Утро восемнадцатого августа, необыкновенно яркое, солнечное и наполненное птичьим пением, раздающимся прямо около окна, Элиза встретила уже в своей комнате, хотя она не помнила, как добралась сюда. После вчерашнего кошмара Александр позволил ей отдохнуть — на часах было уже одиннадцать. Не торопясь, она поднялась с постели, умылась и причесалась, как будто пытаясь таким путём вернуться в реальность, вчерашней ночью перевернувшуюся с ног на голову.

Но реальность Элизы могла переворачиваться сколько угодно — Бренненбург оставался все таким же. Идя по коридору, который кто-то — теперь она знала, кто, — подмёл от осыпавшейся пыли, она оглядывалась по сторонам, пытаясь уловить хоть что-то, что свидетельствовало бы о вчерашнем дне. Остановившись у того самого окна, Элиза взглянула во двор, по которому гордо прогуливалась Анхела, за которой наблюдала неизвестно как проникшая в замок черная кошка, устроившаяся на нагретых солнцем ящиках. Похожую Элиза видела в «Мельнице», и она точно так же любила дремать на чем-нибудь деревянном — например, прямо на столах.

— Тинкер, — напомнила себе Элиза и улыбнулась. — Кошка Тинкер.

Прогуливаясь по пустому замку, залитому солнечным светом, она здоровалась с его обитателями — Гертрудой, доспехами, даже с Чёрным Орлом на гобелене, которые напоминали ей, что в Бренненбурге до сих пор была жизнь, своя, тихая и неприметная, придуманная самой Элизой, чтобы не было так пусто и одиноко, и ставшая в итоге самостоятельной.

Не зная, куда себя деть и чем заняться, чтобы точно вернуться в привычное русло, Элиза даже набралась смелости и постучала в запертые двойные двери кабинета, которые больше не вызывали привычного трепета, но никто не ответил. Она не нашла Александра ни в других комнатах, ни в архивах, значит, он точно был в подземелье — боролся с жуткой Тенью, спасая от нее и Даниэля, и себя самого вместе с замком и его обитателями.

Теперь Элиза больше всего на свете боялась увидеть в углах мясистые сгустки — когда она не знала, что это, бороться с ними было куда проще. Терпение чудовища удивляло ее, ведь будь Элиза на его месте, то давно съела бы такую наглую девчонку просто чтобы она больше не смела прикасаться к нему. Тем более, что пожиранием невиновных оно не гнушалось, иначе не тронуло бы ни экспедицию, ни лондонских друзей Даниэля.

Англичанин наверняка был вместе с Александром. Элиза вспоминала, как перепугалась, когда барон решил прогуляться по саду наедине с Клаасом, и смеялась над собой. Клаас по сравнению с Даниэлем оказался божьим одуванчиком, только что слишком любопытным и вспыльчивым. На его счастье, все быстро разрешилось и он смог вернуться к своей невесте в столицу, когда как Даниэлю приходилось торчать в замке и каждый день бороться за свою жизнь. Элиза даже не могла осуждать его за странное поведение и пугающие перемены настроения — неизвестно, как повела бы себя она, оказавшись на его месте.

Даниэль нашел ее на кухне, за приготовлением обеда. Он вновь был бледен и перепуган, прямо как вчера, и Элиза подумала было, что в подземелье случилось что-то ужасное, но он даже не дал ей возможности спросить. Подойдя очень близко, он заговорил тихо и сбивчиво, боясь, что их кто-то услышит.

— Элиза, скажи, — вблизи она видела, как губы англичанина, до ужаса белые, дрожали. — Ты знала человека по имени Клаас Винке?

— Клаас? — переспросила она. — Он гостил здесь до тебя пару дней. Откуда ты про него узнал?

— Элиза… — Даниэль положил руку ей на плечо и взглянул сочувственно. — Я… Я нашел кое-что, что тебе нужно увидеть. Пожалуйста, пойдем со мной.

— Куда? — она напряглась. — И при чем здесь Клаас?

