Мэлоун отвернулся к окну, пытаясь прогнать наваждение. От слепящего солнца пришлось крепко зажмуриться.

– Ты знаешь: доверенное лицо.

– Не смеши. Почему в таком случае я не видела тебя здесь… лет десять?

Слишком давно. Недостаточно, чтобы забыть. В голове снова зазвучал тот же вальс, что звучал тогда. Музыканты и правда так фальшивили, или все дело в причудах памяти? Мэлоун не мог сказать этого с уверенностью, но, судя по ритмичному топоту ног, смеху, громким оживленным голосам, никого это не беспокоило.

Сколько же прошло?

– Одиннадцать лет. И мне не обязательно было самому сюда приезжать, чтобы общаться с твоими родителями.

– Но они ни словом о тебе не обмолвились с того лета.

Стоило Эстелле отойти за одну из колонн в форме обвитого лозой ствола дерева, и скрыться из виду, как все еще сидящий на плече Мэлоуна ворон сжал когти. Едва удалось сдержаться и не вскрикнуть от боли.

– Можешь не верить ни одному моему слову, – глубоко вдохнув, Мэлоун прошел в центр зала. Поморщился от того, как громко эхом отдается каждый шаг. – Твое право, но я к смерти твоих родителей не имею никакого отношения. И точно не предполагал, что будет в завещании. Наверняка у них были веские причины так поступить. Но если выдался такой шанс, я не собираюсь его упускать, – он погладил ворона по макушке, и полушепотом добавил: – Особенно, если больше ничего не светит.

Краем глаза заметив под «корнем» ближайшей колонны заколку из розового камня, Мэлоун поднял ее.

– И поэтому ты решил обокрасть меня?

Стоило это услышать, как заколка хрустнула в руке.

– Тебе этого не понять, ты никогда ни в чем не нуждалась, и не будешь. – Мэлоун машинально сунул осколки в карман. – Родители тобой гордились.

– Очень смешно. Так гордились, что теперь мне придется доказывать право называться их дочерью.

Мэлоун отвернулся и крепко стиснул зубы, чтобы не выпалить вслух: «Ты так и не поняла ничего. Они защитить тебя пытаются. Даже сейчас, когда сами мертвы». До сих пор он лишь догадывался об этом, но теперь, когда услышал их последнюю волю, все сомнения исчезли.

Но ей ни к чему об этом знать.

– Боишься, что не справишься? – бросил он нарочито-равнодушно. – Тогда тебе и правда будет достаточно получить содержание. Так проще: быть хозяйкой поместья – тяжелая ноша.

Эстелла громко фыркнула.

– Раз уж ты заговорил о роли хозяйки, – она протянула к ворону руку и даже не отдернула, когда тот, широко раскрыв клюв, издал вполне угрожающее «Карр!». – Идем, Гаруш. Нехорошо оставлять гостей одних так надолго, они могут заскучать.

Казалось, ворон вот-вот клюнет бледную ладошку с длинными тонкими пальцами. Не в первый раз, судя по свежей царапине. Мог, легко, но не стал. То ли впечатлился бесстрашием хозяйки, то ли просто передумал, взмахнул крыльями и перелетел с плеча Мэлоуна на руку Эстеллы.

Она развернулась, снова беззвучно, дошла до самой двери. По-прежнему не касаясь пола. Чушь. Чулки и легкая походка, только и всего. Только у порога, будто опомнившись, надела туфли. Цок-цок. Невысокие, но громкие каблучки. Цок-цок. «Я иду, я иду». Вдаль, по коридору.

«И что я встал столбом?» – Мэлоун отвесил себе мысленную оплеуху. Догнать Эстеллу не составило труда, как бы она ни спешила избавиться от его присутствия.

– У вас разве нет более важных дел? – бросила она через плечо, когда они почти поравнялись.

«Мы вроде уже перешли на «ты»?» – хотел было спросить Мэлоун, однако вовремя заметил около входа в столовую трех беседующих вполголоса женщин. Чересчур ярко накрашенных, разряженных в пух и прах. Чинно попивающих вино из хрустальных бокалов. Будто не провожать умерших пришли, а на праздничный фуршет.

А ведь на церемонии прощания их не было. Получается, и впрямь явились сюда за развлечением, Эстелла права.

Как странно это признавать.

Заметив, что одна из женщин бросила взгляд в его сторону, Мэлоун подхватил Эстеллу под локоть и зашагал рядом. Она и отдернуть руку не успела, только вздрогнула. И лишь после того, как они прошли мимо совсем ненужных ушей, еле слышно прошипела:

– Что это значит, не потрудишься объяснить?

