Останавливаюсь около огромного дуба, скрывающегося под кронами других деревьев и опускаюсь на землю, прислоняясь спиной к его могучему стволу.
Закрываю глаза и слушаю: шелест листьев на деревьях, шум травы, легкое пение птиц, мелодию ветра, прикосновение солнечных, блеклых лучей. Мои губы расплываются в блаженной и нежной улыбке.
Но чьи-то шаги прерывают единение мелодии, нарушая волшебный миг моего спокойствия своим бестактным вторжением.
Шаги приближаются, а я продолжаю сидеть с закрытыми глазами. Мои ресницы едва трепыхаются. Тот, кто издает шаги, останавливается…
– Вы даже здесь мечтаете, мисс Мороу, – дыхание Девальского обжигает мне шею, и я резко вскакиваю на ноги, шарахаясь от него как от прокаженного.
– Как вы узнали об этом месте? Эта моя тайна, – кричу на весь парк. Так обидно, что оно больше не принадлежит мне одной. От поднимающейся злости сжимаю кулаки, готовая вступить в рукопашный бой с этим несносным мерзавцев, кем бы он ни был.
– О тебе я знаю всё, Ангелина, – чарующий и манящий голос Германа усмиряет мой пыл и действует гипнотически.
Боже, как же дьявольски сладко, моё имя звучит на его устах.
– Вот значит, какая у вас книга, – поднимает мою выпавшую книгу в голубом переплете, и зло усмехается, читая название.
– Вас никто не заставляет читать ее, – вырывая книгу из его рук и обойдя дуб, сажусь, с другой стороны.
– Мисс Мороу, вы действительно считаете себя настолько сильной, что так открыто бросаете мне вызов? – Девальский присаживается около меня и поправляет черный пиджак, чтобы дорогая ткань не смела сковывать движения своего хозяина.
Герман отрешенно всматривается вдаль, заставляя меня любоваться им, несмотря на мои отчаянные попытки чтения. Уголки его губ подергиваются в усмешке, а черты лица не выдают и тени сомнения.
На фоне живой и яркой природы Девальский выглядит как жалкая насмешка судьбы: неприступный и потерявший истинный вкус к жизни, необходимую надежду и веру в любовь.
Даже белоснежная рубашка выглядит как жалкая попытка осветлить его душу.
– А вы действительно такой глупец, что продолжаете отчаянно верить в мое падение? – вспоминаю, что мы не закатом любуемся под дубом как двое влюбленных, а спорим о великих вещах, недоступных простым смертным.
– Я не думаю об этом, а знаю Ангелина, – хрипотца в голосе Германа действует на меня губительно, словно сам дьявол нашептывает, пуская по моему телу электрический ток.
– Тогда я желаю вам удачи. Больше мне нечего сказать, – убрав книгу в сумку, встаю на ноги и уже собираюсь уходить, как Девальский резко дергает меня за руку и с силой прижимает к дубу.
– Мне уже стали надоедать ваши игры, мисс Мороу, – Герман сжимает мои ноги своими, его широкая ладонь, как и в тот раз, сходится на моем горле. Большим пальцем Девальский обводит контуры моих сухих губ и рвано дышит, заставляя дышать его выдохами.
– Не стоит сомневаться в моем могуществе, если я захочу, – кареглазый поработитель приближается губами к моей шее, – то смогу сделать это даже здесь, и ты будешь умолять меня, чтобы я снова и снова, оставлял на твоем чистом теле, свои порочные поцелуи, – тело предательски дрожит под мощным натиском мужского тела. Господи, как же вкусно он пахнет. Дурманящий аромат парфюма Германа – мой личный наркотик
– Но вы не хотите, – резко отталкиваю Девальского от себя и тут же впечатываю в дуб, меняя положения наших тел.
Заносчивый ангел смеет перечить и тягаться с сильнейшим падшим ангелом, чьи слабости выходят наружу как темные секретики…
– Прикосновения ангелов, – медленно вожу своими влажными губками по приоткрытым, в ожидании поцелуя, губам Германа, – действуют на вас также, как и ваши прикосновения на нас, – бурлящая злость отражается в карих омутах мужчины, отчаянно сражавшегося со своими чувствами. Незнакомыми и давно утерянными.
Несколько секунд изучаю замешательство вкупе с яростью на точеных чертах лица Девальского и отхожу, возвращая ему личное пространство.
