– Бабушка Клодетт. Она так просила себя называть.

«Она была хорошей», – застучало в голове. – «Хорошей. Немного не в себе, а порой и не немного, но хорошей. Лучше многих, кто сегодня собрался в этом доме. Почему она? Почему…»

– Почему ты сразу не сказал? – Эстелла с удивлением услышала стальные нотки в собственном голосе.

Кажется, Мэлоун тоже услышал, потому обернулся.

– Не уверен, что я тот, кто должен сообщить такую новость.

– Или не посчитал нужным сообщить? – внутри все закипело. – Это нарушило бы твои планы. Что с ней случилось?

– Неудачно полетала с балкона, – Мэлоун сказал это так буднично, словно и не о человеке вовсе. – Или кто-то ей в этом помог. Буду рад, если ошибаюсь, и все это просто случайности. Смерть твоих родителей, теперь это. Лучше проверить до того, как произойдет новая.

Эстелла не могла поверить своим ушам.

– Как ты можешь сейчас об этом думать?

Сказала, и тут же одернула себя. Не так уж трудно сохранять здравомыслие, если погибшие не были достаточно близки. Но тогда зачем так настойчиво пытаться найти виновных?

– Сомневаюсь, что заламывание рук и причитания помогут решить проблему, – он подошел, обхватил Эстеллу за плечи. Так внезапно, что она не успела отшатнуться. – Слушай, если тебе кажется, что мне легко рассуждать и искать причины, лучше еще раз подумай. Сейчас не самое подходящее время оплакивать умерших, как бы нам того ни хотелось.

Неожиданно для себя самой Эстелла кивнула. Достала из пачки писем одно, на котором еще чувствовался терпкий аромат неизвестной пряности.

– Тогда для начала давай узнаем, что так хотели скрыть мои родители.

Адреса на конверте не значилось, только выведенное размашистым почерком: «Графу и графине Баркс, лично в руки». Эстелла обернулась к подозрительно притихшему ворону.

– Не ты, случайно, почту разносил?

Возмущенное «Карр-Кар!» было вполне очевидным ответом.

– Лучше больше не оскорбляй его такими предположениями, – посоветовал Мэлоун. – А то можешь не надеяться на хорошее расположение.

Эстелла пробурчала:

– Перестань меня поучать.

Развернула вложенное в конверт письмо и издала разочарованный вздох. Тот же размашистый почерк, что на конверте, но вот прочесть написанное было решительно невозможно. И вовсе не из-за неразборчивости, каждая буква была выведена с тщательностью, какой обладают законченные педанты или очень старательные дети, недавно научившиеся писать и гордящиеся этим. Буквы складывались в слова, значения которых Эстелла не могла понять. Она с досадой бросила письмо на стол, около которого стоял Мэлоун.

– Знаешь, что это за язык?

Она спросила наугад, вовсе не надеясь на положительный ответ, но Мэлоун, лишь мельком взглянув на письмо, так побледнел, что стало ясно: попала в точку.

– Дело не в языке, – нехотя протянул он. – Но прочесть могу, да. Только нужно время.

– Не страшно, до утра полно времени, никто и не заметит нашего отсутствия, – Эстелла поудобнее уселась в кресло, однако Мэлоун положил письмо обратно в конверт.

– И еще нужны кое-какие ресурсы, а в этой комнате их нет. Во всем поместье вряд ли отыщутся. Придется мне ненадолго съездить домой.

С этими словами он спрятал письмо во внутренний карман сюртука, а следом и остальную пачку.

– Хэй! – возмутилась Эстелла, преградила путь к выходу из библиотеки. – Не думай, что позволю тебе унести их в неизвестном направлении.

– А придется, – Мэлоун обошел ее, будто пустое место. – Тебе придется поверить, что я вернусь с расшифровкой, или попытаться прочесть самой.

Перешагнул порог, не оборачиваясь, и Эстелла вынуждена была почти бежать за ним следом по коридору.

– Ты не оставляешь мне выбора!

Она бы многое хотела наговорить, пусть потом и пришлось бы об этом жалеть. Уже набрала побольше воздуху, чтобы начать тираду, поравнялась с Мэлоуном… и едва не столкнулась с вышедшим из-за поворота поверенным.

