— Учтите, что если вы заберетесь куда-нибудь, я непременно об этом узнаю, — предупредил Александр. — И я советую Вам избавиться от привычки кусать губы, когда вы что-то замышляете. Вы точно так же смотрели на мой кабинет вчера.
Элиза прикрыла рот рукой и с удивлением осознала, что барон прав. Отец раскрывал ее замыслы очень редко, а Александру стоило один раз заметить ее привычку, чтобы после прочитать, как открытую книгу. Наверное, не менее дурацкую, чем те, которые служили рычагами для неведомого механизма.
Но даже несмотря на плохое первое впечатление, архивы сумели ее удивить. За закрытыми дверями, которые она не заметила поначалу, скрывалось целое крыло с широкой галереей, устланной дорогими, но пыльными коврами и увешанной картинами, комнатой для хранения каталогов, которые оказалось сортировать куда легче, чем научные труды, и даже с отдельными комнатами для хранения карт и книг об истории Альтштадта.
В большинстве из них язык был слишком тяжелым и замысловатым, чтобы она могла понять прочитанное, но местные легенды Элиза узнавала с первых слов. Сказки о Собирателях оказались не просто страшилками для детей, а настоящими легендами, о которых писали в серьезных книгах. Человек, изучавший их края, даже упомянул род фон Бренненбургов, и Элиза обнаружила, что слухи, которые так раздражали Габриэля, ходили по Альтштадту уже много поколений.
Архивы интересовали и пугали ее одновременно. Убирая с пола разбросанные листы, Элиза находила и непонятные списки на латыни, и выпавшие страницы из книг, которые уже не вернуть на место, и старинные карты, но самой удивительной находкой стал контракт некого Вильгельма фон Гериха, который заключил его с предком барона. Так, кроме своего нынешнего хозяина, она насчитала в его роду еще двух Александров — основателя и этого, взявшего к себе на службу Гериха. Возможно, в том, что у нынешнего барона Бренненбургского не было наследников, было и что-то хорошее. На четвертом Александре она бы запуталась.
Элиза надеялась найти в архивах какую-нибудь семейную летопись, но, сколько она ни пролистала книг, все было тщетно. Кроме сборника легенд и контракта предыдущие хозяева замка не упоминались нигде — впору было поверить, что барон действительно жил почти триста лет. Сам он ни единым словом не обмолвился о своей семье, кроме брата, который путешествовал по свету и присылал ему в подарок диковины, вроде фарфорового сервиза или жутких деревянных масок из далекой Африки.
Временами замок то казался ей наполовину пустым, со своими голыми стенами и ободранными гобеленами с изображениями орлов, то, убираясь в какой-нибудь отдаленной комнате, Элиза вдруг понимала, сколько забавных вещей можно было найти среди хлама. Так же, как с фонтаном, она подружилась с проржавевшими рыцарскими доспехами, что несли свою стражу в неиспользуемых коридорах, и с позволения Александра и под его руководством пересадила в цветочные горшки новые растения.
Александр обожал цветы. Увидев сад в первый раз, Элиза подумать не могла, что все это — заслуга барона. Она слышала, что богатые люди нанимают к себе садовников, но Александр работал в саду самостоятельно. Его безусловными любимицами были аккуратно подстриженные кусты роз с особенным сладким запахом. Пока Элиза помогала обрезать их, он рассказывал о далеком знойном Дамаске, откуда они родом и где их добавляют в сладости и чай.
Александр любил рассказывать, а Элиза — слушать. Но иногда, упоминая какие-то вещи или имена, он сталкивался с недоумением в ее взгляде и вспоминал, насколько велика пропасть между ними. Элиза не знала ни поэтов, ни художников, а ее знания о стихах ограничивались только пошлыми романсами и частушками, которые она слышала по вечерам в «Мельнице». В некоторых упоминался и сам барон, но их она предпочитала даже не вспоминать. Он постоянно обещал серьезно заняться ее образованием, но каждый раз занятия откладывались и откладывались, пока однажды Александр не выловил ее в зале с фонтаном.