– Аккуратнее, этот дуб, старее, чем ты…
Домой возвращаюсь поздно. В одинокий, пустой дом. Родители, как и всегда пропадают на работе и когда-нибудь столь безжалостный труд их погубит.
Поднявшись в свою комнату, сбрасываю с себя всю одежду, оставляя валяться на полу и ухожу в ванную.
Теплые струйки воды стекают по моему разгоряченному телу. Провожу рукой по шее и груди, пытаясь смыть его прикосновения и обжигающее дыхание. Но всё бесполезно, казалось, чувства и ощущения только обостряются. Быстренько выхожу из душевой кабинки и обернувшись в махровое полотенце, возвращаюсь в спальню.
– Комната такая же светлая, как и ее владелица, – Девальский сидит на краю моей постели в расстегнутом пиджаке, упираясь ладонью в ногу в области паха. Не смотри туда, Ангелина!
Вспыхиваю, чувствуя, как жар разливается по всему телу, поднимается по шее и выступает на щеках.
– Как ты посмел сюда прийти? – прижимаю кончики махрового полотенца теснее к груди, опасаясь, что оно слетит. – В мой дом! В мою комнату!
– О, Ангелина, – Девальский моментально оказывается около меня, нежно поглаживая костяшками пальцев мою щечку, – ты действительно такая невинная. Теперь я понимаю, почему Лаян выбрал тебя, – завлекающе водит своей рукой во моей шее. Кожа на кончиках пальцев Германа грубоватая и шершавая, и табун мурашек мгновенно выступает на моей шее, волнующей дорожкой спускаюсь на грудь. Почему я не отстранюсь?
– Он так верит в тебя, но еще не знает, что его милая девочка, которая читает стихи и верит в любовь, подведет его, – алые губы мужчина прикасаются к мочке уха, нашептывая терпким голосом очевидные, но совершенно не пугающие, истины.
– Нет! – громко вскрикиваю и смотрю в глаза Девальского. Одним взмахом руки он припечатывает меня к моему же шкафу. Но я не собираюсь сдаваться и отвечаю на его яростный взгляд. В спальне царит дикое напряжение. От горящего светильника на моей тумбочке летят искры.
Уверенно, веря в собственные силы, продолжаю испепелять Германа пронзающим взглядом. Он пристально следит за моей реакцией и за моим телом, которое скрывается под клочком полотенца, и предательски жаждет оказаться в горячих объятьях этого… создания.
Чувствую усталость. Наползающую и сокрушающую мою стойкость. Девальский силен и это ясно как божий день. Какая ирония, у ангела, от которого зависит равновесие на небесах, нет ни поддержки, ни помощи. Хваленые небесные способы испытания и преодоления, вынести которые суждено сильнейшему.
Собрав всю силу в кулак, резко соединяю руки, вытянув их перед собой, заставив Девальского упасть передо мной на колени. Подойдя к Герману, отодвигаю воротник рубашки, оголяя его шею, игриво задевая пальчиками пульсирующие венки. Он вздрагивает и сжимает зубы. В глазах Девальского читается ярость, злость и наслаждение, порожденные моими прикосновениями и не поддающиеся контролю.
– Я сильная, – Девальский лишь усмехается и взмахнув рукой, отталкивает меня обратно к шкафу.
– А-а-а, – тупая боль пронзает затылок. В глазах темнеет, и комната начинает кружиться.
– Запомни, если падший стоит на коленях перед ангелом – это не больше, чем дьявольская уловка, – смотрю на него своими чистыми и полными слез глазами.
– Чего ты хочешь от меня? – крик и всхлипывая соединяются воедино. Усталость поглощает и лишает контроля. Пусть он совершит задуманное и оставит меня в покое.
– Этого, – сбрасываю полотенце на пол, оставшись стоять перед ним, совсем нагая, – бери.
Мое тело покрывается гусиной кожей от свежего ветра, проникающего через открытые балконные двери. Девальский подлетает ко мне, изучая мое лицо и слезы, катившие по щекам. Медленно проводит горячей ладонью по моей шее, спускаясь на талию. Положив свою ладонь на моей живот, Герман медленно движется вверх и яростно сжимает мою грудь. Я прикусываю губу, чтобы не закричать.
Черт возьми, мне стыдно это признавать, но его прикосновения будоражат меня и разжигают внутри дикий огонь желания.