– О, вот и замечательно, – он улыбнулся так натянуто, что не было сомнений: все совсем не «замечательно» – Мы как раз вас разыскивали, графиня.

– Мы? – Эстелла заглянула поверенному через плечо. Заметив стоящую там, нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу фигуру, процедила сквозь зубы: – Дядя Вилтон? Вам-то я зачем понадобилась? Мы, кажется, все уже обговорили.

– Я бы так не спешил на вашем месте, – поверенный примирительно поднял руку. Взглянул на Мэлоуна и покачал головой. – Это конфиденциальный разговор.

Толстая папка с бумагами в руках поверенного не предвещала ничего хорошего, а чересчур довольное, прямо-таки сияющее, лицо двоюродного дядюшки это только подтверждало.

– У графини нет от меня секретов, – вмешался Мэлоун. Эстелла в знак благодарности взяла его под руку. Услышать плохие новости в одиночку было так страшно, что ноги подкашивались.

– И лучше нам поговорить как можно скорее, – как голосу удавалось оставаться твердым, Эстелла не представляла. Быть может, помогло присутствие усевшегося на плечо Гаруша? – У меня нет времени на пустяки.

Она открыла дверь в ближайшую, гостевую комнату, села на мягкий бархатный диван, указала поверенному на точно такой же напротив себя. Удивленно вскинула брови, когда дядя разместился рядом с ним. Даже Мэлоун остался стоять позади дивана, не позволяя себе такой наглости.

– Речь, кажется, шла о конфиденциальном разговоре? – Эстелла красноречиво кивнула в сторону двери, но дядюшка Вилтон только заулыбался шире прежнего.

– О, девочка моя, сначала выслушайте до конца. Помощь вам определенно понадобится.

Проигнорировать его. Пусть сколько угодно фамильярничает. Не говорить ни слова. Даже не смотреть в его сторону. Только на поверенного. Выпрямить спину, и обращаться только к нему.

– Я верно понимаю, вы что-то обнаружили в их бумагах? – спросила она, указав на папку, лежащую у него на коленях.

Поверенный тут же раскрыл папку, словно получил разрешение, которого так ждал.

– Увы, графиня, но ваши родители, как оказалось уже при беглом изучении, посвящали меня не во все свои финансовые дела. Денежные переводы, довольно частые, на несколько счетов, я постараюсь выяснить, кому они принадлежат, но обещать не могу. Закладные, о которых они умалчивали…

От сказанного голова шла кругом. Эстелла не выдержала, прервала поверенного:

– Избавьте меня от подробностей, лучше скажите в двух словах, что вас так обеспокоило.

– Я не хотел вас пугать вот так сразу, но… ладно. Боюсь, единственное, что родители вам оставили – огромные долги. Настолько огромные, что их едва покроет стоимость всего поместья.

Эстеллу будто ледяным душем окатили.

– Всего поместья? – только и смогла выговорить она. Настолько шокированная, что и не подумала возразить, когда дядя сел рядом, накрыл ее ладонь своей.

– Вам не о чем беспокоиться, девочка моя, – слова казались похожими на сладкую патоку. – Разве могут самые близкие оставшиеся родственники позволить случиться такой несправедливости? Господин Ниддель верно поступил, что обратился ко мне с этой бедой.

Если бы Эстелла могла, то испепелила бы поверенного взглядом. Какое он имел право? Хотя, наверное, имел, ничего с этим не поделать.

– И что же вы предлагаете, дядя?

Она едва не вскрикнула, когда когти Гаруша впились в плечо. Погладила по голове, пытаясь успокоить его. Или, скорее, себя.

«Это какое-то недоразумение. Должно быть так. Поверенный что-то напутал». Противный внутренний голос тут же возразил, что поверенный никогда ничего не путает.

– Лучше обсудим это в приватной обстановке, девочка моя, – интересно, дядя и правда надеялся, что поток этого сладкого сиропа перебьет всю накопившуюся горечь? – Вам не придется продавать поместье за долги чужим людям, я не могу допустить такой несправедливости.

– Хотите сами выкупить его? – догадалась Эстелла. – Очень щедрое предложение.

Слишком щедрое, чтобы не предполагать никакого «но». Впрочем, об условиях догадаться несложно, дядюшка вполне ясно их озвучил еще в обеденном зале.