– Историю о растирании снегом, – продолжил отец, – мы узнали вместе с лечащим врачом, который поинтересовался, между прочим, где же ты так сильно простудилась. Выслушав твой рассказ, она решила разобраться в ситуации, записав фамилии пострадавших мальчиков в блокнот. Позже выяснилось, что эти детки тоже больны.

Предполагалось, что после этой истории должны последовать выводы.

Лана же сидела со скучающим видом. Широко зевнув, она поинтересовалась:

– Со мной всё ясно. Мальчиков за что?

– Не помню, да и речь не об этом. Помню, разгорелся ужасный скандал! А ты с удовольствием пересказывала эту историю снова и снова, лишь стоило попросить. Этакий свидетель с молочными зубами! Воспитательницу и нянечку сняли с работы. Ну, а мы с мамой, перевели тебя в другой садик, от греха подальше.

– Понятно, – выдохнула Лана, – ты считаешь, что я зря погорячилась на работе.

– Я считаю, что скандалами ничего не решишь. Зато врагов наживёшь много. Пойми, противостояние – каменная стена, о которую можно расшибить лоб, при сильном упорстве, но умным такого человека никто не назовёт.

– Да, – вздохнула Лана – Ты прав. Я это осознаю, но не могу с собой ничего поделать. Просто тормоза отключаются, когда я вижу несправедливость. Ладно, оставим это, папа. Могу обещать одно – буду стараться вести себя спокойней. Правда, не уверена, что получится. Спасибо за ужин.

В двенадцатом часу вечера в подъезде раздался истошный женский крик, точнее вой.

Прежде чем выйти из квартиры, Борис Сергеевич строго на строго запретил Лане высовывать нос наружу. Не тут было. Лана последовала за отцом, прозорливо прихватив с собой мобильный телефон. На их этаже собирались соседи.

– Что случилось?

Ответила Матильда, соседка с третьего этажа, маленькая, сухонькая старушка, которая всем строго настрого запретила называть её по имени отчеству, видите ли годов ей это добавляет. О возрасте бабы Моти можно было лишь догадываться. Сама она на эту тему говорить отказывалась.

–Нину убили. Душегубы, – всхлипнула она, – Ох, горе то какое!

Георгий Андреевич держался мужественно. Он стоял в стороне, крепко приживая жену, бившуюся в истерике. По его лицу текли слезы.

– Гера, чем помочь, – это был даже не вопрос, просто Борис Сергеевич не мог найти слов. Приблизившись к товарищу, он положил руку ему на плечо.

Столь близкое дыхание трагедии отравляет. Борис Сергеевич посмотрел на дочь, и почувствовал леденящий сердце ужас.

– Чем тут поможешь, – едва слышно отозвался Георгий Андреевич, – нет больше нашего ребёнка…

– Не топчитесь вокруг трупа, – деловито распорядился Иннокентий Семёнович, нервно теребя тщедушную седую бородку, – все следы преступления изничтожите! Сидите по домам!

– Сам-то чего не сидишь, умник? – напустилась на него Матильда, – у людей горе, а ты несёшь не весть что!

– Горю уже не поможешь, а следствию…вполне! Мы все заинтересованы в том, чтобы убийцу нашли и наказали! – Иннокентий Семёнович, после того как вышел на пенсию» начал фанатеть по классическим детективам, поглощая их с жадностью в неимоверных количествах. Это очень развивало память, логику и мышление. Восьмидесятилетний «живчик» с молодым озорным взглядом в обрамлении паутины глубоких морщин, да ещё и бросающий неравнодушные взгляды на огненно-рыжую Матильду.

Требование старика все дружно проигнорировали и расходиться не стали. Это было не простое любопытство, нет, люди выглядели подавленными и искренне сопереживали родительскому горю. Тем временем, старший по дому, вкручивал электрические лампочки на каждом этаже.

Загорелся свет.

–Кто-то должен умереть, чтобы Лёня оторвался от бутылки с водкой и занялся своими обязанностями, – задумчиво изрёк Иннокентий Семёнович, и перехватив гневный взгляд Матильды, подал знак руками, что умолкает.