Выходит, она не собирается устраивать скандал при всех? Похвально.

– Не-а, – Мэлоун едва скрыл улыбку.

«Не раньше, чем научишься правильно задавать вопросы».

А «праздничный фуршет», как оказалось, был в самом разгаре. Гости, разбившиеся на группки вокруг высоких столиков с закусками, вовсе и не нуждались в присутствии «виновницы торжества». Не сразу даже обратили внимание на ее появление.

– Бедняжке теперь, должно быть, трудно придется, – донеслось от ближайшего столика. – Совсем одной. Но мы ведь не оставим ее в этой беде, правда?

«Уж теперь-то точно расстараетесь», – Мэлоун мысленно позлорадствовал: если кто из них надеется урвать кусочек наследства, а таких тут едва ли не каждый первый, им придется постараться.

– Разумеется, не оставим, – продолжал один из стервятников, как ни в чем не бывало. – Распоряжаться огромным поместьем – не дело для столь юной девушки.

При этих словах Эстелла крепко сжала руку и что-то произнесла одними губами. Мэлоун наклонился ближе, шепнул:

– Хорошо их знаешь?

Эстелла мотнула головой и нарочито громко зацокала каблучками.

– Простите, заставила так долго себя ждать. Пришлось решить кое-какие неотложные дела, – ее звонкий голос пронесся по всей столовой, заставив гостей обернуться. Только после этого добавила: – Благодарю, что проводили, Мэлоун.

Вот как, как можно умудриться оставаться подчеркнуто вежливой, но чтобы при этом в каждом слове звучало: «Теперь отвали и больше не приближайся»? От растерянности Мэлоун не нашел, что ответить. Эстелла же с гордо поднятой головой удалилась в противоположный конец зала, перебирая пальцами перышки ворона на плече. Тот обернулся, склонив голову с таким сочувственным видом, что Мэлоун почти услышал:

– Дерррржись, дррруг.

Чего только не померещится. Мэлоун встряхнул головой. У него ведь и вправду есть дела важнее, чем… просто важнее. Для начала оглядеться внимательнее. Подойти к самой шумной компании – самой молодой, к тому же. Понять, что их больше заботит недавняя поездка одной из них на тропические острова и какой-то Энди, оставивший на память ожерелье из редких ракушек. Пройти мимо. Сплетни, конечно, отличный способ узнать побольше, но в этот раз – побольше лишнего.

Нет, с этих вряд ли будет толк. Разве что взять с их стола аппетитно выглядящую тарталетку с лососем. Кусочек нежной, чуть подсоленной рыбы растаял во рту. Мэлоун даже приостановился и закатил глаза от удовольствия.

«Ты сюда деликатесами лакомиться пришел, или как?» – пришлось напомнить себе. Мэлоун проглотил остаток рыбы и едва не наткнулся на бесцельно бредущую по залу старушку. Маленькую, сгорбленную на один бок, с подобием шарфа из черных перьев вокруг шеи. Она и не заметила, как Мэлоун резко затормозил в шаге от нее. Вообще не глядела, куда идет, только на Эстеллу, уже беседующую с какими-то дальними родственниками.

– Тебе не к лицу черные крылья, нет-нет, – пробормотала старушка себе под нос, покачала головой. – Не должны были так с тобой поступать. Не должны оставлять одну…

Порой вскользь брошенная фраза, мимолетный жест – и в голове будто что-то щелкает. Не раздумывая, Мэлоун двинулся следом за старушкой. Одно быстрое движение…

– Простите, вы обронили, – тонкая серебряная цепочка с потемневшим от времени медальоном, которая еще мгновение назад была у старушки на шее, теперь оказалась у Мэлоуна в руках.

– А? – старушка обернулась, увидела медальон и в ужасе прикрыла рот рукой. – Я совсем рассеянная стала, да.

Она протянула руку, однако Мэлоун чуть помедлил, прежде чем отдать ей медальон.

– По-моему, вы одна из немногих здесь скорбите по-настоящему, – наклонившись ближе, доверительно произнес он. – Мои вам соболезнования, леди…

– О, тут нечему соболезновать, – на лице старушки мелькнула такая ярость, что Мэлоун невольно отшатнулся. А она, сгорбившись еще сильнее, добавила: – Зови меня бабушкой Клодетт, не нужно «леди». Ты же, наверное, тоже из моих внуков, да? Конечно, да, у меня их столько, внуков, всех и не упомню. Который ты?