– Это ты еще на дежурство не выходил, – помотал головой водитель. – Все плохо, на самом деле. Просто вам повезло с жильём на отшибе.

И решительно зайдя в подъезд, группа оперативников направилась к двери Чумакова.

Усатый «летёха», зашедший внутрь вместе с ними, поёжился от сквозняка:

– Мы не стали без вас вскрывать дверь. Подумали, что это как-то не правильно… К тому же, у многих есть сомнения, что Чумаков зомбанулся. С часа до трёх он жутко метался. Стонал, как узник замка Иф. Что-то ронял. Ходил взад и вперед и топал, как барабашка. Ночью все закрылись по комнатам, от греха подальше. Мы с женой очень долго не спали, пытаясь укачать приболевшего сына. И вот после трёх ночи, когда все затихло, мне показалось, что половицы в холле скрипят. Словно ходит кто-то. Аккуратно выглянув в глазок, я увидел дверь Чумакова открытой. Будто он вышел на общий балкон, покурить… Или в туалет. Вполне осмысленно. Минут через двадцать дверь снова закрылась. И мы не слышали его до сих пор. Если бы он превратился, да еще и сумел при этом открыть запертую им же дверь, то вряд ли бы он вернулся обратно, верно?

– А точно, – уцепился лейтенант за эту микроскопическую крупицу надежды. И остановившись у нужной комнаты, глубоко вдохнул, вытаскивая из кармана ключ, специально оставленный начальником накануне.

Максимально аккуратно открыв дверь, оперативники вошли в помещение, но на постели Чумакова не увидели.

Лейтенант лежал на полу, у открытого настежь окна, на матрасе. Бледный, неподвижный, он больше походил на мертвеца, чем на живого. Но не было на нем и трупных пятен, столь свойственных ходячему мертвецу. И, что немаловажно, он дышал: глубоко, тяжело, изредка посапывая заложенной ноздрёй.

Направив на командира оружие, Петренко аккуратно толкнул его мыском ботинка, моментально отходя на безопасное расстояние.

– Товарищ лейтенант, просыпайтесь! – Произнес один из патрульных, держащих оружие наготове.

Развернувшись во сне, Чумаков открыл глаза и резким движением поднялся с матраса.

Напряжение в тот миг достигло предела, и усатый лейтенант нервно вздрогнул, отскакивая к двери.

Петренко, вскинув пистолет, прицелился в голову командиру.

– Спокойно, – слабым голосом пролепетал Чумаков. Язык его заплетался. Но он сделал усилие и продолжил. – Опустите оружие и дайте воды. Она на столе, в графине. Я жив и вполне в себе. Просто плохо немножко.

С облегчением выдохнув, Петренко бросился к графину:

– Слава Богу! Хоть одна хорошая новость за сутки, – раскраснелся он от удовольствия и протянул лейтенанту фарфоровую чашку. – Но что произошло? – В нетерпении сержант накинулся на Чумакова с расспросами, но тот лишь откинулся на подушку, снова закрыв глаза.

– Все вопросы потом… А сейчас душ и кофе.

***

– Значит, Вас не укусили? – Спросил лейтенанта водитель, как только он зашёл в комнату с полотенцем в руках. Его ссадина на лице без пластыря выглядела "не очень" – желто-бурая корка гноя, образовавшаяся за ночь, говорила в пользу того, что в рану проникла инфекция.

– Воронов, давай на "ты". – Фыркнул Чумаков. – Отложим всякую официальщину до лучших времён. Все услышали? – Спросил он собравшихся. Все трое утвердительно кивнули и уставились на командира во все глаза, как на восьмое чудо света.

– Чего глазеете на меня, как на ожившую статую Будды? – Подначил он товарищей, прихлёбывая кофе. – Ночью мне стало плохо. Температура зашкалила за "сорок". Я испугался и ринулся к аптечке, найдя в ней лишь "Анальгин" и капсулы от поноса. Ну что вы лыбитесь? – Закатил глаза он. – Работа у нас такая. То голова заболит от раздумий, то наешься всякой гадости, – благодушно расхохотался лейтенант, но тут же поморщился, ощупывая рану. – Итак, приняв двойную дозу "Анальгина", я почувствовал, как ломота в теле уходит и ненадолго уснул. Проснулся ночью от острой головной боли. Перед глазами плывет, воздуха не хватает. Кое-как добравшись до туалета, нашел там таз, ибо к головной боли в вертикальном положении прибавилась еще и тошнота. И уполз обратно в "нору" с острым ощущением, что до утра не доживу. Всё.