Свет выдернул из темноты труп убитой девушки. Открывшаяся картина была ужасной. Нина лежала на животе, с раскинутыми в сторону ногами. Одна туфелька слетела с ноги и оказалась несколькими ступенями ниже. Немного поодаль сиротливо поблёскивала пайетками маленький черный клатч. До квартиры ей оставался один лестничный пролёт. Кому могла помешать весёлая и добрая девушка?

Вскоре приехала полиция. Всех попросили разойтись по своим квартирам и не мешать работать следственно-оперативной группе.

Последним место происшествия покинул Иннокентий Семёнович. Каким-то чудом, ему удавалось оставаться незамеченным для сотрудников полиции, пока, с умным видом, он не полюбопытствовал у строгой женщины -судебно-медицинского эксперта, осматривающей       труп, про ширину странгуляционной борозды.

– Почему гражданский на месте происшествия?!– рявкнула чернявая дама средних лет с острым, как лезвие взглядом, – Уберите деда! Мне помощники не нужны.

Оперативники сопроводили «народного» следователя до квартиры, не обращая внимания на несколько выдвинутых им версий, которые он настойчиво хотел отработать, и наказали не высовываться.

В постели Лана оказалась только рано утром, после утомительной беседы со следователем и после «слоновой» дозы успокоительного.

Каменные стены двухэтажного особняка заботливо объял сосновый бор, даря ему свою прохладу и целительную силу. Райский уголок в нескольких часах езды от Санкт-Петербурга на берегу Дубковой бухты Финского залива, где так любил уединяться Николай Игнатьевич. Его семья не знала о существовании этой «дачи» и о том, что большую часть служебных командировок он проводил именно здесь в абсолютном покое.

Высокий каменный забор и тенистые аллеи надёжно укрывали жизнь обитателей виллы от посторонних глаз. Территория надёжно охранялась. В доме был штат прислуги: садовник, несколько помощниц по хозяйству, повар и конюх. Депутат обожал животных, особенно собак и лошадей, периодически пополняя конюшню породистыми скакунами, от грации и мощи которых захватывало дух. Полгода назад ему подарили двух щенков Кане-корсо, которых привезли из Италии. Черного кобеля он назвал Коррадо, а серо-голубого Бенджамин.

Развалившись в кресле у бассейна, который был размещён в левом крыле здания, там же где и баня, Николай Игнатьевич потягивал пиво и читал свежую газету. Анна, получившая статус его «любовницы» несколько недель назад, в купальнике золотистого цвета, рассекала голубую гладь. Стройный силуэт, красиво подсвечивался из-под воды декоративными светильниками.

Возле ног Николая Игнатьевича мирно сопели Бенджамин и Коррадо, в окружении «собачьих» игрушек, которые с их появлением были повсюду, словно в доме появились маленькие дети.

Помощник Константин внезапно материализовался прямо перед шефом, с бумажным пакетом в руках, нарушая его умиротворение.

– Николай Игнатьевич, – громыхнуло сверху.

Депутат вздрогнул, обливая пивом голый живот и газету.

Добряк Коррадо даже глаз не открыл, ну а Бенджамин угрожающе гавкнул, зевнул и уволившись головой на хозяйский тапок сладко уснул.

– Мать твою за ногу! – выругался он. – Являешься словно приведение!

– Простите, босс. Вопрос срочный! Вы сказали как будут новости, доложить!

– Присядь! – приказал депутат, указывая помощнику на соседнее кресло. – Больно ты высокий.

Действительно, это был огромный детина двухметрового роста. Белая футболка в обтяжку подчёркивала внушительного размера бугры на руках и оттеняла смуглую кожу. Брюнет с правильными чертами лица, вот только излишне суровый и насупленный, благодаря чему он выглядел лет на десять старше своего тридцатилетнего возраста. Любитель спорта и «железок», но при всём при этом умный и сообразительный. Николай Игнатьевич считал его лучшим своим «приобретением» за последние десять лет. Сила и черный пояс по карате шли приятным бонусом к его интеллекту! Правда, был один жирный минус в Косте – совестливость, но этот недостаток Николай Игнатьевич предполагал искоренить примерно через год совместной работы, поощряя «правильное» поведение хорошими деньгами.