздвижной стол и убирать обратно в кладовку.

– Дядя Лёша, ты не торопись, давай-ка я тебе ещё чайку подолью… – нажимаю я ему на плечи, усаживая назад. – Разговор у нас к тебе есть.

– Так, начинается… – хмуро констатировал товарищ полковник, обозрев наши с Верой сосредоточенные лица. – На облегчённый режим переводить вашего сидельца у меня нет никаких оснований, сразу говорю.

Глаза у Веры Беркутовой, конечно, большие и красивые, но чтоб они занимали пол-лица – такое было впервые. Делаю вид, что не замечаю шока гостьи.

– Ты не суетись, дядя Лёша. У нас посерьёзнее режима проблема имеется. К тому же, у «осýжденного» к режиму претензий нет, так что вопрос совсем другой.

– И чего мне уже начинать бояться? Отставки, понижения звания? Или меня после твоих авантюр, Сонюшка, сразу на пожизненное в Мордовию поселят?

– Надеюсь, всё будет не так кардинально.

Обречённо вздохнув, дядя Лёша подвинул к себе заботливо налитую Верой чашку чая и уставился на меня в упор:

– Ладно, излагайте, изверги.

Набираю полный рот воздуха, замираю, как перед прыжком в ледяную прорубь…

Прервал мои сумбурные речи дядя Лёша уже на третьей минуте.

– Стоп, не митингуй. Уже повторяешься. Основную мысль я понял.

– И? – С замирающим сердцем уставилась я в лицо любимому своему полковнику так, будто для меня его ответ мог стоить ни больше ни меньше как собственной жизни. Дикое волнение, исходящее от сидевшей рядом Веры, я чувствовала, кажется, всей кожей.

Тяжко вздохнув, дядя Лёша побарабанил пальцами по столешнице, погладил появившуюся из-под стола любопытную мордашку Хвостика, всё это время лежавшего у него на коленях. Ясно, перспектив у моей авантюры никаких, а отказывать любимой, единственной избалованной племяшке для любящего дядюшки – нож острый в сердце.

– Уголовно-исполнительным кодексом подобные отлучки не предусмотрены, конечно. – Ещё один тяжкий вздох. – Но за особые заслуги осужденный может получить такое поощрение. Возможно. Наверное. И не сейчас, – подчеркнул он важность последнего слова задранным вверх указательным пальцем.

– А когда?

– За какие заслуги? – одновременно выпалили мы с Верой.

– Разные могут быть заслуги. Примерное поведение – это основное. Но с этим вроде у вашего Беркутова пока проблем нет, я проверял. Активное сотрудничество с администрацией.

Перехватив мой офигевший взгляд, дядя Лёша сразу отмахнулся:

– Стучать его никто не призывает, не преувеличивай, Софья. Поверь, и без таких дилетантов дисциплина не рухнет. Культмассовая работа, общественные мероприятия, так понятно?

– А он разве отказывается? – робко поинтересовалась Вера.

– Нет, не отказывается. Поручения выполняет, режим соблюдает. Всё как у всех, кто на УДО метит. Но это всё не то. Мало этого. Личная инициатива нужна.

– Драмкружок у вас там из зэков ему организовать, что ли? – невесело ухмыльнулась бабуля, до этого незаметно сидевшая в своём кресле, будто даже не прислушиваясь к нашему разговору.

Все мы остальные, включая товарища полковника, уставились на бабу Тоню как на внезапно явившегося с небес Мессию.

– Ну, Антонина, ты даёшь, – крякнул дядя Лёша уважительно. – Тут вон девчата твои только воду в ступе мне толкут со своими проблемами, а ты им сходу – шикарный план.

– Учитесь, шнурки, – многозначительно выдала бабуля и отбыла отдыхать.

Под четыре пары восхищённых глаз семейная королева вышла из гостиной, и дядя Лёша подвергся атаке женских вопросов:

– А Иван имел право сам предложить? Может, он просто…

– Кто ж пойдёт на сцене кривляться? Зэеки разве соглася…

– А через какое время можно будет получить…

Прекращая базар, обычно невозмутимый полковник вдруг гаркнул:

– А ну тихо!

В моментально наступившей звенящей тишине только возмущённо мявкнувший Хвостик пулей проскочил под столом с дяди Лёшиных колен в бабулину спальню.

– Уясните сразу: ни один шикарный план не гарантирует вам поощрения в виде выезда за пределы учреждения. Может, разрешат, а может, и нет.

– От чего зависит? – стараюсь я формулировать вопросы по возможности кратко, без излишних уточнений.

Устало ухмыльнувшись, наш полковник опустил взгляд на свои сцепленные в замок пальцы.

– От настроения левой пятки московского начальства.

– Я-я-ясно… – чуть не в унисон вздохнули мы с Верой.

– А вы? От вас что-нибудь зависит, Алексей Михайлович?

Внимательно, чуть устало поглядев на Беркутову, дядя Лёша сделал неопределённый жест головой. Будто хотел сначала кивнуть, а в последний момент передумал и изобразил неуверенность. А я вдруг поняла – не нравится дяде Вера. И вопросы наши не нравятся. Вернее, к нашим с мамой он относится вполне терпимо, хоть и получается, что наша инициатива очень сильно выходит за рамки «устава» (но хотя бы не противоречит Уголовному кодексу, и то спасибо!), а вот на любую реплику Веры он реагирует негативно, хоть и держится с ней предельно вежливо.

Чем она ему так насолила? Тем, что я прошу пропускать её без задержек на свидания? Может, и вправду больше ни о чём не просить, чтобы не портить Беркуту жизнь в заключении? Ерунда какая… Снявши голову, по волосам не плачут! Мы сейчас о таком попросили, по сравнению с чем передачки без задержек – детский стишок на утреннике! Не включать же теперь заднюю, в самом деле.

Да и если б совсем не хотел поспособствовать, сразу бы отказал, не разводил разговоры долгие. Ну и что, что я любимая племянница. По инструкциям не положено – и гуляйте отсюда! Мог бы ведь и не рассказывать честно, что возможны поблажки, а без его подсказок мы бы до этого никогда не докопались, наверняка подобной информации нет в открытых источниках. Почему же тогда пошёл на разговор, но…