– Эй, а как же тот цирк, который ты устроил с часа до трёх? – Спохватился усатый сосед Чумакова. Кричал, носился по комнате. Что-то даже разбил.

– Убей меня, я не помню. – Пожал плечами лейтенант. – Ну, может, лунатил. Мама рассказывала, что в детстве я иногда ходил во сне при высокой температуре.

– Но это не объясняет того, как ты выжил после укуса? – Всплеснул руками сержант и поднял с пола лампу, вероятно, упавшую ночью со стола.

– Ну, есть шанс, что я действительно просто оцарапался. Ссадил кожу о перстень зараженного. Или о молнию его домашней кофты… Сам не знаю… – Пришел в тупик Чумаков.

– А сепсис? – Указал Воронов пальцем на щёку. – Рана до сих пор горит.

– Да и чувствую я себя неважно. – Признался лейтенант.

– Может, еще "покарантинишь", для верности? – Предложил участковому Петренко.

– Да больше суток прошло с момента, как тот урод меня травмировал. Агрессии, паники или других аффективных проявлений – не наблюдается. Температура спала, – вытащил он из-под футболки градусник и продемонстрировал его Петренко. – Некогда залеживаться. Нужно ехать в "опорный". Там уже начали подтягиваться первые добровольцы в "народную дружину". – Показал он сообщение от дежурного пошел одеваться.

Отправив замученного Петренко домой, Чумаков зашёл в опорный пункт. В просторном помещении для ожидания просто яблоку некуда было упасть. Народ, гомонящий на все лады обступил дежурного. Разрываясь между телефонными звонками и "людским цунами", захлестнувшим целиком и полностью вместительный холл, задёрганный дежурный на секунду остановился, закрыл глаза и, на сколько хватило "дыхалки", гаркнул: "А ну-ка, тиииииихо!!!"

Грохочущая толпа на секунду присмирела, но следом загалдела с новой силой.

– Где все? – Спросил участковый, с трудом пробравшись к "окошку" дежурного.

– Из диспетчеров – я один сегодня. Галкин и Манукян – на выезде. Начсмены, три водителя и прочие патрульные – просто не вышли на работу.

– Хреново, – нахмурился Чумаков. – А эта делегация? – Указал он рукой за спину. – Все в "народную дружину"?

– Ага, – передал дежурный бумаги участковому. – Вот, держите. Переписал народ пофамильно. С адресами и телефонами. Каждый сам там отметился.

– Отлично, – похвалил его лейтенант, разглядывая потрёпанные странички, исписанные сверху до низу разномастными строчками. И, развернувшись к толпе, громко и четко крикнул. – Мне нужно уладить еще несколько вопросов. Придется подождать минут пятнадцать. Объявлю пока критерии первичного отбора. Судимые по любой статье могут сразу покинуть помещение.

Двое мужчин в кожанках возмущенно переглянулись.

– Даже не пытайтесь сей факт оспорить. – Пресек любые недовольства лейтенант. – Далее: приоритет, конечно, отдается тем, у кого есть охотничья лицензия и личное оружие. Есть тут такие? Поднимите руки.

Четыре руки незамедлительно взлетели вверх. Пожилой мужчина в серой куртке с гордостью пробасил:

– Тридцать лет охочусь. Да и внук мой, – хлопнул он по плечу молодого, рослого парня в бейсболке. – Тоже не промах. С двадцати шагов белке в глаз попадёт!

– Весь в деда, – расплылся в улыбке парнишка.

– ЧУдно! – Кивнул Чумаков. – А служащие силовых структур и работники охраны у нас имеются?

Еще пять рук: одна женщина за сорок и несколько мужчин различных возрастов.

– Познакомимся позже, – ответил лейтенант, подводя итог. – Ну, и может, есть спортсмены, занимающиеся стрельбой в тире или еще где? А так же люди, прошедшие подобную подготовку во время армейской службы?

Еще двенадцать человек откликнулись на призыв.