— Ты все увидишь. Это… Я не могу описать это словами. Пойдем. Это внизу.

— Его светлость запретил мне туда спускаться. Прости, я не могу.

Все казалось Элизе неправильным. Клаас уехал из замка месяц назад, и он точно не мог оставить после себя ничего, что так напугало бы Даниэля. К тому же, она не могла позволить себе ослушаться барона, тем более, после вчерашнего дня. Она помнила и то, как смотрел на нее Даниэль после ссоры, и все предупреждения Александра о том, что с ним не все в порядке.

— Может, это тебя убедит, — англичанин сунул ей в руку помятую грязную записку. — Тебе нужно это увидеть.

— Что это? — Элиза развернула записку, где скачущим, но знакомым почерком, было выведено всего несколько слов.

«нельзя забывать

меня зовут клаас. я из кёнигсберга

я должен выбраться

ее зовут элиза. я должен её спасти»

— Что это, Даниэль? — спросила она тихо, не веря своим глазам. — Где ты это взял?

— У нас очень мало времени, — англичанин взял ее за руки. — Если мы не пойдем сейчас, то не успеем ему помочь. Александр вернется, и…

— Нет, подожди. Этого не может быть…

— Он держит этого человека в подземелье! — выпалил Даниэль со слезами на глазах. — Я… Мы… Мы должны спасти его. Пойдем скорее.

Она позволила Даниэлю повести за собой по коридору, к лифту. Перед металлическими воротами машины она попыталась остановиться и вернуться назад, но англичанин напомнил ей, зачем они спускаются вниз: чтобы помочь человеку, который всё это время находился в замке, который не уезжал ни в какой Кёнигсберг и у которого не было никакой невесты. Человеку, о чьей судьбе барон все это время лгал, глядя ей прямо в глаза.

Даниэль дернул рычаг, и лифт, узкая железная клетка, стены которой изнутри были обиты белой тканью с вышитыми золотыми лилиями, со скрипом поехал вниз. Элиза стояла, прислонившись к стене, и сжимала в руках грязную записку, написанную, наверное, каким-то куском угля. «Нельзя забывать», — шепнула она себе. Теперь все вставало на свои места — и странные крики, в которых слышалось ее имя, и то, зачем барону столько лепестков дамасской розы, чай с которыми усыплял и заставлял забыть прошедший вечер. Даниэль стоял рядом, сочувственно глядя на нее и ничего не говоря. Наверняка он представлял, какое разочарование она испытывала, но никак не мог поддержать.

— Почему? — спросила Элиза негромко, когда лифт остановился. — Почему так?

— Я не знаю. — Даниэль подал ей руку, помогая перешагнуть зазор между лифтом и полом. — Честное слово, я не знаю. Пойдем. Его держат где-то здесь.

Они оказались в подземной тюрьме, которая якобы давно не использовалась. Несмотря на горящие факелы, здесь было неестественно темно, прямо как в старом хранилище. Элиза вновь вспомнила крик, который слышала позапрошлой ночью, и наконец поняла, кому он принадлежал, и какое окровавленное, изуродованное до неузнаваемости нечто барон назвал мерзостью и приказал унести обратно. У Клааса почти получилось вырваться на свободу, и даже несмотря на то, что она предала его, он искренне хотел спасти ее из проклятого замка.

— Александр сказал, он был шпионом, — произнес Даниэль с горечью, открывая одну из дверей. — Я верил ему. Признаюсь, я верил ему, пока не нашел эту записку. Мне очень жаль, Элиза.

Он открыл камеру и пропустил Элизу вперед, крепко закрывая за собой дверь. Четыре свечи, горевшие по углам каменного стола, были слишком тусклыми, и ей пришлось напрячься, чтобы найти в одном из углов Клааса — но его нигде не было. Обернувшись к Даниэлю, невероятно мрачному, она увидела, как он берет изогнутый нож, исписанный символами, похожий на тот, что она видела в кабинете барона.