— Человек, который должен будет приехать — очень уважаемый ученый, профессор, — сказал он, оглядывая Элизу придирчивым взглядом. — Если вы предстанете перед ним в таком виде, он поднимет меня на смех.
— В каком — таком? — Элиза недоуменно огляделась. Платье, конечно, запылилось, но оно и понятно — она только что подметала пол. — Я умываюсь по утрам и…
— Дело не в этом. Вы выглядите, как крестьянка.
— Я ведь и есть крестьянка.
— Ошибаетесь. Находясь в этом замке, вы — моя горничная, и должны соответствовать своей должности. Выпрямьтесь.
Александр не сильно, но ощутимо хлопнул ее тростью по спине. Элиза выпрямилась, но барон снова остался недоволен и набалдашником трости надавил ей на плечи, заставляя опустить их и выпрямить шею. Затем он отошел на шаг назад и оглядел ее со стороны. Может, теперь она и выглядела как образцовая горничная, но смогла простоять так только несколько минут.
— Привыкайте ходить так, — сказал Александр, когда ссутулилась обратно. — И, когда приедет гость, вам придется забыть о привычке бегать по коридорам и вальсировать с метлой.
— Откуда вы знаете? — спросила Элиза, чувствуя, как лицо краснеет. — Вы же почти всегда в кабинете.
— «Даже самый малый облак на твоем девичьем небе не укрыть от глаз моих»{?}[Александр цитирует трагедию “Праматерь” Франца Грильпарцера], — нараспев прочитал барон, усмехаясь. — Конечно, когда мы одни, вы можете позволять себе некоторые вольности, но в присутствии посторонних слуга — лицо своего господина. Кстати говоря, о посторонних, — он взглянул на часы с золотой цепочкой. — Через пару часов должен прибыть Габриэль. Я буду занят, поэтому доверяю его вам. Считайте это своим первым заданием в новой роли.
— Хорошо. А… Что мне надо сделать?
— Принять у него продукты, проверить, не привез ли он гниль. Отдать ему деньги. Габриэль все знает, поэтому не думаю, что он попытается вас обмануть.
— Пусть только попробует! — Элиза улыбнулась, чувствуя приятное предвкушение.
Александр дал ей увесистый кошель, в котором весело звенели монеты, и, перехватив трость, удалился в свой кабинет. Упоминание верхового снова придало ей сил. Она помнила и об обещанных щелбанах, и хотела как можно скорее рассказать обо всем, что видела: о саде, расцветшей в нем дикой орхидее, Гертруде, даже о глупых механических книгах, напугавших ее до чёртиков.
Время пролетело незаметно. Конское ржание раздалось во дворе, когда она как раз подметала широкий коридор перед главным входом. На мгновение растерявшись, Элиза сунула метлу между двумя книжными шкафами. Габриэль все равно не заметил бы, а она вернула бы ее на место после. Протяжный скрип тяжелой двери заставил ее задрожать от волнения. Прошло всего несколько дней, но казалось, будто бы они не виделись вечность. Когда фигура в плаще и с потертой шляпой в руках зашла внутрь, Элиза уже сделала несколько шагов навстречу, но что-то неощутимое вдруг заставило ее остановиться.
Неощутимое — пригляделась она — оказалось отпечатанным на лице Габриэля испугом, досадой и чем-то еще, что не позволяло ему даже поднять на нее глаз. В голове Элизы мгновенно пронеслись десятки мыслей. Что-то случилось в городе или дома? Кто-то заболел, а может быть и умер? Она не решалась спросить, пока огромная створка вдруг не заскрипела снова и она не услышала голос, заставивший ее отпрянуть назад.
— Ну здравствуй, дочка.
Оглядываясь по сторонам, в замок вальяжно зашел герр Циммерман. Габриэль крепче прижал шляпу к груди, все так же не поднимая головы. Элиза с силой закусила губу. Первой ее мыслью было убежать вглубь замка, но она усилием воли остановилась и вспомнила слова барона. Слуга — лицо своего господина, а ее господин не стал бы убегать. Элиза выпрямилась, расправила плечи и сложила руки. Постаравшись придать лицу невозмутимое выражение, она взглянула на всадника сверху вниз, так, как смотрел на нее барон в первую их встречу.
